Последний орк - Сильвана Мари

Сидя на каменном троне, правительница Далигара объявила даме Авроре о своем решении покинуть город: она намеревалась вернуться с детьми в Эрброу, в свое родное селение, названное именем дракона. Ранкстрайл должен был позаботиться о Вариле. Ей, даме Авроре, предстояло взять на себя командование Далигаром.

Розальба закрыла глаза и оперлась на спинку трона. Все кончено. Все позади. Еще несколько дней, и она снова услышит шум морских волн, который будет заполнять ее одинокие бессонные ночи.

В ее душе, переполненной мраком, мелькнула искра долгожданного спокойствия. Ей предстояло всего лишь выслушать слова благодарности растроганной Авроры и приветственно улыбнуться в ответ на ее бесконечную признательность, после чего Роби стала бы свободной.

Шло время. Осознав, что ничто, кроме кудахтанья кур во дворе, не нарушает тишины, Розальба решила открыть глаза. Аврора, как всегда, была совершенно бесстрастна. Ни малейшего намека на радость не освещало ее лица, скорее наоборот: Розальбе показалось, что глаза девушки, стоявшей в тени, еще больше помрачнели.

— Боюсь, ваше намерение неосуществимо, госпожа, — наконец сказала Аврора.

— Неосуществимо? — переспросила Розальба.

— Неосуществимо, — повторила Аврора.

Королева почувствовала, как в ее усталой душе пробуждается фурия. Рано или поздно наступит день, когда она сможет говорить с Авророй, не испытывая желания придушить ее, но, увы, не сегодня.

— Госпожа, — решила наконец объясниться Аврора, — я дочь моего отца, Судьи-администратора, человека, который приказал повесить ваших родителей и убить вашего супруга так же, как убивают бешеных псов. Это сумасшедший, больной человек и к тому же на редкость трусливый. Пока вы будете сидеть на троне Далигара, ни он, ни кто-либо из его приспешников-стервятников, сбежавших вместе с ним и отдавших город на растерзание оркам, не посмеет что-либо предпринять. В тот несчастный день, когда я буду вынуждена заменить вас на троне, мой отец и вся его свита нагрянут в город, чтобы захватить власть, помня меня как послушную девочку, которая никогда не позволяла себе нарушить приказ. И тогда мне придется доказывать огнем и мечом, что эта девочка исчезла и никогда больше не вернется. Как бы я ни презирала моего отца, как бы ни ужасалась всем его преступлениям, я хотела бы избежать необходимости поднимать руку на собственную кровь. Не только потому, что, пойдя на это, мне придется вновь столкнуться с мраком, который я желаю позабыть, но и потому, что это вновь вовлечет город в братоубийственную войну, которая, без сомнения, разрушит то, что нам удалось спасти от орков.

Розальба окаменела. Даже мысль о том, что опасения Авроры были настолько же обоснованными, насколько и очевидными, почему-то не уменьшала желания Роби придушить ее.

Наконец королеве удалось кивнуть.

Отчаяние окутало ее, словно саван.

Она больше не сможет убежать.

Ее пляж, цикады, водопад, морские волны — все это превращалось в мираж.

— Боюсь, вы правы, — мрачно проговорила она.

Розальба чувствовала себя узницей, навеки заключенной в городе, который видел казнь ее родителей и считал праздником день смерти ее супруга.

Она не могла вернуться домой.

После долгого молчания Аврора вновь заговорила:

— Госпожа, с вашего позволения, я хотела бы оставить мой город и отправиться в Варил, где я желала бы обосноваться.

Снова повисло молчание, прерываемое, как прежде, лишь кудахтаньем кур.

— Ни вы, ни кто-либо другой не нуждается в моем разрешении, чтобы жить там, где ему больше нравится. Но почему именно Варил? — поинтересовалась Розальба. — Что вы там будете делать? Вы же родились здесь.

Новость одновременно и удивила ее, и принесла облегчение: ей придется остаться в Далигаре, но она, по крайней мере, не должна будет терпеть присутствие Авроры. В ней пробудилось любопытство.

— Да, это так: я родилась и выросла здесь. И здесь я навсегда останусь дочерью моего отца. В Вариле же я буду просто сама собой. Кроме того, я думаю, что владею искусством врачевания. Учитывая, что Варил — наш аванпост, место, где раньше всего начинается война и позже всего заканчивается, я смогу принести там намного больше пользы, чем здесь. Я смогу лечить раненых и обучать горожан стрельбе из лука.

Роби снова кивнула. И тут желание увидеть море настолько сильно сжало ее сердце, что у нее перехватило дыхание.

