Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

Всадник предупреждает Ленору, что до их брачной постели в Богемии скакать сто миль, а несколькими строфами ниже становится ясно, что эта постель — его могила. И они пускаются в дорогу — в знаменитых строках 149–50:

…конь бежит, летит,Под ним земля шумит, дрожит

— и 157–58:

… «Месяц светит нам!» —«Гладка дорога мертвецам!»

По этой дороге, залитой ярким лунным светом, они проедут мимо висельного столба (строфа XXV).

Меня часто озадачивало, отчего Пушкин решил отождествить свою Музу с этой запуганной девой. Это, несомненно, можно объяснить как дань признания романтизму, окрасившему первые его поэтические порывы, но не оставляет мысль, что тут маячат фигуры пяти декабристов, качающихся на виселице, мимо которой ведет автобиографическая дорога, — по ней он проносится в своей фантазии-ретроспекции 1829 г.

12 Нереиды. Нереида — нимфа, дочь морского божества Нерея.

V

   И позабывъ столицы дальной   И блескъ, и шумные пиры,   Въ глуши Молдавіи печальной 4 Она смиренные шатры   Племенъ бродящихъ посѣщала,   И между ними одичала,   И позабыла рѣчь боговъ 8 Для скудныхъ странныхъ языковъ,   Для пѣсенъ степи ей любезной...   Вдругъ измѣнилось все кругомъ:   И вотъ она въ саду моёмъ12 Явилась барышней уѣздной,   Съ печальной думою въ очахъ,   Съ Французской книжкою въ рукахъ.

1–3 И позабыв столицы дольной… / В глуши Молдавии печальной… По-румынски — Молдова, часть области Бессарабии, крайний юго-запад России. Она уже упоминалась с той же нотой меланхолической отчужденности в главе Первой, VIII, 13 (см. также коммент. к главе Восьмой, IV, 2, 6, 9).

4–9 Пушкин говорит о своих впечатлениях 1820–23 гг., когда он жил в Кишиневе, административном центре Бессарабии, два или три раза совершив поездки по окрестным местам. Так, в декабре 1821 г. он на десять дней уезжал в Измаил. В Молдавию он ненадолго вернулся в январе 1824 г. по пути в Тирасполь и Каушаны, где безуспешно отыскивал следы могилы Мазепы. В литературном отношении главным итогом этой поездки стали «Цыганы», романтическая поэма в 549 строк четырехстопным ямбом, начатая зимой 1823 г. в Одессе и оконченная (беловая рукопись) 10 окт. 1824 г. в Михайловском.

«Скудные странные языки» и «песни степи» относятся к двум произведениям Пушкина: 1) лишенной живого чувства, написанной четырехстопными амфибрахическими двустишиями 14 нояб. 1820 г. «Молдавской песне» (известной под названием «Черная шаль»), которая стала популярным романсом (а в румынском переложении, как говорят, получила новую жизнь в качестве «народной песни») и 2) к превосходной небольшой песне в двадцать строк двустопного анапеста, которую в «Цыганах» поет Земфира:

Старый муж, грозный муж,Режь меня, жги меня:Я тверда, не боюсьНи ножа, ни огня.

Утверждают, что в самом деле есть песня молдавских цыган, звучащая (согласно Пушкину) так: «арде-ма, фриде-ма». По-румынски «arde» — пылать, a «fride» — гореть, испепелять (Леонид Гроссман, «Пушкин», Москва, 1939, транслитерирует «арды ма», «фрыдже ма»).

Проспер Мериме в своем неточном и вялом прозаическом переложении пушкинской поэмы («Les Bohémiens», 1852) передает песню Земфиры следующим образом: «Vieux jaloux, méchant jaloux, coupe-moi, brûle-moi» и т. д.; эти строки, частично переделанные, использовали Анри Мейльхак и Людовик Алеви в своем либретто оперы Жоржа Бизе «Кармен» (1875), в основе которой — одноименная новелла Мериме (1847), для арии Кармен, насмешливо поющей ее в действии 1, сцене IX.

Наконец, Иван Тургенев перевел цыганскую песню из поэмы Пушкина для Эдмона де Гонкура, который в качестве «chanson du pays» <«народной песни»> вложил этот текст в уста цыганки Степаниды Рудак (также предложенной его русским другом) в своем посредственном романе «Братья Земганно» (1879), гл. 8:

Vieux époux, barbare époux,Egorge-moi! brûle-moi!

— a в последней строфе:

Je te hais!Je te méprise!C'est un autre que j'aimeEt je me meurs en l'aimant!

11 См. коммент. к главе Восьмой, IV, 2, 6, 9.

