"Фантастика 2023-181". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Ахманов Михаил Сергеевич

Дома, укрепления, поля и джунгли лежали к югу, а на севере струилась река - такая, какой Дженнак не видывал за все три десятилетия своих странствий. Недаром звали ее Матерью Вод; была она могучей и обильной, мутновато-желтой и широкой, словно море Тайон; питали ее дочери и сыновья, другие большие реки, а к ним неслись тысячи речек поменьше, коих можно было бы счесть за внуков и правнуков их великой родительницы. Ее струи пронизывали весь север Нижней Эйпонны, от каменных стен Западного Хребта, от границ Арсоланы, Сиркула и Чанко до соленых океанских волн - и даже в них на многие и многие полеты стрелы оставался заметным след великого потока, росчерк желтого на синем и голубом.

Прибрежная отмель под ренигской крепостью была укрыта накатом из неошкуренных бревен, державшемся на вбитых в дно столбах железного дерева. Около этой грубой пристани замерли плоты и лодки, а среди них розовой громадой возвышался "Хасс" - потрепанный, но непобежденный. Его окованные бронзой балансиры были выпущены, шипастые "морские ежи" на прочных цепях утопали в мутной воде, с борта на причал были переброшены широкие сходни. Стрелки и копьеносцы, чтоб не мешать мореходам, чинившим такелаж, убрались в поселок и наверняка распивали сейчас с ренигами хмельное зелье да пугали их рассказами о страшной буре, настигшей "Хасс" у островов Йантол, отбросившей судно к югу и заставившей искать пристанища в дельте Матери Вод. Спасаясь от зноя, люди большей частью сидели в хижинах, но Дженнак видел и бродивших среди хижин, и небольшую толпу у дальних складов, сгрудившуюся около сказителя-бихара. Его певец все-таки не остался на иберском берегу у прекрасной владычицы с изумрудными глазами и сейчас, под звон лютни, повествовал о гигантских валах с пенными гребнями, о сорванных парусах и канатах, что лопались подобно тонким жилкам, о трещавших мачтах и грозном, хищном, свирепом завывании ветров. Впечатлений у Амада хватало; впервые он пересек Безбрежные Воды, впервые попал в смертельные объятия разбушевавшихся океанских волн, а значит, мог он сотворить песню еще занимательней, чем сложенная некогда О'Каймором.

Правда, на сей раз Дженнаку не встретился Морской Старец и до схватки с ним дело не дошло. Но океан, взбаламученный сотнями щупалец Паннар-Са, и так нанес "Хассу" изрядный ущерб: часть парусов улетела к облакам вместе с реями, к которым они крепились, многие канаты лопнули, щиты по правому борту были снесены напрочь, а один из громовых метателей сорвало, и тяжелый бронзовый ствол врезался в носовой помост. Но все же Пакити со своей командой справились вполне: кормчий разглядел в бушующих водах желтый речной след, свернул к берегу, направил корабль в одну из проток гигантской дельты, а затем, поставив парус и превозмогая течение, вывел "Хасс" к тому месту, где могучая река разливалась сотнями больших и малых рукавов. Здесь и предстали перед путниками дома и валы над крутым откосом - быть может, самое дальнее из ренигских поселений на Диком Берегу. Берег же этот простирался от границ Рениги до устья Матери Вод и дальше, до сеннамитской степи, огибая серпом всю восточную часть материка, низины Р'Рарды и плоскогорья, лежавшие меж ними и южной степью. Дженнаку здесь бывать не доводилось, но помнил он рассказы О'Каймора про Ренигу, Сиркул и прибрежные рардинские джунгли, населенную дикарями; помнил и читал об этом, а теперь вот увидел собственными глазами, хотя и не по своей воле.

Ну, все в руках Шестерых! - размышлял он, посматривая то на тянувшиеся к югу посадки какао, то на свой побитый волнами корабль и суетившихся на палубе мореходов. Все в руках Шестерых; и если Сеннам решил ненадолго прервать его странствие, значит, имелись в том некий смысл и некая цель. Какая? Сеннам подскажет, или вещий Мейтасса, или Хитроумный Ахау Одисс, прародитель… И не нужно спешить, так как боги не любят суеты и благосклонны к тем, кто проявляет выдержку. Торопливый же койот бегает с пустым брюхом.

