Принц Крови - Елена Прокофьева

Вот бы ему самому такую уверенность!

Открывая дверь, Вадье вознес мысленную молитву кому-то — сам толком не понял кому — чтобы они не обнаружили сейчас на полу кучку праха и косточки. Потому что в таком случае ему конец.

К величайшему его облегчению, Филипп по-прежнему лежал на полу целым и невредимым, разве что выглядел жутковато, весь залитый кровью. Кажется, вампир даже был в сознании, по крайней мере, глаза его были открыты, а мутный взор устремлен в потолок. И кровотечение, похоже, остановилось. Вадье, который видел, что было раньше, зрелище показалось вполне жизнеутверждающим, но Лоррен на несколько мгновений замер у порога в глубочайшем шоке.

— Вот дерьмо! — воскликнул он, кидаясь к Филиппу, — Что здесь произошло?!

— Не ори, — прошептал тот одними губами, — Ох, моя голова…

Лоррен не внял его просьбе. Он был зол как черт.

— Что вы наделали? — прорычал он, — Похожи на покойника и истекаете кровью!

Он прокусил запястье и приложил его к губам Филиппа, но тот только сделал глоток и закашлялся.

— Черт, я не могу пить кровь! — простонал он, — Лоррен, мне плохо, очень плохо, должно быть, я умираю!

Лоррен в ярости посмотрел на Вадье, но тот теперь уже, в самом деле, был уверен, что все обойдется, и только повторил:

— Делай все так, как я тебе сказал. С ним все будет хорошо.

— Если он умрет, тебе тоже не жить! — пообещал Лоррен, поднимая Филиппа на руки.

— Ничего с ним не сделается, — проворчал колдун, уже оставшись в одиночестве, — Человек умер бы, но он-то не человек… И вообще, при чем тут я?.. Вот и помогай этим вампирам!

Он собрал магический инвентарь, потом обильно облил все внутри подвала лампадным маслом, уделив особенное внимание трупу девушки, и прежде чем уйти, поджег ее одежду.

Филиппу действительно быстро становилось лучше. Питаться он все еще не мог, но и не хотел, несмотря на кровопотерю, — что было странно. Но главное, головная боль утихла до вполне терпимой, а после прохладной ванны Филиппу стало совсем хорошо. Ну, почти совсем… И Лоррен отнес его в постель, хотя, строго говоря, тот мог бы уже дойти и сам.

Бледный до полупрозрачности, Филипп лежал на белых простынях с крайне скорбным видом. Лоррен сидел с ним рядом и смотрел настороженно, думая о том, что совершено невозможно себе представить, чтобы на следующую ночь он мог драться с кем-то. Не стоит и пытаться. Лучше заранее сбежать. Это будет выглядеть жалким и глупым, но какая, к черту, разница?

— Вадье сказал, что все прошло успешно, — проговорил он, — Но что-то мне не верится. Выглядите вы… не очень.

— Черт знает, — пробормотал Филипп, — Может быть, я и почувствую что-нибудь эдакое к завтрашнему вечеру. Но пока я сильно в этом сомневаюсь. У тебя-то все готово?

— У меня-то готово.

— Хорошо. Когда там уже рассвет? Хочу прекратить свое ничтожное существование хотя бы на время…

Но и это оказалось ему не дано.

Потому что он не смог уснуть.

Даже в тот миг, когда солнце поднималось над горизонтом, и в анабиоз впадали все вампиры во все времена, Филипп лежал на кровати с открытыми глазами, ощущая себя вполне живым и подвижным, ничуть не более мертвым, чем до рассвета, и даже так, будто сейчас запросто сможет подняться. Филипп чувствовал восход солнца, так же как и всегда, но его все более распространяющаяся власть над миром не делала вампира слабым и беспомощным, не вызывала у него ни страха ни вообще какого-то беспокойства. Солнце было просто солнцем. Огненным шаром в небесах. Безопасным для него так же, как и для людей. И вот это было по-настоящему потрясающим! Это было удивительнее всего на свете! И это было умопомрачительно страшно. Потому что невыносимо хотелось встать, поднятья по лестнице, открыть дверь, ведущую из подвала в прихожую, и выйти в залитый светом дом, чтобы убедиться, что все именно так и обстоит: что солнце не обратит его в пепел!

Безумная мысль. Но как заставить себя просто лежать, пялиться в полок и думать, что было бы, если бы он все-таки вышел? Как заставить себя не попробовать?

Конечно, он не удержался.

Одевшись, Филипп поднялся по лестнице и один за другим открыл замки. Все было устроено так, чтобы свет не попал на вампирское ложе, даже если дверь откроется в самый неподходящий момент, поэтому он не опасался ненароком испепелить Лоррена. Несколько мгновений Филипп собирался с духом, а потом потянул дверь на себя, и рефлекторно едва не отпрянул в сторону, когда увидел тонкий луч света, проникший в щель. Глазам не было больно, и вампир смотрел, словно на чудо, как кружатся в солнечном свете крошечные пылинки. А потом он протянул к лучу руку и коснулся его кончиками пальцев. Снова ничего не произошло. И тогда Филипп открыл дверь шире, и все еще подсознательно ожидая дикой боли и готовый мгновенно отпрянуть в темноту, шагнул с лестницы в прихожую.

В доме все выглядело совсем не так, как он привык, все казалось немного нереальным и каким-то прозрачным, готовым рассыпаться волшебной золотой пыльцой при прикосновении. Совсем другие цвета, более яркие и живые… Солнечный мир даже пах иначе, дерево и ткань, и букет свежесрезанных цветов, принесенных из сада, — у всего был новый, густой и более сладкий аромат. И все будто излучало тепло. Как странно! И интересно!

Может быть, дверь скрипнула, открываясь, а может быть, Жак просто почувствовал, что происходит нечто необычное, потому что через несколько секунд он вдруг появился в прихожей с заряженным пистолетом в руке и замер, воззрившись на своего хозяина с изумлением и ужасом. И Филипп смотрел на него, думая о том, что люди тоже странно выглядят в солнечном свете.

Вслед за Жаком в прихожую вышла Шарлотта и нарушила эту немую сцену, испуганно вскрикнув. Этот возглас словно вывел швейцарца из оцепенения, он кинулся к Филиппу, мощным ударом втолкнул его в подвал и влетел за ним следом, поскорее захлопнув за собой дверь.

В подвале стало темно, как в гробу. Вампир и так прекрасно все видел, а Жак вдруг совершенно ослеп, лицо его стало растерянным, взгляд бессильно заскользил по сторонам, не в силах что-либо разглядеть, и он на всякий случай подпер дверь спиной.

— Монсеньор? — спросил он, — Вы живы?

— Полагаю, что нет, — отозвался Филипп, — Сердце по-прежнему не бьется, можно не дышать. И шею я себе не сломал, что, безусловно, произошло бы, будь я живым, и столкни ты меня с лестницы таким вот образом.

— Зачем вы вышли на свет? — выдохнул Жак, — Вы ведь могли сгореть!

— Но не сгорел, — заметил вампир, — И даже не собирался. Отойди-ка в сторонку, хочу проделать это еще раз!