13–14 С печальной думою в очах, / С Французской книжкою в руках. Строки кажутся кратким точным резюме заключительных строк «Меланхолии» Габриеля Мари Жана Батиста Легуве (1764–1812):

… tendre Mélancolie!............................................................Ah! si l'art à nos yeux veut tracer ton image,Il doit peindre une vierge, assise sous l'ombrage,Qui, rêveuse et livrée à de vagues regrets,Nourrit au bruit des flots un chagrin plein d'attraits,Laisse voir, en ouvrant ses paupières timides,Des pleurs voluptueux dans ses regards humides,Et se plaît aux soupirs qui soulèvent son sein,Un cyprès devant elle, et Werther à la main.

<… нежная Меланхолия!............................................................О, если искусство захочет воссоздать твой зримый образ,Оно должно будет изобразить деву, сидящую в тени,Мечтательницу, предающуюся смутным сожалениям,Под лепет волн пестующую свою полную поэзии печаль,Она чуть приподняла свои робкие веки, и видно,Как во влажном ее взоре таятся слезы страсти,Какие томные вздохи волнуют ее грудь, —Пред ней кипарис, в руках ее «Вертер»>.

(Во французском произношении «Вертер», как, сокращая заглавие оригинала, называли эту книгу, созвучно с vert — зеленый).

VI

   И нынѣ Музу я впервыя   На свѣтскій раутъ привожу;   На прелести ея степныя 4 Съ ревнивой робостью гляжу.   Сквозь тѣсный рядъ Аристократовъ,   Военныхъ франтовъ, дипломатовъ   И гордыхъ дамъ она скользитъ, 8 Вотъ сѣла тихо и глядитъ,   Любуясь шумной тѣснотою,   Мельканьемъ платьевъ и рѣчей,   Явленьемъ медленныхъ гостей12 Передъ хозяйкой молодою,   И темной рамою мужчинъ   Вкругъ дамъ, какъ около картинъ.

2 светский раут. Слово «раут» оставалось употребительным в петербургском обществе еще в 1916 г. Вяземский в письме жене (1 авг. 1833 г.), шутя, употребляет варваризм «фашьонабельный раут». По-французски то же понятие выражается словом «raout».

3 степные. Слово «степь» в данном случае обладает более широким смыслом, чем «степь» в V, 9, и означает «природный, деревенский».

6 Военных франтов, дипломатов. Выдвигалось (не помню кем) предположение, что во всех трех изданиях (1832, 1833, 1837) тут опечатка и после «военных» (т. е. «служащих в армии» или «военных людей») должна быть запятая. Эта запятая, несомненно, придала бы строке намного более отчетливо выраженное пушкинское звучание (не говоря уже о том, что тогда исчезла бы некая прямолинейность самого определения — «военные франты»).

14 Вкруг… около. Сравнение поверхностно и строка кажется громоздкой. Неважное впечатление, честно говоря, оставляет и вся строфа.

VII

   Ей нравится порядокъ стройной   Олигархическихъ бесѣдъ,   И холодъ гордости спокойной, 4 И эта смѣсь чиновъ и лѣтъ.   Но это кто въ толпѣ избранной   Стоитъ безмолвный и туманной?   Для всѣхъ онъ кажется чужимъ. 8 Мелькаютъ лица передъ нимъ,   Какъ рядъ докучныхъ привидѣній?   Что, сплинъ иль страждущая спѣсь   Въ его лицѣ? Зачѣмъ онъ здѣсь?12 Кто онъ таковъ? Уже ль Евгеній?   Уже ли онъ?... Такъ, точно онъ.   — Давно ли къ намъ онъ занесёнъ?

6 туманный. Возможные смысловые оттенки — пасмурный, сумрачный, «ténébreux», если «туманный» характеризует Онегина.

VIII

   Все тотъ же ль онъ иль усмирился?   Иль корчитъ также чудака?   Скажите, чѣмъ онъ возвратился? 4 Что намъ представитъ онъ пока?   Чѣмъ нынѣ явится? Мельмотомъ,   Космополитомъ, патріотомъ,   Гарольдомъ, квакеромъ, ханжёй, 8 Иль маской щегольнетъ иной.   Иль просто будетъ добрый малой,   Какъ вы да я, какъ цѣлый свѣтъ?   По крайней мѣрѣ мой совѣтъ:12 Отстать отъ моды обветшалой.   Довольно онъ морочилъ свѣтъ...   — Знакомъ онъ вамъ? — И да и нѣтъ.

1 усмирился. Т. е. укрощен жизнью, успокоился в том, что относится к области «страстей» и т. п.