Нарцисс в цепях - Гамильтон Лорел Кей

И тут я услышала — крики, драку. Бой уже шел. Хотя еще вдалеке. Хорошая новость — что помощь уже идет, плохая — что Химера знает об этом, а я с ним одна. Ладно, не одна, но никто из прикованных к каменной стене мне не поможет.

Он повернулся ко мне с лицом, настолько полным гнева, что оно стало зверским даже без смены облика.

— А зачем ты захватил всех этих альф? — спросила я. Удерживать его разговором — ничего другого мне не оставалось.

— Чтобы править их группами. — Слова были произнесены рычащим голосом сквозь стиснутые зубы.

— Твои змеи — анаконды. Захватил ты кобр. Ты не сможешь править змеями другого типа, чем твои.

— Почему? — спросил он, начиная красться ко мне, все еще в человеческом обличье, но с напряженной грацией зверя.

На это у меня не было хорошего ответа.

— И все эти альфы живы?

Он мотнул головой:

— Я слышу шум боя, Анита. Что ты сделала?

— Я? Ничего?

— Ты лжешь, я это чую обонянием.

О'кей, может быть, от правды будет польза.

— Звуки, которые ты слышишь, — это кавалерия скачет на выручку.

— Кто? — почти прорычал он. Он все так же крался ко мне, я все так же отступала.

— Рафаэль и его крысолюды. А еще, быть может, и волки.

— В этом здании сотни гиен. Твоя кавалерия через них не прорвется тебя спасти.

Я пожала плечами, боясь сказать правду, боясь, что он отыграется на любовниках гиен. А лгать я не осмеливалась, потому что он учует. Так что я просто продолжала пятиться. Мы уже были почти у двери. Если я ее открою, может быть, он за мной погонится. Может быть, я его заведу в засаду — из одной себя.

Перед дверью появился Абута. Я о нем забыла, и это была беспечность. Не фатальная — пока что, — но беспечность.

Я прижалась спиной к стене, чтобы видеть обоих.

Абута остался у двери — явное указание, чтобы я не совалась к ней. Химера же подбирался все ближе. Оказаться между оборотнем-универсалом и змеей — не совсем меж двух огней, но близко к тому.

Химера перетек в другую свою форму. Я годами наблюдала за переменами оборотней, и это всегда было бурно или грязно. Но сейчас это было... восхитительно. По телу его потекла чешуя, как вода. Не было прозрачной жидкости, не было крови, ничего не было, кроме перемены, будто он перешагнул из одной формы в другую, как превращается в Супермена Кларк Кент. Быстро, почти моментально. Он даже с шага не сбился. Одежда спала с него как лепестки увядшего цветка, и он вышел в виде змеиного царя Коронуса. Огромный змеечеловек остановился, застыл в неподвижности, столь любимой рептилиями. И я застыла. Наконец он повернул голову, глядя на меня медным глазом. Черт его знает, как он при этом сохранял объемное зрение.

— Я тебя помню. Химера велел нам тебя убить. — Он огляделся и медленно произнес: — Где мы?

Тут же он согнулся пополам, как от боли, и следующая форма была человеческой, но не Орландо. Он стал Буном, и не успели еще недоуменные глаза Буна что-нибудь рассмотреть, как он стал львом. На миг я подумала, что это Марко, но он не мог быть Марко и Коронусом одновременно. На это даже Химера не способен.

Он был золотистым, загорелым, мускулистым, мужественным, грива вокруг получеловеческого лица развевалась почти черными прядями. Когти — как черные кинжалы.

— Вот эта форма воистину моя, — прорычал он. — Змея и медведь похожи на Орландо — они все еще в себя верят. Но я — все, что есть, а нет ничего, кроме Химеры.

Он потянулся ко мне, и я отпрыгнула. Я подбежала к висящим, потому что знала, что они помешают ему пройти, замедлят, и в последнюю секунду повернулась, упала на пол и поехала прочь от когтей как мартышка. Они бы его задержали, но он их располосует, чтобы до меня добраться. Такого я допустить не могла.

Он загнал меня в дальний угол комнаты, далеко от двери и от Мики. Наверное, он мог бы поймать меня быстрее, но он не спешил. Не знаю почему. Звуки боя стали ближе, но еще не очень близко.

