Я — Тимур властитель вселенной - Марсель Брион

«Гаю-март — это тот, кто приведен в Шах-намэ как Каюмарс, однако на самом деле его звали Гаю-март, что означает — «муж, обладающий знанием».

Я сказал: «В этом отношении видно, ты знаешь больше создателя «Шах-намэ», на могиле которого в Тусе я установил надгробный камень, потому как поправляешь его». Дастур ответил: «Да, о эмир, я не умею слагать стихи, однако знаю больше их авторов, знаю подлинные имена древних владык Ирана, они приведены в нашей книге. А Фирдоуси, не читавший или не желавший читать древних книг, привел те имена в своей книге понаслышке».

Затем дастур заговорил о меде, сказал что он принес его из собственных ульев и заверил, что отведав того меду, я вскоре окрепну.

Я пожаловал ему несколько золотых монет, но он отказался их принять, сказав: «О эмир, я не пришел к тебе для того, чтобы продавать свой мед, а затем, чтобы услужить тебе». Я несколько дней принимал тот мед и набрался сил и, с тех пор, всякий раз, как почувствую недомогание, прибегаю к меду. Через несколько дней мое недомогание прошло.

Поскольку я всегда стремлюсь к обладанию знаниями и почитаю людей ученых, моим первоначальным желанием иметь с тем дастуром более подробную беседу, однако не я мог далее задерживаться в Дарабуджерде, чума грозила погубить все мое войско. Оставив больных в том городе, я выделил небольшой отряд для ухода за ними и сопровождения их на родину в случае излечения, или захоронения, в случае их смерти.

В день когда я выступал, пришел дастур и спросил, куда я направляюсь. Я ответил, что возвращаюсь на родину. Дастур сказал: «О эмир, если возвратишься домой, чума охватит твой народ, если конечно каждый в твоей стране не имеет привычки ежедневно употреблять в пищу мед». Я сказал, что в общем-то у моего народа нет такой традиции, только в Хорезме иногда кушают мед.

Дастур сказал: «В таком случае, прежде чем вступить на свою землю, окури войско дымом, чтобы уничтожить запах чумы». Я спросил: «Каким образом следует окуривать войско». Дастур посоветовал: «Сделай остановку в местности, где имеются дома с просторными помещениями, и вели принести как можно больше сухой степной колючки, размести воинов в тех помещениях, вели принести туда колючку, побрызгать ее слегка водой, зажечь тут же залить огонь небольшим количеством воды, чтобы колючка больше дымилась, а не горела, и твои воины в течении десяти дней должны каждодневно по часу проводить в том дыму».

Я сказал, что ведь они могут задохнуться. На что дастур ответил: «Двери помещений надо держать открытыми, а количество топлива не должно быть слишком велико, и если проделывать это в течении десяти дней, запах чумы выветрится из тел твоих воинов, а народ Хорезма избежит заражения этой болезнью от твоего войска».

Еще раз я попытался вознаградить того старца-зороастрийца, однако и на этот раз он не принял золотых монет, сказав что при его скромном образе жизни, он может довольствоваться тем, что удаётся добыть собственными руками, что урожая, получаемого с его поля и небольшого сада достаточно, чтобы он жил в довольстве. Затем, мы выступили из Дарабуджерда и, поскольку начинался период холодов, нам удалось пересечь пустыню между Фарсом и Хорасаном, не испытывая мучений от жары и жажды. Но болезнь не отставала от нас, и каждый день заболевало ещё по несколько воинов, и мы были вынуждены остановиться в селении Кяриз-э Араб, чтобы окурить войско дымом. Место так называли, потому что когда-то правитель Табаса по имени эмир Араб построил для местных жителей кяриз (т. е. подземный оросительный канал), который с тех пор обеспечивал местное население водой.

Там имелась крепость с двумя большими конюшнями, и я велел, чтобы воины поочередно прошли окуривание в них и в то же время лошадей держали в открытой степи. Через десять дней, в течении которых воины и их начальники каждый день по часу окуривались дымом, мы выступили из Кяриз-э Араба, после того до самого Самарканда в моем войске уже не возникало каких либо новых случаев заболевания чумой. По прибытии в Самарканд, я отправил послание правителю Фарса, велев ему от моего имени передать старцу-дастуру, что за оказанную им мне услугу, все зороастрийцы, проживавшие в Фарсе, освобождены мною от уплаты налогов на пятилетний срок.

Правитель Фарса через голубиную почту прислал ответ о том, что дастур зороастрийцев Дарабуджерда умер и его останки перенесены в дахму (Дахма представляет собой строение, возводимое зороастрийцами в отдаленном месте, на вершине горы, где они оставляют своих покойников, которые постепенно сами по себе разлагаются — Марсель Брион).

Правителю Фарса я велел довести мое решение до всех зороастрийцев и разъяснил, что за те услуги, которые дастур Дарабуджерда оказал Амиру Тимуру, все зороастрийцы Фарса на пять лет освобождены от уплаты налогов.

После возвращения на родину, я наведался в город Кеш, чтобы увидеть, ведется ли там строительство в соответствии с тем, как я указывал. Я уже упоминал, что желал бы сделать Кеш самым красивым и самым благоустроенным городом Вселенной, собрав в нем все достопримечательности, имевшиеся в других её городах. Прибыв в Кеш, я прошелся пешком по его центральному проезду, ширина которого как я уже говорил достигала пятидесяти заръов, постучав в ворота, входил в дома, знакомился с тем как живут горожане, довольны они своим бытом или нет.

Я видел, что все дома оснащены всем необходимыми для нормального проживания, а их хозяева довольны своей жизнью. Часть строений в городе еще не были завершены, работы на них велись лучшими зодчими, строителями, каменотесами и облицовщиками, которых я собирал во всех уголках света.

Осмотрев Кеш, я возвратился в Самарканд, где провел не более десяти дней, потому что считал, жизнь в городе может только расслабить и изнежить тебя, вытеснить привычку и тягу к жизни в условиях военного лагеря в степи. Я бегу от неги и наслаждений, потому что уверен, всякий правитель отдавшийся им, будет ввергнут в прах, обязательно отыщется сильный враг, который смешает с пылью и кровью тело неженки и сластены.

Через десять дней я вышел из Самарканда, разбил лагерь в степи иначал готовить все необходимое для похода на Хиндустан. Пока шла подготовка снаряжения, воины неустанно, кроме дня пятничной молитвы, оттачивали и совершенствовали свое боевое искусство, и я вместе с ними каждодневно участвовал в тех занятиях, потому что моя плоть, как и плоть остальных воинов, требовала постоянных тренировок и упражнений, чтобы не размякнуть от безделия и не утратить свою силу и способность