Добрые друзья - Джон Пристли

Вдруг из коридора раздается какой-то шум. Входят три джентльмена с бутылками эля в руках.

— Сюзи тебе сказала? — рявкает Джо. — Джимми только что получил телеграмму! Мы как раз от него.

Он потирает руки и демонстрирует жене широченную восторженную улыбку.

— Ну, и что там? — нетерпеливо спрашивает миссис Джо. — Да не молчи же, несносный!..

— В понедельник едем на встречу, — говорит ей мистер Мортон Митчем. — Условия прекрасные. Открытие сезона в середине апреля, с начала месяца начинаем репетировать, концерты до конца сентября. И если это тот же самый Беллерби, с которым я играл в шестом году, то он — истинный джентльмен.

— Слыхал, это твоих рук дело, Сюзи! — опять ревет Джо. — Мне все про тебя доложили. Теперь твое место среди звезд, а? Через неделю и на порог нас не пустишь!

— Не валяй дурака, Джо! Ах, ну разве это не чудо?

— Еще какое! Ну, что скажешь, не зря я врезал тому малому? Не забывай нас, хорошо?

— Да как же я забуду!

Он заключает ее в медвежьи объятия. Миссис Джо и мистер Митчем рассказывают друг другу — с непринужденностью и стремительностью ветеранов — о преимуществах резидентного сезона на южном побережье. Иниго извлекает из серванта несколько стаканов и открывает пиво. Джентльмены мгновенно принимаются пить за здоровье присутствующих, а миссис Джо признается, что в такой знаменательный вечер не отказалась бы от «чего-нибудь крепенького». Сюзи, присев за краешек стола, обменивается улыбками с Иниго — они оба рады счастью остальных. Кто-то спрашивает, куда подевался мистер Окройд, но ответа никто не знает. Зато все так хотят высказаться — и высказываются столь бурно, — что о мистере Окройде вскоре начисто забывают. Сюзи угощается сигареткой, Джо с Иниго раскуривают трубки, а мистер Митчем достает одну из своих знаменитых черут, и комната наполняется дымом. Теперь мы видим их сквозь голубое марево: мистер Мортон Митчем, огромный и сказочный, уже не так похож на обнищавшего сенатора, как на Даллингемском узле, но это прежняя скрипучая громада, увенчанная лохматыми бровями и залысинами, — все тот же странник, бороздящий далекие просторы неведомых стран. Румяная миссис Джо едва не искрится: она помолодела на десять лет, щебечет и потягивает пиво, но в любую минуту готова вновь сыграть герцогиню Доркинга. Вот широченные плечи и сияющее честное лицо ее мужа, который только и делает, что кивает, улыбается и всем поддакивает. Вот Иниго с подвижным носом и непокорным вихром, вечный студент, опрятный и растрепанный одновременно, какими иные мужчины остаются навсегда. И, наконец, Сюзи: она болтает ногами под столом и охотно заговаривает то с одним собеседником, то с другим, тараторит, хохочет, дразнится, паясничает, и кажется, что ее лучистые темные глаза не потускнеют и через тысячу лет. В следующий миг все эти люди превратятся для нас в имена из газетных заголовков, а пока мы видим их сквозь голубую дымку, которая становится все гуще, глубже, блекнет и размывается, подобно самому Времени, чей ход неподвластен нашему разуму; но вот занавес с шорохом падает, и мы больше их не видим — быть может, не увидим уже никогда.

Чем же все это время занимался мистер Окройд? Что держало его в стороне от труппы? Ответ прост: новое дело. В первый и последний раз мистер Окройд сыграл роль детектива — роль, для которой он, не будучи любителем остросюжетной литературы, не имел ни склонностей, ни расположения. Однако свершившаяся катастрофа посеяла в нем темные думы, и, выкурив бесчисленное множество трубок «Старого моряцкого» и посовещавшись со своим другом, мистером Джоком Кэмпбеллом — человеком в высшей степени подозрительным, — мистер Окройд стал понемногу соображать, что к чему. Вот как вышло, что он сыграл роль детектива, и скоро мы узнаем, для чего. Надо только дождаться его в палате мисс Трант — утром того дня, когда Сюзи с Иниго должны уехать в Лондон, и даже мистер и миссис Джо всерьез подумывают о сборах.

Мисс Трант все еще лежала в лечебнице, но уже могла бы покинуть ее, если бы куда-нибудь торопилась. Однако она предпочла остаться до полного выздоровления руки — к вящему удовольствию своего нового медицинского советника, доктора Хью Макфарлана, который умудрялся посещать ее каждый день. Он уже поговорил с мистером Гучем о возможной тяжбе мисс Трант с гатфордским театром, и теперь, разумеется, им нужно было видеться как можно чаше, а врачебная практика и паращитовидная железа могли и подождать. Полностью оправившись от шока, мисс Трант уже могла вставать, но некоторое время не покидала палаты. Когда Хью зашел к ней в то утро, она сидела в кресле.

