Оно. Том 2. Воссоединение - Кинг Стивен

«Господи. Приди в себя, Одра…»

Она энергично потерла лицо руками, и тошнотворное чувство ментального головокружения начало уходить. Она в городе Дерри. Дерри, штат Мэн, где ее муж провел детство, которое, по его словам, больше не помнил. Незнакомый ей город, судя по ощущениям, не очень хорошее место для жизни, но вполне определенное, отмеченное на карте. Она здесь, потому что здесь Билл, и завтра она его увидит, в «Дерри таун-хаусе». И независимо от того, что здесь не так, независимо от причины, по которой у него на руках появились эти шрамы, этой напасти они будут противостоять вместе. Она позвонит ему, скажет, что она здесь, потом присоединится к нему. А потом… что ж…

Если на то пошло, Одра понятия не имела, что будет потом. Головокружение, ощущение, что она находится в неком несуществующем месте, грозило вернуться. В девятнадцать лет она отправилась в турне по захолустью в составе никому не известной маленькой труппы: сорок не-самых-лучших представлений пьесы «Мышьяк и старые кружева» в сорока не-самых-лучших городках и городишках. И все за сорок семь не-самых-лучших дней. Начали они в театре «Пибоди Диннер» в Массачусетсе, а закончили в «Сыграй это снова, Сэм» в Саусалито 140. И где-то по пути, в каком-то городке Среднего Запада, в Эймсе, штат Айова, или в Гранд-Айле, штат Небраска, или, возможно, в Джубилее, штат Северная Дакота, она точно так же проснулась глубокой ночью и запаниковала, не зная, в каком она городе, какой сейчас день, почему она здесь и кто она. Даже собственное имя казалось ей нереальным.

Прежние ощущения вернулись. Она проснулась от кошмарного сна и теперь испытывала вызванный им ужас. Город, казалось, сжимался вокруг нее, как питон. Она это чувствовала, и ощущения это вызывало крайне неприятные. Она уже раскаивалась, что не послушала Фредди и не осталась в Англии.

Она сосредоточилась на Билле, хватаясь за мысль о нем точно так же, как утопающая схватится за что угодно, за деревяшку, за спасательный круг, за все, что

(мы все летаем здесь внизу, Одра)

держится на поверхности.

Ее пробрал холод, она обхватила руками обнаженную грудь, увидела мурашки, покрывшие кожу. На мгновение ей показалось, что чей-то голос заговорил вслух, но у нее в голове. Словно там поселился кто-то чужой.

«Я схожу с ума? Господи, это правда?»

«Нет, – ответил ее разум. – Это всего лишь дезориентация… разница в часовых поясах… тревожься о своем муже. Никто не говорил у тебя в голове. Никто…»

«Мы все летаем здесь внизу, Одра, – донесся голос из ванной. Настоящий голос, реальный, как здания. И лукавый. Лукавый, и издевательский, и злобный. – Ты тоже будешь летать». Слова сменились непристойным смехом, который, затихая, перешел в бульканье, какое иной раз слышится в забитом сливном отверстии. Одра вскрикнула… прижала руки ко рту.

– Я этого не слышала.

Она сказала это вслух, побуждая голос возразить ей. Он не возразил. В комнате царила тишина. Лишь где-то далеко ночь разорвал тепловозный гудок.

Внезапно она поняла, что до утра ждать невозможно и с Биллом ей необходимо увидеться прямо сейчас. Она находилась в стандартном номере мотеля, точно таком же, как тридцать девять других номеров этого мотеля, но вдруг поняла, что все зашло чересчур далеко. Все. Когда начинаешь слышать голоса, это уже перебор. Слишком страшно. Казалось, она соскальзывала в кошмар, из которого только что вырвалась. Ощущала испуг и жуткое одиночество. «Даже хуже, – подумала Одра. – Я ощущаю себя мертвой». Сердце внезапно пропустило два удара, заставив ее ахнуть и кашлянуть. Паника охватила Одру, она увидела себя пленницей собственного тела, задалась вопросом, а вдруг весь этот ужас имеет под собой самую обыкновенную физиологическую причину: может, у нее развивается инфаркт. Или это уже случилось.

Сердце забилось, но неровно.