Но самому Дженнаку голод не грозил - на циновке перед ним было тесно от блюд, точеных из плоских больших раковин, да стеклянных чаш, в которых переливались вина всех шести божественных оттенков. Кро'Таха, надевший, в знак уважения к гостю, накидку из перьев белого попугая и десяток пышных ожерелий, все придвигал и придвигал ему сосуды с терпкими, сладкими и кисловатымм винами, подносы с невиданными фруктами, с мясом кайманов и змей, с морскими тварями, запеченными в панцирях, с нежнейшей рыбой и лепешками, усыпанными молотым кокосовым орехом. Этот знатный рениг, надо отдать ему должное, умел и поесть, и выпить, и гостей уважить - особенно столь почетных, как светлорожденный открыватель Риканны, явившийся будто бы прямиком из легенд. Кро'Тахе было известно, кого он принимает - Дженнак своего имени не скрывал и не пытался изменить внешность. Имя его помнили в Срединных Землях, и внушало оно уважение, как и огромный драммар с тремя сотнями солдат и мореходов, с громовыми метателями, чьи жерла, зиявшие над бортом, могли разнести ренигскую крепость в клочья за время полусотни вздохов! И потому - или по причине врожденного гостеприимства - упитанный и хитроватый Кро'Таха старался изо всех сил. Сейчас он, расположившись напротив Дженнака, потчевал его вином и развлекал всевозможными байками: про свое владение и своих людей, про торговлю и виды на урожай, про обитавших в лесу тварей - и, разумеется, про людоедов арахака.

– Попробуй этого, господин мой, - приподняв пухлыми пальцами кубок с золотистым напитком, Кро'Таха поднес его Дженнаку. - Лучшее вино из самой Ро'Кавары! Клянусь клювом Паннар-Са!

Лишь эта забавная клятва, да еще то, что сидел он не на пятках, а скрестив ноги, как сидят на Островах, говорили о происхождении Кро'Тахи. Кейтабской крови было в нем не больше четверти, и кейтабцев он напоминал лишь невысоким ростом, широковатым лицом да слегка выпученными темными глазами. Но руки его казались не длинными, а скорее короткими, кожа была смуглей, губы - сочными, щеки - отвислыми, а лежавшее на коленях брюшко намекало на привычку к сытой и безопасной сухопутной жизни. И хоть выглядел сей потомок пиратов и завоевателей крепким мужчиной, но на предков своих, жилистых островитян с огромными ладонями, задубевшими от каната и весла, не походил. Никак не походил!

Отведав рокаварского напитка, Дженнак кивнул - вино в самом деле оказалось превосходным. Кро'Таха тут же передвинул к нему блюдо с чем-то непонятным - то ли червями, то ли желтоватыми корешками, исходившими паром в красном, как кровь, соусе.

– Попробуй, светлый господин. Пусть боб какао прорастет у меня на темени, если ты встретишь лучший мезри по ту и по эту сторону Бескрайних Вод!

– Мезри? Что это такое? - Дженнак осторожно подцепил червя обеденным дротиком.

– Улитки, мой повелитель, улитки, тушеные в остром подливе из перца. Улитки местные, каждая, изволишь видеть, длиной в собачий хвост, а перец привозной. Как и благословенное вино, коим одарил нас твой божественный предок.

Не в пример собачьим хвостам, улитки были сочными, пряными и таяли во рту. Очистив блюдо наполовину, Дженнак снова кивнул, отпил вина, дабы пригасить полыхавший на языке пожар, и произнес:

– Да будет с тобой милость Шестерых, Кро'Таха! Хоть и живешь ты в диком краю, но живешь, как человек, трудишься на земле, снимаешь урожай, торгуешь и копишь богатство. И видел я, что воинов в твоем поселении немного, а все больше рыбаки и земледельцы… Выходит, мир ты предпочитаешь войне! Это хорошо. Мудро!

По жизнерадостной физиономии ренигца скользнула тень.

– Боюсь, повелитель, что мое миролюбие скоро перережет глотку моему богатству. Сказано в Книге Повседневного: спорьте, не проливая крови, спорьте, но приходите к согласию. Так я и поступал во все дни жизни своей - спорил и торговался, позабыв о стрелах да топорах. Однако теперь…

Кро'Таха сокрушенно развел руками, всколыхнув свои пышные ожерелья и сотворил священный знак, коснувшись груди и дунув в раскрытую ладонь. Вид у него был самый прискорбный, но выпуклые глазки маслянисто поблескивали, заставляя вспомнить ходившую в Одиссаре пословицу: вороват, как кейтабец, хитер, как тассит, богат, как атлиец. Жители Рениги в ней не поминались, но были они, если уж не вороваты, то, несомненно, богаты и хитры.