Газета День Литературы # 77 (2004 1) - Газета День Литературы

В 1988 году я рассказал Проханову о Водянове, привел его в гости к Водянову, который тогда жил в общежитии Оргэнергостроя. Разговор продолжался полтора часа и произвел на Проханова большое впечатление. Уходя, Проханов сказал: "Это — человек-роман". По просьбе Проханова Водянов не раз возил его в Удомлю. Он был потрясен масштабом строительства, точностью его организации системой "КОМПАС". Познакомил его и с другими идеологами, например, с Э.П. Григорьевым.

Вот тогда-то, в 1988 году, и возникла у Проханова идея романа. Важно понять, какую задачу поставил перед собой Проханов. Ведь у него был выбор — либо реализовать в романе "концептуальную" проблематику, либо — проблематику "КОМПАСа". И он сделал совершенно правильный выбор — взяв в качестве прототипов Водянова и "КОМПАС", руководителей и рабочих стройки. Это была маленькая, но доступная для разработки в романе, ступенька. Но и она была сложной, а уж концептуальные методы — пока недоступны для художественного освоения.

Первый вариант романа вышел под названием "600 лет после битвы ".

В моих глазах Проханов — прежде всего искренний и пламенный борец за Красную империю. Писатель он постольку, поскольку он борец за эту идею. Вряд ли можно указать кого-либо еще из писателей, сравнимого с ним в этом качестве. Все, что он сделал для направления, живо по сей день.

Особенность избранного Прохановым жанра — стремление отразить "жизнь с проблемой", а не "проблему в жизни".

Разумеется, художественное освоение такой новой, совершенно необычной области, в которую ворвался Проханов, не может быть сделано не только одним человеком, но даже одним поколением писателей. Отсутствие за прошедшие 8 лет с выхода "Ангела" равноценных произведений говорит само за себя. Если считать, что способных людей много, а область исключительно интересна, то одним из сдерживающих моментов может быть неясность шага, который должен быть сделан вслед за Прохановым.

Выяснение направления и размера этого шага может быть истолковано как задание или социальный заказ со стороны новой, быстро развивающейся отрасли, лучше сказать "мозга над мозгом", художественной литературы. На самом деле этот заказ внутренне содержится в "Ангеле", именно в отношении его идейных и художественных установок к текущим и назревающим событиям.

В этом и следующих разделах определение этого шага будет сделано в несколько приемов. Вначале необходимо разъяснить, что такое "система КОМПАС", что в ней такого, что она вызвала борьбу, явилась пружиной, раскручивающей сюжет романа. Затем следует послушать В.Г. Водянова — прототипа Фотиева, и В.М. Никипелова — прототипа Накипелова. Интересен также взгляд на роман аналитика, повседневно и совершенно конкретно, в рамках заказанных прикладных работ занимающегося проектированием и преобразованием организационных форм — директора Аналитического центра "Концепт" Захирджана Анваровича Кучкарова. Все это позволит подвести итог — охарактеризовать необходимый шаг в развитии художественной литературы.

В.Г. Водянов. В майские праздники 1986 года Александр Андреевич Проханов, услышав, что я с семьей выехал из района Чернобыльского взрыва и нахожусь на Белорусском вокзале, не раздумывая, прокричал мне в трубку: "Стойте на месте, через минуты я буду". Примчался на своей машине, игнорируя наше сопротивление, забрал нас, радиоактивных, и привез к себе домой. Семья — жена Люда, бабуля, дети — понимали небезопасность гостей. Но приняли! Да еще с улыбками, с искренним пониманием и быстрым хлебосольством. Женская половина Прохановых, по-матерински нежничая с нами, тихонько сообщила нам, что им ранее выпало пройти Челябинский Чернобыль, и поэтому они нас понимают. Прохановы — прекрасные люди!

Но я должен по просьбе Спартака Петровича Никанорова — крестного отца системы "КОМПАС" — рассмотреть роман А.А. Проханова "Ангел пролетел" как прецедент художественного отображения проблем управленческой теории и практики.