Одра включила лампу на прикроватном столике, взглянула на часы. Двенадцать минут четвертого. Он, конечно, спит, но сейчас это не важно – она готова на все, лишь бы услышать его голос. Она хотела провести остаток ночи с ним. Если бы Билл лежал рядом, ее сердце билось бы в такт его и успокоилось. Кошмары бы ушли. Он продавал кошмары другим, – такую уж выбрал профессию, – но ей дарил только умиротворенность. За пределами странного холодного ореха, встроенного в его воображение, для него не существовало ничего, кроме умиротворенности. Она взяла телефонный справочник, нашла номер «Дерри таунхауса», позвонила.

– «Дерри таун-хаус».

– Вас не затруднит соединить меня с номером мистера Денбро? Мистера Уильяма Денбро?

– Этому парню всегда звонят в такой час? – спросил ночной портье и, прежде чем она успела спросить, как ей понимать этот вопрос, переключил ее на номер Денбро. Раздался гудок, второй, третий; Одра легко представила себе, как он спит, укрывшись по макушку; она представила себе, как тянется одной рукой, ощупывает прикроватный столик в поисках телефонного аппарата. Она это уже видела, и любящая улыбка коснулась ее губ. На четвертом гудке улыбка исчезла… раздался пятый, шестой. На седьмом портье разорвал связь.

– Этот номер не отвечает.

– Сама вижу, Шерлок. – Одра еще сильнее расстроилась и испугалась. – Вы уверены, что соединили меня с номером мистера Денбро?

– Да, – ответил портье. – Не прошло и пяти минут, как мистеру Денбро звонили из другого номера отеля. Я знаю, что трубку он брал, потому что на коммутаторе лампочка горела одну или две минуты. Должно быть, он ушел в номер того, кто ему позвонил.

– Из какого номера ему звонили?

– Не помню. Думаю, с шестого этажа. Но…

Одра положила трубку на рычаг. Она все поняла. Женщина. Какая-то женщина позвонила ему… и он ушел к ней. «И что теперь, Одра? Что мы будем с этим делать?»

Она почувствовала, что вот-вот заплачет. Слезы жгли глаза и нос; из груди готово было вырваться рыдание. Злости, по крайней мере пока, не было… только острое чувство потери. Ее бросили.

«Одра, возьми себя в руки. Ты делаешь слишком поспешные выводы. Сейчас глубокая ночь, тебе приснился дурной сон, и теперь ты уже представляешь себе Билла с другой женщиной. Но это же не единственный вариант. Что ты сейчас сделаешь, так это сядешь. Уснуть тебе уже не удастся. Включи свет, дочитай роман, который начала в самолете. Помнишь, что говорит Билл? Лучший вид снотворного. Книговалиум. И больше никаких приступов раздражения. Никаких диких выдумок и никаких голосов. Дороти Сэйерс и лорд Питер – лучшее от этого средство. «Почерк убийцы». Эта книга займет тебя до зари. А потом…»

Внезапно вспыхнул свет в ванной: она увидела полоску под дверью. Затем щелкнула запорная собачка, и дверь в ванную распахнулась. Глаза Одры широко раскрылись, инстинктивно она прикрыла грудь руками. Сердце бешено колотилось о ребра, во рту она почувствовала кислый привкус адреналина.

Тот же голос, низкий и завораживающий, произнес: «Мы все летаем здесь, внизу, Одра». – Последнее слово прозвучало длинным, растянутым криком: «Одра-а-а-а-а», – после чего раздались те же самые булькающие звуки, очень похожие на смех.

– Кто здесь? – воскликнула она, отшатнувшись. «Это уже не мое воображение, ни в коем разе, ты не скажешь мне…»

Включился телевизор. Она обернулась и увидела клоуна в серебристом костюме с большими оранжевыми пуговицами, прыгающего на экране. На месте глаз чернели пустые глазницы, а когда его густо накрашенные губы разошлись в еще более широкой улыбке, Одра увидела, что зубы у него острые, как бритвы. Он поднял отрубленную голову, с которой капала кровь. Глаза закатились, между век виднелись только белки, рот раскрылся, но Одра понимала, что это голова Фредди Файрстоуна. Клоун смеялся и танцевал. Размахивал головой, и капли крови изнутри падали на экран. Она слышала, как они шипят.

Она попыталась закричать, но с губ сорвался лишь слабый писк. Не глядя, нащупала платье, лежащее на спинке стула, и сумочку. Потом выскочила в коридор и захлопнула за собой дверь, тяжело дыша, побледнев как полотно. Сумочку поставила между ног, через голову надела платье.