— Я созвонился с Гучем, — сообщил он, — скоро он зайдет вас проведать. Говорит, у него для вас что-то особенное. Не знаю, смогу ли я его дождаться, но он вам сам все расскажет, Элизабет.

— Вы столько хлопочете, мне даже совестно, — сказала мисс Трант. — Времени-то у вас наверняка мало! Прошу вас, Хью, больше никаких хлопот.

Он ответил, что ему это ничуть не затруднительно, а она возразила, что такого не может быть, и он вновь довольно резко сказал, что рад ей помочь, — к тому времени в разговор вступили их глаза, которые отпускали столь неосторожные замечания, что, хотя с губ срывались лишь безобидные дружеские слова, щеки мисс Трант стали пунцовыми, а щеки доктора Макфарлана — кирпично-красными. Застенчивые люди могут общаться в подобном ключе довольно долго, прежде чем предпримут какой-нибудь решительный шаг, и эта стадия их отношений не представляет никакого интереса для окружающих (за исключением сиделки мисс Трант, которая подмечала каждое движение, каждое покраснение щек и ежедневно замеряла температуру их романа), а посему мы можем спокойно покинуть наших героев и дождаться прихода мистера Гуча.

Мистер Гуч был адвокатом с весьма обширной практикой и выдающимся мидлэндским акцентом. Два эти обстоятельства свидетельствовали о его необычайной проницательности и многочисленных связях — мистер Гуч водил знакомство почти со всеми жителями Гатфорда, Мандли и Сторта. Семейный адвокат мисс Трант, мистер Труби из Челтнема, не одобрил бы ее выбор, но, с другой стороны, он совершенно точно испугался бы вступить в спор с руководством гатфордского театра, в то время как мистер Гуч считал их притязания пустячным делом и вопиющей наглостью. Шотландское чутье на хороших адвокатов не подвело Хью. Заметим только, что мистер Гуч оказался вовсе не энергичным сухоньким джентльменом с заостренным лицом, а румяным толстяком с огромной плоской физиономией, намекавшей лишь на праздное чувство юмора и ни на что более.

Быстро представившись и сказав, как он рад выздоровлению мисс Трант, мистер Гуч сразу перешел к делу.

— Что ж, мисс Трант, — начал он, — я подробно ознакомился с вашим делом. Сначала мне показалось, что оно безнадежное. Вы не можете отказаться отданных обязательств. Я прочитал ваше соглашение с театром: вся ответственность лежит на вас. Конечно, вы не могли предвидеть такой исход дела, верно?

— Разумеется! — ответила мисс Трант. — А кто мог? Такое ведь нечасто случается.

— Ваша правда, — сказал мистер Гуч, морща широкое лицо. — Но от этой жизни можно ждать чего угодно. Для того и придумали договоры, контракты и прочая. В девяноста девяти случаях из ста вы просто выбрасываете деньги на ветер, но сотого случая никто не отменял. Такие дела. Напрасно вы поставили свою подпись под этим соглашением, мисс Трант. Театральные тонкости не по моей части — я не стану притворяться, будто хорошо в них разбираюсь, — но договор, который вы подписали, выглядит подозрительно и дурно попахивает. Надо бы как следует его изучить — потом, просто из вредности. Однако двойного толкования он не допускает, это точно. Вся ответственность лежит на вас, и вам придется платить.

Он посмотрел на нее довольным взглядом.

Мисс Трант довольна не была и вообще пришла к выводу, что мистер Гуч — болван.

— Какой ужас! — воскликнула она. — Я бы сама все выплатила, если б была виновата. Но моей вины нет, наоборот — я пострадала! Труппа потеряла деньги, а теперь еще и возмещать ущерб придется. И все из-за горстки хулиганов, которым вздумалось испортить наш концерт…

Тут мистер Макфарлан пробормотал фразу, из которой стало ясно, как бы он обошелся с этими хулиганами, сумей он до них добраться. Возможно, во фразе даже упоминались их паращитовидные железы.

— О да, — добродушно улыбаясь, кивнул мистер Гуч. — Хотя нам почти наверняка удастся немного скостить ущерб, когда театр возбудит иск — пока не возбудил, но он уже не за горами, если можно так выразиться, — платить все равно придется. Я хочу, чтобы вы это понимали, мисс Трант. Вам все ясно? Хорошо, с этим разобрались.

Он по-прежнему выглядел очень довольным собой, и мисс Трант начала думать, что даже бедный мистер Труби, хоть он давно считает ее ненормальной, лучше бы справился с этой задачей. Самое ужасное было в том, что мистера Гуча выбрал именно Хью. Бедняжка, он так гордился своим выбором…