Хищная книга - Мариус Брилл

Они.

Но кто они?

Полагаю, нам не нужно искать дальше тех, у кого сегодня сосредоточена реальная власть; ведь она и всегда была у них. Задумайтесь, кто на самом деле распоряжается вашей судьбой, кто фактически принимает решения относительно вашей жизни, кто контролирует каждый ваш шаг и каждый замысел, не будучи при этом вашей любящей мамой? Взгляните на «них», потому что они всегда на том же месте. На протяжении всей истории «они» никогда не упускали власть из рук, их хватка никогда не ослабевала, их анонимность никогда не нарушалась. «Они» всегда были молчаливы, чтобы мы не могли узнать, у кого отбирать подлинную власть. Но они на месте.

В наших поисках нам нет нужды заглядывать дальше собственных карманов, ибо на Западе деньги и власть сделались синонимами. Благодаря Марксу рынок теперь стал символом мировой власти. Взгляните пристальным и открытым взглядом, и вы увидите двуликого Януса, чудовище с двумя головами: один череп, держа нас в повиновении и страхе, финансируется нашими налогами, другой вымогает остаток. Это черепа национальный и транснациональный.

Уже стало слишком очевидно, каким образом транснациональные корпорации с их коммерческими интересами эксплуатируют любовь. Я уже показывал, что производители газированных напитков пользуются любовью для продажи своих нектаров, и что поэтому сохранение мифа о любви они прежде всего расценивают как выгодное средство маркетинга. Разумеется, дело обстоит несколько сложнее, но данный трактат посвящен другой голове чудовища, гораздо более коварной. Эта голова — Государство.

Впрочем, не старайтесь найти «их» в правительстве; этот зоопарк — не более чем камуфляжная раскраска Государства, калейдоскоп деятелей, партий, позиций; их словоблудие, раздоры, расколы и разногласия — все это нужно только для того, чтобы отвлечь наше внимание, внимание народных масс, от истинных махинаций, от целей и средств Государства. Правительства подобны нашим одеждам. Они наши, но рано или поздно изнашиваются, они сносны, пока не заносятся; тогда мы их меняем. Их цвет и покрой мы подбираем для себя по настроению. Иногда мы бываем жадными, иногда добросердечными. В какие-то моменты мы чувствуем себя обязанными заботиться о неимущих и обездоленных, в другие — только о себе самих. Иногда мы меняем министров как перчатки. Отнюдь не случайно, что в Британии шкаф для одежды так и называется «кабинет». Реальной власти у них нет, их ставят и снимают в угоду прихотям электората, согласно переменчивым политическим веяниям. Важно, что они создают видимость перемен, чтобы нас постоянно сбивали с толку их лицемерие, показуха, притворная непримиримость, велеречивые рассуждения о благе народа и благоговейный трепет, с которым они держатся за свои кресла…

…И чтобы мы не могли увидеть настоящие шестерни и приводные ремни политического механизма и поворачивающих рычаги механиков. В этом и заключена истинная причина того, что на Западе так ревностно отстаивают демократию — демократическая форма правления как нельзя лучше подходит для этой пьесы в театре теней, позволяя подлинным политическим воротилам сохранять безопасную анонимность. Власть имущим ничто не грозит, пока им не захочется еще и славы.

Итак, если парламенты и сенаты — это обезьянки, то кто же шарманщики?

31

Бирнамский лес

— НОЛЬ ОДНА ТЫСЯЧНАЯ ПРОЦЕНТА МОЕГО ЛИЧНОГО гербового сбора от каждой сделки, совершаемой на фондовых биржах Гонконга, Токио, Лондона и Нью-Йорка, — разглагольствовал Тони в гулком зале своего псевдотюдоровского особняка. Миранда смотрела на него отсутствующим взглядом. — Всякий раз, когда кто-нибудь покупает или продает акции, — продолжал Тони, сдувая фальшивую пыль веков с якобы дедушкиных часов, — он платит небольшой сбор соответствующей фондовой бирже, а та, в свою очередь, делает небольшой взнос в мой фонд через цепочку различных международных банков. Все, разумеется, по справедливости. Замечательно то, что заметить это практически невозможно, ведь система настолько автоматизирована, а если бы кто-то и заметил, утечка слишком незначительная, чтобы стоило тратить время и деньги на ее ликвидацию. Но на круг выходит порядка миллиона в месяц. На средства моего фонда и построено все это, и куплены вот эти, — Тони кивнул на застывшего у двери солдата. — Это не воровство, Миранда. Это просто приоритетное перераспределение средств. Это обеспечение работы «ВСЕ 1.1» до естественного окончания последовательности. По сути дела, это необходимо для блага всего мира.

В этот момент Фердинанд назвал Тони подлецом, мошенником и маньяком.

Фактически он просто кашлянул. Вежливо и негромко прочистил горло, но поразительно, каких эффектов можно добиться благодаря слегка воспалившимся гландам. Покашливание Фердинанда было одним из тех маленьких лингвистических шедевров, столь частых в нашей повседневности, когда один только звук подразумевает целые тома невысказанных слов, но сам по себе ничего такого не означает. Фердинанд проделал все это с надлежащей интонацией и в надлежащий момент, чтобы не только выразить циничные сомнения, но и подчеркнуть, что Тони сошел с рельсов здравомыслия задолго до конечной станции.

— «ВСЕ 1.1»? — откашлявшись, переспросил Фердинанд настолько серьезно, что это прозвучало лишь слегка иронически.

Но все поняли, что он имеет в виду. Тони глянул на него так, будто бы Фердинанд кашлял на всех зеленой желчью, и повернулся к Миранде:

— Это точная копия дома Томаса Мора, в котором он жил в Челси. Ну, знаешь, Мор, человек на все времена. Утопия и так далее.

Миранда не знала.

— Точная копия? Зачем?

— А мне нравится. Ведь здесь так здорово, вся местность выглядит как Европа триста лет назад, Это единственная часть Сербии, которая так близка к Западу, и все-таки живет по своим законам. Вряд ли я здесь единственный, кто в Европе вне закона.

— Да уж, — сказал Фердинанд, — кроме вас здесь еще несколько сотен военных преступников.

Тони наконец признал за Фердинандом право голоса.

— Для всего мира очень важно, чтобы моя работа была завершена, и если уж приходится делать это здесь, где Запад не может меня достать, то почему бы не создать такие условия, которые мне нравятся? За этой страной будущее. Она — для мыслителей, способных вырваться из интеллектуальной колеи типичной западной пропаганды. Для мыслителей, стремящихся к свободе, это место, где они будут свободными, не боясь преследований, не страдая от жары и мух, как в странах третьего мира, и от строгостей фундаментализма. Все они соберутся здесь. Те, чье мышление выходит за рамки.