Неизвестная жизнь Иисуса Христа - Н Нотович

Наша религия исповедуется двумя монашескими орденами – красным и желтым. Первые, – которые признают власть Панчена, проживающего в Таши Лумпо, главы гражданской администрации Тибета, – могут жениться. А мы – желтые монахи, давшие обет безбрачия, и наш непосредственный владыка – Далай-лама. Кроме этого пункта различия, ритуалы наших двух орденов одинаковы».

«И в обоих есть мистерии, подобные тем, что я видел сегодня?»

«Да, с очень немногими отличиями. Раньше эти праздники проводились с величайшей торжественностью и пышностью, но со времен завоевания Ладака наши монастыри не единожды подверглись разграблениям и наши богатства были отняты у нас.

Теперь мы вынуждены довольствоваться белыми ризами и бронзовой посудой, в то время как собственно в Тибете можно увидеть золотые сосуды и ткани, шитые золотом».

«Во время моего недавнего визита в гонпу один из лам рассказал мне о некоем пророке, или, как сказали бы вы, Будде, по имени Исса. Можете ли вы рассказать мне что-либо о его существовании?» – спросил я, желая не упустить благоприятную возможность начать разговор на тему, столь сильно волнующую меня».

«Имя Иссы пользуется большим уважением у буддистов, – ответил мой хозяин. – Но не многие знают о нем, за исключением лам-настоятелей, которые читали свитки, касающиеся его жизни. Существует несчетное число Будд, как Исса, и 84 000 существующих доныне манускриптов содержат подробности из жизни каждого; но не многие прочли хотя бы сотую долю их.

Поступая согласно установленному обычаю, каждый ученик или лама, посещая Лассу, должен принести в дар одну или более копий тому монастырю, к которому он приписан. Наша гонпа, как и другие, располагает уже большим их числом. Среди них можно найти летописи о жизни и деяниях Будды Иссы, который проповедовал священное учение в Индии и среди детей Израилевых и был предан смерти язычниками, чьи потомки с тех пор приняли заповеди, которые он проповедовал и которые, мы верим, вы усвоили.

Великий Будда, Душа Вселенной, является воплощением Брахмы. Он почти непрестанно пребывает в покое, храня в себе все существующее от начала времен, и его дыхание оживляет мир. Предоставив человеку полагаться на собственные силы, он все же в некоторые эпохи выходит из своего бездействия, принимая человеческий облик, чтобы спасти свои творения от неминуемой гибели.

Во время своего земного существования Будда создает новый мир из разобщенных народов. И, выполнив свою задачу, он покидает Землю, вновь обретая свое невидимое состояние и жизнь в совершенном блаженстве.

Три тысячи лет тому назад великий Будда воплотился в прославленном принце Шакьямуни, тем самым продолжив череду своих двадцати воплощений. Две с половиной тысячи лет назад великая Душа мира вновь воплотилась в Гаутаме, заложив основы нового царства в Бирме, Сиаме и на разных островах.

Вскоре после этого буддизм начал распространяться в Китае – благодаря усилиям мудрецов, которые сделали все возможное, чтобы распространить священную доктрину. И в правление Минг Ти из династии Хан, тысячу восемьсот двадцать три года назад,* заповеди Шакьямуни получили всеобщее признание народа. Одновременно с приходом буддизма в Китай его заповеди распространились среди израильтян.

Около двух тысяч лет назад совершенное Существо, вновь выйдя из своего бездействия, воплотилось в новорожденном младенце из бедной семьи. То была Его воля, чтобы ребенок простыми словами просвещал невежд в том, что касалось вечной жизни – своим собственным примером, возвращая людей на путь истины, открывая им дорогу, действительно ведущую к достижению нравственной чистоты.

Когда он был еще мальчиком, это святое дитя привели в Индию, где вплоть до зрелого возраста он изучал законы великого Будды, который вечно обитает на небесах».

В этот момент мой собеседник начал демонстрировать явные признаки утомления, принявшись крутить свой молитвенный цилиндр в знак того, что желает закончить беседу. Поэтому я поспешно задал следующие вопросы:

«На каком языке написаны основные свитки о жизни Иссы?»

«Документы о его жизни, принесенные из Индии в Непал, а из Непала в Тибет, написаны на пали и сейчас находятся в Лассе. Но копии на нашем языке, то есть на тибетском, есть и в этом монастыре».

«Как относятся к Иссе в Тибете? Считают ли его святым?» – спросил я.

