Собачье сердце - Михаил Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иван Арнольдович, убедительно прошу… гм… сколько там пациентов?
— Одиннадцать,— ответил Борменталь.
— Отпустите всех, сегодня принимать не буду!
Филипп Филиппович постучал костяшкой пальца в дверь и крикнул:
— Сию минуту извольте выйти! Зачем вы заперлись?
— Гу-гу,— жалобно и тускло ответил голос Шарикова.
— Какого черта?.. Не слышу! Закройте воду!
— Гау… угу…
— Да закройте воду! Что он сделал, не понимаю?! — приходя в исступление, вскричал Филипп Филиппович. Зина и Дарья Петровна, открыв рты, в отчаянии смотрели на дверь. К шуму воды прибавился подозрительный плеск. Филипп Филиппович еще раз погрохотал кулаками в дверь.
— Вон он! — выкрикнула Дарья Петровна из кухни.
Филипп Филиппович ринулся туда. В разбитом окне под потолком показалась и высунулась в кухню физиономия Полиграфа Полиграфовича. Она была перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась, пламенея от свежей крови, царапина.
— Вы с ума спятили? — спросил Филипп Филиппович.— Почему вы не выходите?
Шариков и сам в тоске и страхе оглянулся и ответил:
— Защелкнулся я!
— Откройте замок! Что же вы, никогда замка не видели?
— Да не открывается, окаянный,— испуганно ответил Полиграф.
— Батюшки! Он предохранитель защелкнул! — вскричала Зина и всплеснула руками.
— Там пуговка есть такая,— выкрикивал Филипп Филиппович, стараясь перекричать воду,— нажмите ее книзу… Вниз нажмите! Вниз!
Шариков пропал, через минуту вновь появился в окошке.
— Ни пса не видно,— в ужасе пролаял он в окно.
— Да лампу зажгите! Он взбесился!
— Котяра проклятый лампу раскокал,— ответил Шариков,— а я стал его, подлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперь найти не могу.
Все трое всплеснули руками и в таком положении застыли.
Минут через пять Борменталь, Зина и Дарья Петровна сидели рядышком на мокром ковре, свернутом трубкою у подножия двери, и задними местами прижимали его к щели под дверью, а швейцар Федор с зажженной венчальной свечой Дарьи Петровны по деревянной лестнице лез в слуховое окно. Его зад, в крупную серую клетку, мелькнул в воздухе и исчез в отверстии.
— Ду… гу-гу! — что-то кричал Шариков сквозь рев воды.
Из окошка под напором брызнуло несколько раз на потолок кухни, и вода стихла.
Послышался голос Федора:
— Филипп Филиппович, все равно надо открывать, пусть разойдется, отсосем из кухни!
— Открывайте! — сердито крикнул Филипп Филиппович.
Тройка поднялась с ковра, дверь из ванной нажали, и тотчас волна хлынула в коридорчик. В нем она разделилась на три потока: прямо в противоположную уборную, направо в кухню и налево в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина захлопнула дверь в переднюю. По щиколотку в воде вышел Федор, почему-то улыбаясь. Он был как в клеенке — весь мокрый.
— Еле заткнул, напор большой,— пояснил он.
— Где этот? — спросил Филипп Филиппович и с проклятьем поднял одну ногу.
— Боится выходить,— глупо усмехнувшись, объяснил Федор.
— Бить будете, папаша? — донесся плаксивый голос Шарикова из ванной.
— Болван! — коротко отозвался Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами и Шариков с швейцаром, босые, с закатанными штанами, шваркали мокрыми тряпками по полу кухни и отжимали их в грязные ведра и раковину. Заброшенная плита гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу, прямо в пролет лестницы, и падала в подвал.
Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже на паркете передней и вел переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке.
— Не будет сегодня приема, профессор нездоров. Будьте добры, отойдите от двери, у нас труба лопнула.
— А когда же прием? — добивался голос за дверью.— Мне бы только на минуту…
— Не могу.— Борменталь переступал с носков на каблуки.— Профессор лежит, и труба лопнула. Завтра прошу. Зина, милая! Отсюда вытирайте, а то она на парадную лестницу выльется.
— Тряпки не берут!
— Сейчас кружками вычерпаем! — отзывался Федор.— Сейчас!
Звонки следовали один за другим, и Борменталь уже всей подошвой стоял в воде.
— Когда же операция? — приставал голос и пытался просунуться в щель.
— Труба лопнула…
— Я бы в калошах прошел…
Синеватые силуэты появлялись за дверью.
— Нельзя, прошу завтра.
— А я записан…
— Завтра. Катастрофа с водопроводом.
Федор у ног доктора ерзал в озере, скреб кружкой, а исцарапанный Шариков придумал новый способ. Он скатал громадную тряпку в трубку, лег животом в воду и погнал ее из передней обратно к уборной.
