Путь к Истоку - Анастасия Штука

С виду он напоминал маленького и неуклюжего человека, едва достающего колдунье до пояса, но Яснина знала, что это только одна из его личин, выбранная, чтобы не напугать случайно того, кто его позвал. Одет он был в смешной, простенький наряд из потертых брюк и цветастой рубашки, сшитых, скорее всего, очень давно для кого-то из братьев. Заметив ее пристальный взгляд, домовой залился свекольной краской, потупив взгляд.

— Не взял бы я вещи, без присмотра оставленные, дык ведь нужда заставила. Хозяйка их все собрала, да на чердак в мешках вынесла, вот оттуда мы самое необходимое и взяли. А так бы никогда не осмелились!

— Тебе не нужно оправдываться передо мной, — пожала плечами колдунья, — я знаю, что вы ничего не сделаете во вред своим хозяевам.

— А как же ж ты вернулась то? — Задал вопрос домовой, который, судя по всему, давно уже мучил его. — Мы ж после того, как тебя проклятущий сосед со двора свел, за ним кинулись. Да только сил у нас не хватило, далеко-то от дома уйти. Хомка один и сумел догнать, да уже не возвернулся, убил его, стало быть, злодей треклятый.

— Не прячься, — вместо ответа, произнесла Яснина, не оборачиваясь назад, но ясно ощущая чужое присутствие. Кто-то прятался за углом сарая, прислушиваясь к их разговору.

Из-за постройки с виноватым видом вышла Златомира, в небрежно одетом задом наперед утреннем платьице. Подняв заплаканные глаза на колдунью, она робко спросила.

— А вы не будете им вредничать?

Колдунья не смогла сдержаться и рассмеялась. Домовой тоже усмехнулся, с огромной любовью и преданностью поглядывая на маленькую девочку, с несчастным видом смотрящую на них.

— Во, гордость и отрада наша! Малюсенькая такая, а не боится! Не то, что женки братьев-то старших, — он обреченно махнул натруженной, покрытой мозолью рукой, — какие раньше люди были, а сейчас все нежные пошли! Вот увидела она дочку мою, случайно, когда та в дом пробиралась, чтобы заболевшую деточку нашу любимую проведать. Завизжала, будто змею какую ядовитую подле себя заметила, возьми и хлопнись в одморок! Все заграничное переняли, даже слово какое для этого придумали — одморок! Эх, а раньше бы схватила вилы, да за ней!

Колдунья с трудом прятала улыбку, все никак не желающую исчезать с губ, потому что слова домового ее смешили до крайности. Златомира стояла, насупившись, то и дело шмыгая носом, не понимая, что он рассказывает колдунье такое забавное, отчего она все время усмехается.

— Ты семью свою собери, я вас хозяевам представлю.

— Что ты, голубушка, — заволновался домовой, энергично тряся головой и отмахиваясь руками, — боги с тобой! Народ-то здесь темный, в нас не верит! Перепугаются еще не на шутку!

— В столице ваш брат уже без всякого страха средь бела дня по двору гуляет, да с прохожими здоровается. Пора и вам начинать вести себя соответственно. К тому же, не всегда же Златомира будет рядом. А без нее вы ведь недолго протянете.

— Да, кормит она нас, балует, — смущенно сознался домовой, — мы до ее рождения питались тем, что скотине давали. Но хозяйского ничего не брали!

— А мама думает, что я одна столько ем, — лукаво усмехнулась девочка, быстро смекнув, что колдунья ничего плохого ее любимцам не сделает, — я ковригу хлеба со стола утащила, а она папе говорит, что я лопну как-нибудь! А он только смеется в ответ. А хотите, я вам своего другого любимца покажу? Он маленький такой, забавный. Светится, когда его гладишь по брюшку…

Колдунья согласно кивнула, глядя на умиленно наблюдающего за ребенком домового, понимая, что никто из них не допустил бы, чтобы ребенок играл с каким-то опасным существом. Но вот слова Златомиры о том, что ее любимец светится, рождали в голове Яснины не хорошие ассоциации. Похоже, что маленькая ведьмочка, пока еще не сознающая своей силы, магнитом притягивала к себе всякую нечисть. Колдунья вздохнула и пошла вслед за ускакавшей куда-то вглубь двора девочкой, представляя, как обрадуются ее родители, тети и дяди, а также бабушка с дедушкой, когда они все вместе вернутся назад…

Глава 15

Яснина резко распахнула глаза, едва в дверь постучали в первый раз. Она недоуменно повернула голову к окнам, за которыми все еще царила глубокая и бархатистая темнота. Колдунья недовольно поморщилась, ей казалось, что она уснула всего за несколько минут до того, как ее самым бесцеремонным образом разбудили. Но, судя по тому, как настойчиво среди ночи кто-то пытался добудиться князя, дело было серьезным и не терпящим отлагательств.

Яснина попыталась осторожно снять обнимающую ее руку мужчины, чтобы узнать, что произошло, но Камлен лишь сильнее обнял ее, притягивая к себе и удовлетворенно утыкаясь подбородком в ее растрепанную макушку. Колдунья несколько секунд безрезультатно пыталась выбраться из плотного кольца его рук, а затем обреченно выдохнула.

— А я уж решил, что ты хотела разбудить меня, потому что соскучилась…

Хрипловатый ото сна голос князя, прозвучавший над ухом, заставил колдунью приподнять голову, чтобы посмотреть на него. В тусклом пламени нескольких свечей, оставленных в изножье постели, лицо мужчины выглядело усталым и изможденным. Последние дни были тяжелыми для него, ведь со всех сторон, словно сговорившись, безостановочно прибывали послы из разных стран. Все они стремились выразить свое глубокое уважение правящей династии, завизировать почтение лично владыке и предложить заключить торговый и политический союз с их державой, крайне заинтересованной в этом. Колдунье оставалось лишь недоумевать, почему все они выбрали как раз то время, когда князь перебрался из столицы в Даншер, расположенный на границе княжества. И теряться в догадках относительно того, что же происходит в Талвинии. Ведь ее соседи, которые еще недавно были также союзниками и соратниками, отступают от принятых соглашений, не скрывая этого, и открыто идут на поклон к правителю Мораввы, прекрасно зная о том, что король Талвинии, да и весь Совет, считают его своим врагом.

— Я не настолько жестока, — чародейка сама усмехнулась своим словам, — чтобы будить тебя только ради этого и лишать заслуженного отдыха, которого в последнее время у тебя и так практически не было.

— Жаль, — Камлен быстро поцеловал ее пышные волосы, неохотно убирая руки и освобождая колдунью из своих крепких объятий, — по имеющемуся у меня опыту, могу сказать, что принесенные вести будут очень плохими.

— Почему? Может быть, как раз наоборот?

— Хорошие и добрые известия всегда терпят отлагательств, о них можно сообщить и утром, потому что они уже произошли и не важно, когда именно порадуют тех, кому они предназначались. А дурные вести зачастую оказываются слишком опасными, чтобы допускать хотя бы минуту промедления.