«Люди не знают о самом его существовании. Лишь верховные ламы, которые изучали документы о его жизни, что-то знают о нем. Но поскольку его доктрина не составляет канонической части буддизма, – ведь его почитатели не признают авторитета Далай-ламы, – пророк Исса официально не признан в Тибете святым».

«Не совершаете ли грех, рассказав об этих копиях чужеземцу?» – задал я вопрос.

«То, что принадлежит Богу, – ответил лама, – принадлежит и человеку. Долг обязывает нас со всей добросовестностью помогать распространению его священного слова. Я не знаю точно, где сейчас находятся эти документы; но если вы когда-нибудь вновь посетите нашу гонпу, я буду рад показать их вам».

В этот момент вошли два монаха, произнесли несколько слов, которые мой переводчик не смог разобрать, и сразу же удалились.

«Меня зовут к жертвоприношениям, – сказал лама. – Умоляю извинить меня».

Вслед за этим он поклонился и, направившись к двери, исчез. Мне ничего лучшего не оставалось, как вернуться в комнату, предоставленную мне, где, легко поужинав, я провел ночь.

На следующий день я возвратился в Лех, раздумывая, под каким предлогом я мог бы вновь посетить монастырь. Двумя днями позже я с посыльным отправил верховному ламе подарок, состоящий из будильника, наручных часов и термометра, одновременно извещая его о своем желании по возможности вернуться в монастырь до моего отъезда из Ладака в надежде, что он может позволить мне увидеть книгу, которая была одним из предметов нашей беседы.

Я наметил план достичь Кашмира и позже отправиться оттуда в Химис, но Судьба распорядилась иначе. Когда я проезжал мимо холма, на вершине которого располагалась гонпа Пинтака, моя лошадь оступилась, и я был сброшен на землю так неудачно, что сломал правую ногу ниже колена.

Таким образом, было невозможно продолжать путешествие, и, так как я не имел никакого желания возвращаться в Лех или пользоваться гостеприимством в гонпе Пинтака (нездоровое место), я распорядился, чтобы меня отнесли в Химис, куда можно было добраться за полдня медленной езды.

На мою поврежденную конечность была наложена импровизированная шина – операция, причинившая мне огромные мучения, – и меня усадили в седло; один кули придерживал мою ногу, а другой вел лошадь под уздцы. Мы переступили порог Химиса поздним вечером.

Услышав о моем несчастье, все вышли мне навстречу. Меня с великой осторожностью перенесли в их лучшие покои и уложили на мягкую постель, возле которой стояло молитвенное колесо. Все это происходило под неустанным надзором настоятеля монастыря, который сочувственно пожал руку, протянутую мной в благодарность за его доброту.

На следующий день я сам сделал лучший вариант шины для ноги из небольших удлиненных деревянных палочек, соединенных между собой веревками; пребывание в абсолютной неподвижности оказалось столь благоприятно, что вскоре я был в состоянии покинуть гонпу и отправиться в Индию в поисках хирургической помощи.

Пока монастырский служка непрестанно крутил молитвенное колесо подле моей постели, святейший настоятель развлекал меня бесконечными занятными историями, постоянно вынимая мой будильник и часы из футляров и расспрашивая меня об их назначении и о том, как они работают.

В конце концов, уступив моим горячим просьбам, он принес мне два больших переплетенных фолианта с пожелтевшими от времени страницами и читал мне из них на тибетском языке биографию Иссы, которую я аккуратно записывал в мой carnet de voyage* вслед за моим переводчиком. Этот интересный документ написан в виде отдельных стихов, которые зачастую лишены последовательности.

За несколько дней мое состояние настолько улучшилось, что я был способен продолжить путь. Поэтому я, приняв необходимые меры предосторожности в отношении сломанной ноги, вновь направился в Индию через Кашмир. Это путешествие, проходившее в медленных переходах, продлилось двадцать дней и причинило мне много страданий.

Тем не менее, благодаря носилкам, любезно присланным мне господином Пейшо (я пользуюсь случаем поблагодарить его за великодушную заботу обо мне) и указу великого визиря магараджи Кашмира, в котором властям передавалось распоряжение обеспечить меня носильщиками, я смог добраться до Шринагара, который почти сразу покинул, так как торопился достичь Индии до появления первого снега.

В Мюрри я встретил одного француза, графа Анри де Сен-Фаля, который совершал увеселительную поездку по Индостану. Все время пути, который мы вместе проделали до самого Бомбея, молодой граф выказывал самое трогательное внимание к моим страданиям, что причиняли мне сломанная нога и лихорадка, которой я был тогда снедаем.