— Что ты, леший, по всей квартире гоняешь? — сердилась Дарья Петровна.— Выливай в раковину!
— Да что в раковину! — ловя руками мутную воду, отвечал Шариков,— она на парадное вылезет.
Из коридора со скрежетом выехала скамеечка, и на ней вытянулся, балансируя, Филипп Филиппович в синих с полосками носках.
— Иван Арнольдович, бросьте вы отвечать. Идите в спальню, я вам туфли дам.
— Ничего, Филипп Филиппович, какие пустяки!
— В калоши станьте!
— Да ничего, все равно уж мокрые ноги…
— Ах, боже мой! — расстраивался Филипп Филиппович.
— До чего вредное животное,— отозвался вдруг Шариков и выехал на корточках с суповой миской в руке.
Борменталь захлопнул дверь, не выдержал и засмеялся. Ноздри Филиппа Филипповича раздулись, и очки вспыхнули.
— Вы про кого говорите? — спросил он у Шарикова с высоты.— Позвольте узнать?
— Про кота я говорю. Такая сволочь! — ответил Шариков, бегая глазами.
— Знаете, Шариков,— переведя дух, отозвался Филипп Филиппович,— я положительно не видел более наглого существа, чем вы.
Борменталь хихикнул.
— Вы,— продолжал Филипп Филиппович,— просто нахал! Как вы смеете это говорить! Вы все это учинили сами и еще позволяете… Да нет! Это черт знает что такое!
— Шариков, скажите мне, пожалуйста,— заговорил Борменталь,— сколько времени еще вы будете гоняться за котами? Стыдитесь, ведь это же безобразие!
— Дикарь!
— Какой я дикарь? — хмуро отозвался Шариков.— Ничего я не дикарь. Его терпеть в квартире невозможно. Только и ищет, как бы что своровать. Фарш слопал у Дарьи. Я его поучить хотел.
— Вас бы самого поучить! — ответил Филипп Филиппович.— Вы поглядите на свою физиономию в зеркало.
— Чуть глаза не лишил,— мрачно отозвался Шариков, трогая глаз черной мокрой рукой.
Когда темный от влаги паркет несколько подсох и все зеркала покрылись банным налетом и звонки прекратились, Филипп Филиппович в сафьяновых красных туфлях стоял в передней.
— Вот вам, Федор…
— Покорнейше благодарим…
— Переоденьтесь сейчас же. Да вот что: выпейте у Дарьи Петровны водки.
— Покорнейше благодарю.— Федор помялся, потом сказал: — Тут еще, Филипп Филиппович… Я извиняюсь, уж прямо и совестно. Только за стекло в седьмой квартире… Гражданин Шариков камнями швырял…
— В кота? — спросил Филипп Филиппович, хмурясь, как облако.
— То-то, что в хозяина квартиры. Он уж в суд грозился подавать.
— Черт!..
— Кухарку Шариков ихнюю обнял, а тот его гнать стал… Ну, повздорили…
— Ради бога, вы мне всегда сообщайте сразу о таких вещах. Сколько нужно?
— Полтора.
Филипп Филиппович извлек три блестящих полтинника и вручил Федору.
— Еще за такого мерзавца полтора целковых платить,— послышался в дверях глухой голос,— да он сам…
Филипп Филиппович обернулся, закусил губу и молча нажал на Шарикова, вытеснил его в приемную и запер его на ключ. Шариков изнутри тотчас загрохотал кулаками в дверь.
— Не сметь! — явно больным голосом воскликнул Филипп Филиппович.
— Ну уж это действительно,— многозначительно заметил Федор,— такого наглого я в жизнь свою не видел!
Борменталь как из-под земли вырос.
— Филипп Филиппович, прошу вас, не волнуйтесь!
Энергичный эскулап отпер дверь в приемную, и оттуда донесся его голос:
— Вы что? В кабаке, что ли?
— Это так! — добавил решительный Федор.— Вот это так! Да по уху бы еще!..
— Ну что вы, Федор,— печально буркнул Филипп Филиппович.
— Помилуйте, вас жалко, Филипп Филиппович!
7
— Нет, нет и нет,— настойчиво заговорил Борменталь,— извольте заложить!
— Ну что, ей-богу,— забурчал недовольный Шариков.
— Благодарю вас, доктор,— ласково сказал Филипп Филиппович,— а то мне уже надоело делать замечания.
— Все равно не позволю есть, пока не заложите. Зина, примите майонез у Шарикова.
— Как это так «примите»? — расстроился Шариков.— Я сейчас заложу.
Левой рукой он заслонил тарелку от Зины, а правой запихнул салфетку за воротничок и стал похож на клиента в парикмахерской.