ОНО - Стивен Кинг

Бев улыбнулась своему отражению, взбила волосы на затылке, расправила плечи, выпятив грудь. У нее вырвался детский смешок, и тут она вспомнила, как вчера вечером из раковины била фонтаном кровь. Смех тотчас оборвался.

Бев посмотрела на руку и увидела синяк, который наставил ей вчера отец: безобразное пятно между плечом и локтем.

Послышались бурный плеск и урчание воды, извергаемой из туалетного бачка.

Беверли быстро надела джинсы и спортивный свитер с эмблемой деррийской средней школы: она не хотела, чтобы отец опять на нее разозлился, не хотела даже привлекать к себе внимания. Затем, поскольку медлить было уже нельзя, она направилась в ванную. В коридоре она разминулась с отцом: он спешил в свою комнату одеваться. На нем болталась просторная синяя пижама. Отец пробурчал что-то, но она не разобрала слов, тем не менее ответила:

— Хорошо, папа.

На мгновение Бев застыла перед закрытой дверью, стараясь приготовиться к тому страшному, что, возможно, она увидит в ванной. «По крайней мере, сейчас светло», — подумала она, и ей стало легче при этой мысли. Не намного, но все же. Беверли взялась за дверную ручку, повернула ее и ступила за порог.

4

Этим утром Беверли не пришлось сидеть сложа руки. Она приготовила и подала отцу завтрак: яичницу, апельсиновый сок и любимые отцовские гренки (гренками, правда, их трудно было назвать, ломтики хлеба просто подогревались, но не поджаривались). Эл Марш сидел, забаррикадировавшись деррийской газетой «Ньюс», и уплетал кушанья одно за другим.

— А где бэкон?

— Бэкона нет, папа. Вчера доели.

— Сделай мне бутерброд с бифштексом.

— Не из чего… Почти ничего не осталось.

Газета зашуршала и сложилась. Эл пристально посмотрел на дочь своими синими глазами. Взгляд его был тяжелый.

— Что ты сказала? — тихо спросил он.

— Я сказала: сейчас, папа.

Взгляд его на мгновение задержался на ней, затем газета снова раскрылась, и Беверли поспешила к холодильнику доставать фарш.

Она тщательно приготовила ему пышный гамбургер. Эл принялся за него, не отрываясь от спортивной страницы, а Беверли стала собирать ему на работу еду: пару сэндвичей с ореховым маслом, большой кусок торта, который мать накануне принесла из ресторана, термос горячего кофе с огромным количеством сахара.

— Скажи матери: я велел навести чистоту в доме, — объявил отец, беря сумку с провизией. — Посмотри, не квартира, а свинарник какой-то. Черт побери! Весь день убираешь всякую грязь в больнице, приходишь домой, а тут как в хлеву. Приберись. Запомнила, Беверли?

— Хорошо, приберусь, папа.

Он поцеловал ее в щеку, грубо обнял на прощание и вышел. Как обычно, Беверли направилась в свою комнату и стала смотреть в окно, провожая отца взглядом. Когда отец завернул за угол, она, как всегда, почувствовала в душе облегчение… и тотчас вознегодовала на себя.

Бев помыла посуду, потом взяла книгу и вышла на улицу почитать на ступеньках крыльца. Из соседнего дома показался Ларс Тараминиус с длинными белокурыми волосами, которые, казалось, излучали свет. Он показал Беверли свой новый грузовик и ссадины на коленях. Но тут ее окликнула мама.

Они сменили постельное белье, помыли полы, натерли воском линолеум в кухне. Мама вымыла пол в ванной, за что Беверли была ей бесконечно благодарна. Эльфрида Марш была невысокого роста, с седеющими волосами и мрачным взглядом. Морщины на ее лице говорили о том, что ее жизнь не усыпана розами и что Эльфрида не ждет от ближайшего будущего ничего хорошего.

— Ты не помоешь окна в гостиной? Хорошо, Беверли? — попросила она, вернувшись на кухню. Она успела переодеться и была в форме официантки. — Я должна сегодня поехать в Бангор в больницу Святого Иакова навестить Черрил Таррент. Вчера вечером она сломала ногу.

— Хорошо, помою, — ответила Беверли. — А что случилось с миссис Таррент? Упала, что ли?

Черрил Таррент работала с Эльфридой в одном ресторане.

— Ехала со своим олухом мужем в неисправной машине, — мрачно ответила мать. — У него был запой. Ты должна еженощно благодарить Бога, Беверли, что отец у тебя непьющий.

— Я благодарю. Каждый день, — проговорила Бев. Она действительно благодарила.

— Теперь, наверное, она потеряет работу, и он тоже вылетит. — В голосе Эльфриды зазвучали мрачные нотки. — Теперь придется им, видно, жить в богадельне.

Ничего хуже этого Эльфрида Марш не могла себе представить. Потерять ребенка или узнать, что у тебя неизлечимый рак, в сравнении с богадельней казалось пустяком. Можно быть бедным, можно всю жизнь перебиваться от получки до получки. Но последней ступенью падения, хуже нищеты, была богадельня. Эльфрида знала, что Черрил Таррент, очевидно, ожидает эта участь.

— Вымоешь окна, вынесешь помойное ведро — можешь пойти погулять немного, если хочешь. Отец сегодня вечером пойдет в клуб, в кегли играть, так что ужин готовить ему не надо. Но смотри возвращайся засветло. Сама знаешь почему.

— Хорошо, мама.

— Господи, как ты быстро растешь, — заметила Эльфрида. Она на мгновение задержала взгляд на выступающих под свитером грудях дочери. Любящий, но в то же время безжалостный взгляд. — Не знаю, что буду делать, когда ты выйдешь замуж и переедешь в другой дом.

— Я буду жить с вами целую вечность, — с улыбкой ответила Беверли.

Мать порывисто привлекла ее к себе и поцеловала в уголки рта теплыми сухими губами.

— Брось, не загадывай. Я-то знаю, — сказала она. — Как я люблю тебя, Беверли!

— Я тоже тебя люблю, мама.

— Помоешь окна и смотри, чтобы не было разводов, — наказала мать, взяла свою сумочку и направилась к двери. — Если останутся разводы, отец с тебя шкуру спустит.

— Я постараюсь.

Когда мать уже открыла дверь, собираясь выйти из квартиры, Бев спросила у нее небрежно, во всяком случае, она очень надеялась, что это прозвучало именно так:

— Мама, ты в ванной ничего не видела странного?

Эльфрида оглянулась на нее и нахмурилась.

— Странного?

— Да, вчера вечером я видела паука. Он выполз из отверстия в раковине. Разве папа тебе ничего не сказал?

— Ты что, вчера вечером рассердила отца, Беви?