Генеральный штаб в годы войны - С Штеменко

Я бросился к телефону. Предупредил КП не давать залпов по окончании чтения приказа. Потом позвонил на радиостудию, где Левитан уже кончил читать, и попросил, чтобы он повторил все сначала, но обязательно назвал бы фамилию Конева.

Левитан почти без паузы стал читать приказ вторично, а я опять позвонил на КП и распорядился, чтобы давали теперь салют, как полагается. Все это происходило на глазах у Верховного Главнокомандующего. Он, казалось, следил за каждым моим движением и, когда мне удалось наконец исправить свою ошибку, сердито бросил:

- Можете идти.

Я собрал карты со стола, вышел и стал ждать А. И. Антонова.

- Плохо дело,- сказал Алексей Иннокентьевич, выйдя из кабинета.

Так как до меня сменилось уже пять начальников Оперативного управления, я знал, чем это пахнет. По правде говоря, чувство было двоякое: с одной стороны, я был опечален, а с другой - обрадован. Отстранение от должности дало бы возможность уйти на фронт. Этого хотели многие из нас, поскольку служба в Генеральном штабе требовала тогда невероятного и притом постоянного нервного напряжения. Да и вообще стремление на фронт было в то время естественным для каждого советского человека.

Злополучную недомолвку в заголовке приказа ни у нас в Генштабе, ни на фронте никто не заметил. Были только вопросы, почему два раза читали приказ. Но мы-то извлекли для себя урок. Всем строго-настрого было приказано не делать никаких сокращений в черновиках, текст и заголовки писать полностью.

Два дня я не ездил в Ставку, и по утрам Верховный не звонил мне, как прежде. Все вопросы, касающиеся Генштаба, он решал теперь только с Антоновым.

На третий день, когда А. И. Антонов поехал с очередным докладом в Ставку, поступило сообщение об освобождении войсками 2-го Украинского фронта какого-то крупного населенного пункта. Мы, как обычно, спешно подготовили "шапку" благодарственного приказа. Я позвонил Поскребышеву и попросил доложить ее Антонову. И почти тотчас же мне позвонил Алексей Иннокентьевич.

- Приезжайте с приказом сами...

Через несколько минут я входил в кабинет Верховного.

- Читайте,- приказал он.- Фамилию не пропустили?

Я прочитал и получил разрешение передавать приказ в эфир. С той поры опять все пошло по-прежнему.

"Салютные приказы", как мы их называли, день ото дня доставляли нам все больше хлопот. Мы едва поспевали писать их. Иногда бывало так, что в радиостудию приказ доставляли частями. Ю. Б. Левитан читал вторую страницу, а третью еще везли ему. Но и Левитан, и мы как-то выходили из положения. Все заканчивалось хорошо, и вдруг - новая осечка.

Произошла она в самом конце войны, когда дали уже салют за взятие Берлина. В приказе по этому случаю не упомянули фамилию генерала В. В. Новикова. То ли штаб фронта не назвал его, то ли ошиблись мы в Генштабе, но объективно получилось так, что 7-й танковый корпус вроде бы непричастен к овладению столицей Германии. На следующий день В. В. Новиков прислал телеграмму на имя Верховного Главнокомандующего, выражая в ней свое возмущение.

Верховный Главнокомандующий очень бранился. Употребил по нашему адресу несколько нелестных эпитетов. Высказал предположение, что Генштаб, видимо, пропускал фамилии и других командиров. А в конечном счете последовало распоряжение: издать для Новикова отдельный приказ, переслать ему лично, но по радио не передавать и виновных наказать. 4 мая Сталин сам подписал этот приказ за No 11080. В нем говорилось:

"7 гв. танковый корпус генерал-майора танковых войск Новикова, как ошибочно не попавший в приказ Верховного Главнокомандующего в список соединений, участвовавших в овладении Берлином, дополнительно включить в приказ и представить части корпуса к присвоению наименований Берлинских и к награждению орденами".

В. В. Новиков, видимо, был удовлетворен. Но нам это принесло неприятности - наказали несколько человек...

В годовщину Октябрьской революции, Первого мая и в День Красной Армии писались особые приказы и также объявлялись для всей страны по радио. В этих приказах военного времени обязательно давалась краткая характеристика положения на фронте, ставились от имени партии и правительства задачи войскам и труженикам тыла на ближайшее будущее, а также воздавалось должное героям войны и труда. Затем появились праздники разных родов оружия: День артиллерии, День танкиста и другие. В эти дни в Москве тоже стали греметь салюты, а теперь советской столице вторят и города-герои.

Салюты с иллюминацией прочно вошли в ритуал наших всенародных праздников.

8 мая 1945 года в Карлсхорсте - пригороде Берлина - был подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Гитлеровская военная машина разрушилась. Третий рейх пал.

Ночь на 9 мая мы провели, однако, в тревоге. Выполнят ли фашистские заправилы условия капитуляции или отнесутся к ним так же, как относились в прошлом к другим своим международным обязательствам? К утру эти опасения стали рассеиваться: в Генштаб и в Ставку начали поступать доклады о том, что немецкие войска повсеместно складывают оружие и сдаются в плен. Только в Чехословакии положение оставалось напряженным. Там противник не капитулировал, по-прежнему оказывал сопротивление и пытался отойти на юг и запад. Войска 1, 4 и 2-го Украинских фронтов спешили на помощь восставшей Праге, нанося по врагу мощные удары.

Туда же устремились из-под Берлина две гвардейские танковые армии - 3-я и 4-я. С рассветом они ворвались в столицу Чехословакии. Совместно с пражанами город был полностью очищен от врага в течение нескольких часов. А во второй половине дня в Прагу вступили войска 4-го Украинского фронта. К вечеру сюда же подошли войска 2-го Украинского фронта. Жалкие остатки вермахта под командованием гитлеровского фельдмаршала Шернера и генерала Велера выбивались из последних сил, и по всему было видно, что конец их недалек.

В Москве же тем временем шло ликование. 9 мая было объявлено всенародным праздником - Днем Победы. Приказ на победный салют мы написали с утра. Вопреки обыкновению, на этот раз для передачи его по радио Ю. Б. Левитан был вызван в Ставку. Отсюда же, из Кремля, в 21 час И. В. Сталин обратился к советскому народу с краткой речью. Он объявил, что капитуляция фашистской Германии стала реальностью, однако не умолчал о сопротивлении группировки Шернера и Велера.

- Но я надеюсь,- прибавил затем Верховный Главнокомандующий,- что Красной Армии удастся привести ее в чувство. Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день великой победы народа над германским империализмом. Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом...