ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ

Истории, расположенные по другим сторонам залы, были заказаны Джованни, брату Джентиле, но так как последовательность написанных им там картин зависела от того, что в значительной степени было уже сделано, но не завершено Виварино, следует кое-что сказать и о последнем. Итак, часть залы, которую не расписывал Джентиле, была поручена частично Джованни и частично названному Виварино, чтобы соревнование заставило всех работать как можно лучше. И Виварино, приступив к предназначенной ему части, написал рядом с последней историей Джентиле вышеназванного Отгона, который предлагал папе и венецианцам послать его для заключения мира между ними и Фридрихом – его отцом, и который, получив согласие, уезжает, отпущенный на слово. В этой первой истории помимо других вещей, достойных внимания, Виварино написал с прекрасной перспективой открытый храм с лестницами и многими людьми; и перед папой, который сидит в кресле, окруженный многочисленными сенаторами, стоит на коленях названный Оттон, приносящий клятву верности. Рядом с этой историей он изобразил Отгона, прибывшего к отцу, который радостно его встречает, а также прекраснейшую перспективу зданий; Барбаросса сидит в кресле, а сын его на коленях касается его руки, сопровождаемый многочисленными венецианскими дворянами, написанными с натуры так хорошо, что видно, как отменно подражал он природе. Бедняга Виварино доделал бы к великой для себя чести и то, что оставалось на его долю, но по воле Божьей, из-за переутомления и будучи слабого здоровья, он умер, не продвинувшись дальше. Однако даже и то, что он сделал, он не довел до совершенства, так что Джованни Беллини пришлось в некоторых местах его исправлять.

В то же самое время Джованни уже начал еще четыре истории, которые по порядку следуют за вышеназванными. На первой он написал названного папу в соборе Сан Марко, изобразив названную церковь точно такой, какой она была, разрешающего Фридриху Барбароссе поцеловать его туфлю; правда, по той или иной причине эта первая история Джованни была передана гораздо живее и без сравнения лучше превосходнейшим Тицианом. Между тем, продолжая порученные ему истории, Джованни на второй изобразил папу, служащего мессу в Сан Марко, и то, как он же затем с названным императором и дожем по сторонам представляет полное и вечное отпущение грехов посещающим названную церковь Сан Марко в определенное время и в особенности в день Вознесения Господня. Он изобразил там внутренность названной церкви и названного папу на ступенях, ведущих в хор, в облачении и в окружении многих кардиналов и дворян, образующих в своей совокупности эту сложную, богатую и прекрасную историю. На другой, под этой, мы видим папу в облачении, вручающего дожу зонт, после того как другой он передал императору и два оставил себе. На последней истории, написанной там Джованни, мы видим прибытие папы Александра с императором и дожем в Рим, где у ворот духовенство и римский народ подносят ему восемь разноцветных знамен и восемь серебряных труб, которые он передает дожу как знак отличия для него и его преемников. Здесь Джованни изобразил в перспективе в некотором отдалении Рим с большим количеством лошадей, бесчисленными пехотинцами и со множеством знамен и другими знаками ликования над замком св. Ангела. А так как эти работы Джованни, которые действительно были превосходны, всем бесконечно понравились, было отдано распоряжение поручить ему дописать в этой зале и все остальное, однако как раз в это время он, будучи уже старым, внезапно скончался.

До сих пор говорилось лишь об одной этой зале, дабы не прерывать рассказа о его историях; теперь же, возвращаясь несколько вспять, скажем, что сохранилось много и других работ, выполненных им собственноручно. Таков написанный на дереве алтарный образ, что находится ныне в Пезаро в церкви Сан Доменико, на главном алтаре; а в Венеции в церкви Сан Заккариа в капелле св. Иеронима на доске, расписанной с большой тщательностью, изображены Богоматерь со многими святыми и здание, нарисованное с большим знанием дела, и в том же городе в ризнице церкви братьев-миноритов, именуемой Ка Гранде, есть еще один образ, написанный на дереве и выполненный его же рукой, с прекрасным рисунком и в хорошей манере, и, наконец, еще один в монастыре монахов-камальдульцев Сан Микеле в Мурано, а в старой церкви Сан Франческо делла Винья, обители монахов-цокколантов, была картина с изображением усопшего Христа, столь прекрасная, что владельцы были вынуждены уступить ее, хотя и неохотно, Людовику XI, королю французскому, которому ее очень расхвалили и который настоятельно ее у них выпрашивал. Ее заменили другой, с подписью того же Джованни, однако не столь прекрасной и не так хорошо выполненной, как первая, и некоторые полагают, что эта последняя картина почти целиком написана рукой Джироламо Мочетто, ученика Джованни. Равным образом в братстве Сан Джироламо есть работа того же Беллини с малыми фигурами, весьма хвалеными, а в доме мессера Джорджо Корнаро – столь же прекрасная картина с изображением Христа, Клеофы и Луки. В вышеназванной зале, но уже не в то время он написал также историю, где венецианцы находят в монастыре Карита некоего неизвестного мне папу, бежавшего в Венецию и служившего там долгое время поваром у монахов этого монастыря; в этой истории много фигур, написанных с натуры, и много других очень красивых.

Вскоре после этого неким посланником были привезены в Турцию Великому Турке несколько портретов, которые так поразили и удивили этого императора, что, хотя у них по магометанскому закону живопись и запрещена, он тем не менее принял их весьма благосклонно, восхваляя до бесконечности мастерство исполнения и самого художника и, более того, потребовал, чтобы ему прислали мастера, их написавшего. И вот, принимая во внимание, что Джованни был в таком возрасте, когда неудобства переносить уже трудно, а кроме того, не желая лишиться в своем городе такого человека, который как раз в это время целиком был занят работой в вышеназванной зале Большого совета, сенат решил послать в Турцию Джентиле, его брата, полагая, что он может сделать то же, что и Джованни. И вот, снарядив Джентиле в дорогу, они благополучно отвезли его на своих галерах в Константинополь, где он, будучи представлен послом Синьории Магомету, был принят милостиво и, как некая новинка, весьма обласкан, тем более что он поднес этому государю прелестнейшую картину, от которой тот пришел в восхищение и не мог поверить, что смертный человек таит в себе нечто чуть ли не божественное, позволяющее ему столь живо передавать природу. Джентиле пробыл там недолгое время, как уже изобразил самого императора Магомета с натуры столь отменно, что это признали за чудо. Император этот, насмотревшись на многочисленные опыты в этом искусстве, спросил Джентиле, не лежит ли у него сердце написать самого себя. Джентиле ответил утвердительно, и не прошло много дней, как он написал в зеркало свой собственный портрет настолько похожим, что казался живым; и когда он отнес его государю, то удивил его этим так, что тот вообразил, будто ему помогает некий божественный дух, и если бы у турок, как уже говорилось, такого рода занятия не были запрещены законом, этот император не отпустил бы Джентиле никогда. Однако, то ли опасаясь сплетен, то ли по иной причине, но он вызвал его однажды к себе и прежде всего поблагодарил за оказанную ему любезность, а затем восхищенно начал восхвалять его как человека превосходнейшего и наконец заявил, что он может просить какой угодно милости и что она безусловно будет ему оказана. Джентиле, будучи человеком скромным и честным, не спросил ничего другого, кроме рекомендательного письма к яснейшему сенату и светлейшей Синьории Венеции, его родины; оно и было составлено настолько тепло, насколько только возможно, после чего он был отпущен с почетными подарками и в рыцарском звании. И среди других вещей, подаренных ему при отъезде этим государем, помимо многих привилегий ему была повешена на шею цепь, отделанная по-турецки, весившая столько, сколько весят двести пятьдесят золотых скуди, и находящаяся и поныне у его потомков в Венеции. Покинув Константинополь, Джентиле после благополучнейшего путешествия возвратился в Венецию, где был встречен с ликованием своим братом Джованни и почти всем городом, ибо всякий радовался почестям, оказанным Магометом его таланту. Когда он отправился засвидетельствовать почтение дожу и Синьории, он был принят весьма благосклонно и получил одобрение за то, что он, согласно их желанию, доставил такое удовлетворение названному императору; и, чтобы он убедился в том, насколько они считаются с письмами рекомендовавшего его государя, они назначили ему годовое содержание в двести скуди, которое выплачивалось ему в течение всей его жизни. После своего возвращения Джентиле создал немногое. В конце концов, приближаясь уже к восьмидесятилетнему возрасту и написав перечисленные выше картины и много других, он отошел к жизни иной и был с почестями погребен своим братом в церкви Джованни э Паоло в 1501 году.