Она постаралась успокоиться: нужно просто немного подождать, но рано или поздно она сможет вернуться домой. Она могла бы иногда оставлять Далигар и проводить время в Эрброу: сначала недолго, несколько дней, потом недели, месяцы. Постепенно она создала бы все условия для того, чтобы поручить управление Далигаром назначенному ею губернатору.

Дорога!

Необходимо было открыть проход через ущелье, построить пандусы, которые спускались бы с обрыва к самому берегу, минуя головокружительный водопад Догона, отремонтировать лестницу, ведущую в старинную библиотеку, и спасти книги, которые в ней сохранились. Дорога между Эрброу и Далигаром стала бы удобной и безопасной, как в древние времена, и, как и в древние времена, над ней возвышалась бы старинная башня знания, древнее убежище драконов.

В Эрброу был природный порт. Селение со временем разрослось бы и стало процветать. Небольшой поселок превратился бы в Город-Дракон. Каждое утро из него выходили бы в море лодки с сетями.

К разведению овец и кур добавился бы рыболовный промысел, и голод остался бы для всех лишь смутным воспоминанием.

Соль! На морском берегу можно было использовать приливы и сухой южный ветер. Йорш рассказывал ей, что во времена второй рунической династии на берегу существовали огромные соляные пруды. Они описывались и в летописях.

Роби закрыла глаза, и все наполнилось золотисто-голубым цветом. Большие белоснежные прямоугольники, возле которых беспрерывно крутились лопасти мельниц, использующих силу ветра для перемещения воды, сверкали под солнцем, обрамленные зеленью склонов, заросших цветущими каперсами и дроком. Роби увидела порт и множество парусов в нем. Увидела невероятных животных, похожих на коров, но с ужасно длинной шеей, и странных ослов в черно-белую полоску.

Рыбу и свинину можно было бы засаливать для хранения, так что голод и нищета перестали бы угрожать людям.

Розальбе стало интересно, что находится по ту сторону моря.

Она вернется в Эрброу, только позже: сначала она должна помочь селению стать сильным и прекрасным, как девочка, носившая то же имя, и как дракон, который это имя больше не носил, потому что отдал свою жизнь за свободу людей. А до тех пор она будет жить в Далигаре — в городе, который сражался вместе с ней, голодал вместе с ней, прорвал осаду вместе с ней и который выбрал ее кровь в качестве своего знамени: два цветка, алых, словно кровь, пролитая людьми за свою свободу, на белоснежном, как их невинность, поле.

Голос Авроры прервал ее размышления:

— Госпожа, я собираюсь отправиться в путь как можно раньше, завтра утром, до рассвета. Не желаете ли вы поручить мне еще что-либо?

Розальба вздрогнула. Она настолько погрузилась в свои мечты, что забыла и о собственной усталости, и о присутствии Авроры. Королева поднялась на ноги, чтобы попрощаться с ней, поблагодарить ее и сказать все, что подобает говорить в подобных случаях. То, что Розальба находила невыносимым ее безмерное совершенство, ничуть не уменьшало силу Авроры, ее преданность, мужество и ум. Как не уменьшало и число случаев, когда Аврора спасла ей жизнь.

Впервые в жизни Розальба заметила, что Аврора носит на шее подвеску — что-то вроде прозрачной ракушки в золотой оправе, похожей на распростертые крылья. Легкое и изящное украшение: будто сама сущность легкости заключалась в этом кристалле. Подвеска висела на потертом шнурке из плетеной кожи. Аврора заметила взгляд королевы.

— Это принадлежало моей матери, — объяснила она.

— А шнурок? — поинтересовалась Розальба: нечасто столь изысканные драгоценности носят на старых потертых шнурках.

Аврора густо покраснела. Кровь прилила к ее щекам, придавая лицу нечто детское.

— Это? Этот шнурок служил тетивой моему первому луку. Мне подарили его еще в детстве, и я очень дорожу им, — в смущении ответила она.

Сначала Розальба подумала, что Аврора имеет в виду своего отца, что шнурок напоминает ей о дочерней любви к нему, которой она стыдится. Но потом в памяти Роби всплыли слова Йорша: эльфы влюбляются в ранней юности, почти в детстве, и на всю жизнь; нередко в первую встречу они обмениваются какими-нибудь предметами или дарят что-то, например игрушки, которые хранят потом всю жизнь и передают по наследству. Может, это правило касалось и полуэльфов? Нарочито безразличным тоном Розальба спросила, кто подарил Авроре ее первый лук.