Химера шел ко мне, как воплощение грации в оболочке грубой силы, гора загорелых мышц и меха, сверкавшего в свете ламп. Он открыл пасть и зарычал — такой звук я до сих пор слыхала только в зоопарке. Кашляющий рев заставил меня выпрямиться. Зик и Бахус обещали прийти вытащить нас до того, как начнется драка. Они не смогли или солгали, но я не собиралась сдаваться без боя, и не собиралась падать с криком. Я ждала, пока он приближался, как кошмар в замедленной съемке, прекрасный и страшный, как бестиальный ангел.

Вдруг во мне теплой волной вскипел ardeur,разливаясь по коже, исторгая стоны из горла. В последний раз он возник из-за близости Ричарда. На этот раз... быть может, просто настало время ему питаться. При слове «питаться» я осознала, что уже проснулся Жан-Клод, и когда он поднялся в подвалах «Цирка», во мне поднялся ardeur.

Химера застыл на месте, тряся огромной гривой.

— Что это?

— Это ardeur, —ответила я.

— Что?

—  Ardeur,огонь, голод, — объяснила я.

С каждым словом ardeurрос как тяжесть, и эта тяжесть терлась о моего зверя. Он рванулся наружу из тугого плена внутри меня, и два отдельных жара поднялись изнутри, разливаясь по телу, таща меня к Химере. Я уже не боялась его, потому что я чуяла его страх. Никогда не надо бояться того, кто боится тебя. Разумная часть меня самой помнила, что это не всегда так, что испуганный человек с ружьем скорее тебя застрелит, чем смелый, но те части моей личности, которые еще могли думать, ускользали прочь, оставляя во мне только инстинкты. И тому, что осталось, запах страха нравился. Напоминал о пище и сексе.

Химера попятился, и мы медленно пошли обратным путем, и теперь я на него наступала. Я кралась за ним, как он крался за мной, и я еще успела отметить, что ставлю ноги одну перед другой, как кошка, и почти след в след. Дикая грация этой походки раскачивала мои бедра, спина выпрямилась, плечи отошли назад, руки висели по швам почти неподвижно, но торс свело напряжением, предвкушением действия, насилия. До того ardeurвсегда одолевал голод зверя, но сейчас, когда я кралась за Химерой, за мускулистым телом, которое от меня пятилось, я думала о мясе. Зубы и когти — и плоть, чтобы рвать ее, кусать, кромсать. Я почти ощущала вкус его крови — обжигающей, горячей, скользящей в рот, в горло. Это был не только голод моего зверя, но и жажда крови Жан-Клода, и тоска Ричарда по мясу. Все это вместе, и ardeurпронизывал все это, и один голод разжигал другой бесконечной цепью, змея, поедающая собственный хвост, Уроборос желаний.

Химера перестал убегать, прижался спиной к белому занавесу. Мы почти вернулись к Черри и Мике. За спиной Химеры, за занавесом, была сплошная стена.

— Кто ты? — спросил он голосом придушенным, пронизанным пульсирующим страхом. Он понюхал воздух, раздувая ноздри. — У тебя даже запах переменился.

— И как я теперь пахну?

Я тронула его грудь кончиками пальцев, не зная, что он будет делать. Он не отодвинулся. Я прижала ладонь к его сердцу и ощутила густой тяжелый ритм, будто я могла его погладить, будто провела рукой по телу барабана. И я поняла в этот момент, чего он хочет больше всего на свете. Он хотел умереть. Кто бы ни оставался в ядре его, что бы ни осталось от бывшего Орландо Кинга, он хотел положить этому конец. Он пытался убить себя с той минуты, как узнал, что ему предстоит стать вервольфом. И не передумал. Он просто не мог заставить себя совершить самоубийство — по крайней мере прямо.

Я наклонилась к нему поближе, прижалась к нему, положив руки ему на грудь.

— Я помогу тебе, — шепнула я.

— Поможешь? Как?

Но в голосе его был страх, будто он и так знал.

Мою грудь пронзила боль. Колени подогнулись, и Химера подхватил меня, осторожно, своими когтистыми руками. Машинально, наверное. Я увидела на миг глазами Ричарда гиенолака, рычащего ему в лицо, ощутила, как рвут грудь когти. Боль была страшная, треск костей, потом онемение, и Ричард не сопротивлялся ему. Он поддался онемению, разливавшемуся по телу. Я в тот же миг поняла, что Ричард хочет умереть, точнее, не хочет жить таким, как он есть. Боль заставила его потянуться ко мне, но руки его были слишком медленны, чтобы защититься. Он ни за что не признался бы, что дал себе умереть, но он хотел этого и потому слишком медленно двигался. Настолько медленно, что гиена вспорола ему грудь как дыню.