Главный герой романа, изобретатель Фотиев — "безродный, худородный, неграмотный, самоучка, беспомощный, нищий, недокормыш", с жалким "желтым портфелем", приютившийся у случайной "профсоюзницы" и т.п. — зачем? Неужели автор не видит, что он не создает у читателя сопереживания к главному герою романа, а создает антипатию. Или он это делает сознательно? Зачем автор выдумал (подстрекательски, что ли?) забастовку на атомной стройке (???), демонстрацию недовольных рабочих и ее разгон военнослужащими и ОМОНовцами? Конечно, освоение системы может иметь драматические мотивы, но разве в этом дело? Тема-то романа — мировые проблемы теории и практики управления, разрешаемые российским изобретателем.

Зачем "случай с трагичным нарушением техники безопасности"? Ведь известно, что "КОМПАС" своей процедурой "входного контроля" как раз не допускал никаких нарушений норм и правил. Беспокойство Фотиева о том, что в механизме "Вектора" возможна ошибка и, значит, возможность "катастрофы со взрывом" (стр. 152) — совершенно необоснованное, безответственное нагнетание на читателя страхов. Фотиев вдруг понял неполноценность "Вектора" (стр. 221). Намек на возможную связь Чернобыльского взрыва с "Вектором" (стр. 222) — безграмотен и безответственен. Не хочется разбирать убеждение автора в том, что Россия "не пойдет на поклон к мировому компьютеру" (стр. 223) или "прозрение" Фотиева о его ошибочности в понимании всей глубины "Вектора" (стр. 226). Писатель не стремится убедить читателя именно в полноценности "Вектора". В романе даются высокие оценки "Вектору", которые правильны и подтверждаются жизнью. Однако вместо неуместных "нимбов" над героями лучше бы описал творческие сравнения "КОМПАСа" специалистами, знающими "КОМПАС", с мировыми "Проджект-менеджментом", "Системным анализом", "Международными стандартами качества", "Японским капиталистическим соревнованием".

В.М. Никипелов. Не берусь судить о художественной стороне, но нравится язык романа: хлесткий, яркий, запоминающийся ~ ложится на душу. Такие сравнения, как: "холодный ветер вычесывал стайки дроздов с верхушек берез..." — западают в душу. И таких мест в романе много, не буду на этом останавливаться. Читал книгу с удовольствием. Но именно я внедрял "КОМПАС" в Гидромонтаже, который строил Калининскую атомную станцию. К сожалению, в романе не представлены ее замечательные идеи, не показано, как действует система "КОМПАС" в жизни. Складывается впечатление, что "Вектор" — это что-то вроде панацеи от всех болезней и бед предприятия и общества, которое он ("Вектор") разделил на две части, борющиеся жестоко, не на жизнь, а на смерть. Конфликт был, мне говорили: "При твоих подчиненных клянусь, что я тебя сожру". Но читатель не представляет, что же это на самом деле, как система влияет на людей, пользующихся ею.

А конфликт, необходимый писателю, был между так называемым внешним миром и созданным коллективом — была зависть со стороны смежных управлений и боязнь руководителей быть обвиненными в неспособности организовать труд людей.

Нужно также добавить, что наше управление, имевшее худшую производственную базу, находилось на критическом пути сетевого графика, и тем не менее оно смогло увеличить производительность более чем в 2 раза, сократить срок ввода второго блока Калининской АЭС.

Можно было бы показать, как на нас "натравливали" партгосконтроль, партийный контроль (на уровне Союза), РГТИ, Прокуратуру.

Таково мое видение книги, посвященной необычной оргсистеме под названием "КОМПАС".

Теперь дадим слово аналитику З.А. Кучкарову.

З.А. Кучкаров. Если смотреть на книгу как на роман о трагедии изобретателя, то можно считать, что отторжение обществом инноваций в книге раскрыто. Более того, дана картина социальных инноваций. Нарисована героика социальных инноваций. Сделано даже больше — тематически впервые раскрыты организационные инновации. Было бы хорошо узнать, является ли книга не только первой, но и замеченной в этом своем статусе. Я думаю, что она в этом статусе не замечена ни общественностью, ни критикой.

Профессиональные слова в книге правильно поставлены, искажений нет, но нельзя сказать, что книга построена на знакомстве автора с профессиональной областью. Они выделяются, как пятнышки на мухоморе, и книга не преследует цель включить их в художественную ткань. Сочетание в авторе политика и писателя создает ощущение разрушения, бунта и человеческой немощи перед развитием, а не созидания. Поэтика социальной стихии, которой увлечен Проханов, не поэтика социального конструирования, хотя автор абзацы в книге расставил так, будто они взяты из узкопрофессионального журнала.