Невинная жертва - Мэрил Хенкс Мэрил Хенкс

— Неужели вы считали, что Анри такой ненадежный и несерьезный человек?

Мадлен с трудом подавила очередной зевок.

— Как вы узнали, что его зовут Анри?

— Наверное, вы упомянули его имя.

7

Она не помнила, чтобы упоминала Анри по имени. Но иначе откуда он мог узнать это имя? Несомненно, проклятый алкоголь, к которому она не привыкла, развязал ей язык.

В холле старинные часы пробили полночь.

Увидев, что ее глаза закрываются, Луи встал.

— Похоже, пора ложиться, пока вы не заснули в кресле.

Она по-совиному захлопала ресницами и капризно произнесла:

— Я подожду Пэр Ноэля.

— Неужели ваша мама не рассказывала, что он никогда не приходит, пока вы бодрствуете. Но если вы как пай девочка ляжете спать, возможно, услышите звон его колокольчиков. Он принес подсвечник, и зажег свечу от огня в камине. — Ну как, готовы? — Он помог ей подняться, но она тут же потеряла равновесие и как подкошенная снова упала в кресло. — Дорогая, сдается, вы перебрали бренди. Ну ничего, мы с этим справимся.

Он задул свечу, поставил подсвечник на стол, наклонился над креслом и как пушинку поднял ее. Отблески огня освещали ему дорогу до двери. Локтем он нажал на ручку и вышел в холл. Через множество окон туда проникал слабый лунный свет, и путь по лестнице наверх он проделал достаточно легко.

Сквозь отяжелевшие веки Мадлен видела, что буран еще не утих и снег продолжает падать тяжелыми хлопьями. Предсказание Луи, что к утру их занесет снегом, похоже, сбудется. Эта тревожная мысль мелькнула в ее затуманенном сознании.

Она посмотрела на него и обвиняюще сказала:

— Мы должны были взять свечу, вы забыли?

Дойдя до широкой лестничной площадки, Луи ответил:

— Вы не верите, что мы прекрасно обойдемся без нее?

— Но ведь вы сами говорили, что ложиться спать при свечах очень романтично.

Даже в темноте она разглядела, как блеснули его зубы в улыбке.

— А как, по-вашему, отправиться в постель на руках тоже романтично?

— Это случается только в сказках.

— Сейчас именно это и происходит. И, чтобы вы не слишком разочаровывались, так и быть, зажгу свечу в ванной.

— Это будет замечательно, — обрадовалась она.

Он распахнул ногой дверь в огромную спальню и снова закрыл ее за собой.

В камине уже весело трещал огонь, освещая комнату со старинной мебелью. И все-таки здесь было далеко не жарко. Луи положил ее на кушетку с высокими подушками поближе к огню, зажег канделябр с тремя свечами и вопросительно приподнял брови.

— Вы довольны?

— Да, спасибо, — вежливо ответила она.

— Я поставлю свечу в вашей ванной, чтобы вы могли умыться и почистить зубы.

— У меня что, своя ванная?

— Это хозяйская спальня, в ней две ванные: для него и для нее.

Почему-то ей стало смешно, и она расхохоталась. Она чувствовала себя почти счастливой, чувство эйфории захватило ее.

Луи открыл одну дверь и отнес туда подсвечник.

— Вы сможете переодеться на ночь, если я принесу ваши вещи? — спросил он, вернувшись.

— Конечно, смогу, — ответила она. — Кое-кто думает, что я пьяна.

— И этот кто-то, должно быть, прав.

Конечно, она не настолько пьяна. Просто устала, и у нее нет сил спорить.

Он водрузил ее саквояж на дубовый стол, и она, подавляя зевоту, наблюдала, как он расстегивает молнию и достает оттуда пижаму, махровый халат и косметичку с туалетными принадлежностями. Потом он перенес вещи в ванную, помог ей встать, обхватив за талию, и отвел ее туда.

Слегка качнувшись на нетвердых ногах, она ухватилась за вешалку для полотенца.

Луи с сомнением покачал головой.

— Справитесь?

— Несомненно, — с вызовом ответила Мадлен.

— Позовите меня, если я вам понадоблюсь. — Он вышел, оставив дверь слегка приоткрытой.

Она ухватилась за раковину одной рукой, а другой почистила зубы, вымыла руки и лицо. Мне бы сейчас не помешал ледяной душ, подумала она. Но это явно было ей не под силу.

Свеча, стоявшая на полке у нее за спиной, отражалась в зеркале и освещала ее бледное лицо. Мадлен начала раздеваться. Самым трудным делом оказалось снять колготки, но она справилась и с этим. Надела ночную рубашку и накинула поверх нее махровый халат. Сейчас пойду, подумала она, как только пол перестанет крениться.

— Вы готовы? — раздался голос Луи. — Да.

Он открыл дверь. На нем была надета пижама цвета старого вина, при этом брюки доходили только до колен, обнажая голые ноги.

— Будет лучше, если вы мне дадите руку.

Мадлен растерянно заморгала и спросила:

— Вы что, тоже собираетесь спать?

Он взял ее за руку и повел в комнату.

— Да, собираюсь.

— И где вы будете спать?

— Я хотел разделить с вами эту комнату. Так нам будет легче сохранить тепло.

Она прижалась к его груди и пробормотала:

— Ну хорошо, я согласна.

Мадлен пошевелилась и начала просыпаться. Постепенно туман в голове начал рассеиваться. Она находилась явно не в своей однокомнатной квартире. Она лежала на очень широком удобном матрасе, и подушка под головой была гораздо мягче, чем ее собственная. Где же она?

Через какое-то время ее затуманенный мозг выдал ответ: сегодня Рождество, и она, должно быть, у Сесиль. Но она никак не могла вспомнить, как провела вчерашний вечер, как переоделась и легла спать.

Наверное, она выпила слишком много любимого коктейля, который умеет смешивать только Сесиль. Ну надо же, от невинного коктейля так отключиться!

Единственное, что Мадлен четко помнила, это момент, когда она заперла дверь магазина. Шел снег, и все вокруг было белым-бело. Мостовая стала скользкой, и она шла на стоянку с осторожностью…

Внезапно память ожила, и все случившееся замелькало перед ее глазами, как на экране.

Происшествие на стоянке… Она в первый раз увидела Луи Лакруа… Подвезла его домой… Буран… Его предложение работать у него… Беспокойный вечер, который они провели вместе… Он заставил ее рассказать об Анри…

А что потом?

Но экран на этом месте остановился и категорически отказался выдать ей то, что было дальше. Она никак не могла вспомнить, как добралась до постели.

И опять память услужливо напомнила ей то, что она предпочла бы не вспоминать — внезапно возникшее между ними притяжение.

Нет, не между ними. А только с ее стороны. Его невозмутимость, попытка напугать, то, как он поддразнивал ее, — все доказывало, что он не испытывает к ней никаких чувств.

Непонятно только одно — почему он хотел, чтобы она осталась?

Ее разрывало на части от противоречивых чувств.