Леон - Лана Мейер

смысл и звучание. Обычно, я пишу картины, когда хочу запомнить то, что вижу перед собой.

Остановить время.

Но сейчас мне это время хочется заморозить и спрятать. Украсть ее, забрать ото всех. Сделать только своей.

Еще через пять минут, Эмс расплывается в расслабленной улыбке. Градус алкоголя в ее крови превысил допустимые показатели, иначе она бы не отстегнула ремень безопасности и не забралась бы на кресло с ногами.

— Смотри, Лео! Я лечу, — заливаясь смехом, она поднимает руки вверх и расправляет в стороны. — Я никогда не чувствовала себя настолько свободной! Йху! — кричит девушка, совершенно не стесняясь проезжающих по встречке машин. Мы давно выехали за пределы города.

Ее светлые волосы отлетают назад, а короткая юбка то и дело предательски поднимается. Я уже успел заценить ее маленькие трусики и округлые ягодицы, едва поборов в себе желание хорошенько хлопнуть по одной из них.

Пусть пока расслабляется, девочка. Всему свое время, Леон. Только с фастфудом стоит расправляться быстро… изысканное королевское блюдо стоит смаковать и пережёвывать не спеша, наслаждаясь каждым кусочком.

Я останавливаюсь недалеко от своего загородного небольшого дома, расположенного на обрыве над атлантическим океаном. Он слегка заброшен и нуждается в реновации. Я купил его в качестве творческой отшельнической мастерской у одного пожилого писателя. До него, он принадлежал музыканту. Так называемый «творческий дом», где просыпается вдохновение. Не удивительно, поскольку вид из окон там открывается потрясающий. Также, он находится в относительной дали от людей, города и можно сказать, цивилизации — поэтому такие творцы, как я, могут расслабиться только в полной тишине и спокойствии.

Не доезжая до дома примерно пятьдесят метров, я останавливаю машину на обрыве — здесь есть специальная площадка, куда раньше приезжала молодежь и студенты, с целью устроить пикник или ночевку с палатками. Сейчас, это огороженная, охраняемая и принадлежащая мне территория.

О безопасности я думаю двадцать четыре на семь. Обычно, меня сопровождает машина, забитая охраной и бодигардами. Сегодня я сделал исключение, поскольку не хочу смущать Эмили присутствием посторонних людей.

— И куда это мы приехали? — Эмс смеряет меня подозрительным взором, прищурив веки, когда я открываю ей дверь и протягиваю своенравной леди свою ладонь.

Мне приятно ощущать ее холодные пальцы, эти касания отзываются незнакомым эмоциональным током по всему телу.

Я молчу, просто наблюдаю за тем, с каким любопытством она озирается по сторонам. Площадка представляет собой поляну, на которой прорастает с десяток деревьев. Позади нас — трасса и небольшой серпантин, а впереди — нехилый обрыв, ведущий в объятия острых скал, утопающих в буйных атлантических волнах. Всего в паре километров от этого клиффа находится вполне себе мирный пляж с нежным спуском в воду, но подобная опасная местность вдохновляет меня куда больше.

— Дай угадаю: в место, куда ты водишь на свидание мою сестру? И других девушек? — фыркает Эмили, встав в позу и скрещивая руки на груди.

— Ты уже ревнуешь? — подлавливаю девушку на плохо скрываемой эмоции, не спеша приближаясь к ней. Боюсь, если я прикоснусь к Эмс, то уже не смогу остановиться.

Я еще не уверен, что вся эта игра стоит выделки. Если я испорчу ее, то могу столкнуться с непоправимыми последствиями. Вплоть до того, что отец лишит меня всех прав на наследство, а своим приемником назначит брата или вовсе — Драгона.

— Ревную к тебе? Я тебя знать не знаю, Леонель Голденштерн, — с напускным равнодушием отмахивается леди, еще до конца не осознающая, что загнана в ловушку. — Симпатичной рафинированной мордашки недостаточно для того, чтобы завоевать мое расположение, — парирует девушка.

— Вау. Я тебе уже симпатичен. И мы пришли к этому всего за сутки, от лютой ненависти. Еще вчера ты плескала в меня ядом, сегодня — танцуешь в моей машине. Я уже в предвкушении того, что будет завтра, — я бы добавил, что завтра она может прыгать на моем члене, но промолчу.

Я все-таки джентльмен сейчас. А мне нравится эта роль. К удивлению для самого себя, я иногда, могу быть разным.

И даже живым, черт возьми.

— А «завтра» для нас не будет. Отвези меня домой, — закусив губу, выдыхает Ми. По выражению ее лица очевидно, что «домой» она совершенно не хочет.

Она ненавидит эту тюрьму. В отличие от меня, светская жизнь не приносит ей удовольствия. А я… честно признаться, осознаю, что человек у власти априори не может быть свободным. Я готов ко всему и пойду на все, даже по трупам и головам.

Не хотелось бы идти по трупам родных и приближенных, разумеется. Есть во мне что-то святое?

Поэтому свободы я не хочу с рождения, меня устраивают рамки, если мне суждено стать тем, кто устанавливает их для других.

Только лишь мне будет закон не писан. Бог и дьявол, вершитель реальности. На самом деле, между ними нет разницы — оба будут жить вечно и это именно то, что мне нужно. И когда придет время умереть физически, мое имя уже будет навечно высечено на страницах истории.

— Ты действительно этого хочешь? Как насчет небольшой экскурсии? — я киваю в сторону своего творческого пространства.

— Ты про этот заброшенный жутковатый дом, где горит свет? — Ми с опаской разглядывает мое тайное убежище. — Только сумасшедший будет жить в деревянном домике на обрыве. Здесь бывают ураганы… удивительно, что он еще жив и его не разнесло в щепки.

— Это точно, ветра здесь бывают сильные, жуткие, буквально сбивающие с ног. Но я не боюсь холода, — делюсь я, заскучав по дождю и морозному воздуху.

— Ты и есть холод, — приподняв брови, отрезает девушка.

— Все еще так думаешь? — встаю вплотную к Эмили, оказываясь в опасной близости. Ее аромат кружит голову, проникает в каждую клетку легких. Она пахнет клубникой. Между ее бедер также сладко?

— Ну, на треке ты был не похож на того, кого обычно из себя строишь, — вслух рассуждает Эмили, поднимая светлую голову к ночному небу. Как по моему заказу, сегодня особенно хорошо видно звезды. Еще один плюс этого места — за чертой города, на возвышении и у воды, нашему взору открываются сотни небесных созданий. Лунный свет красиво перекликается на моих картинах, когда пробивается в мастерскую.

— Я никого из себя не строю, Эмс. Как ты уже сказала: ты ничего обо мне не знаешь. Зато я знаю о тебе очень многое, — на доли секунды в ее глазах отражается откровенный страх, но она тут же скрывает его за надменно-царским выражением лица.

— Что? — сделав вид, что ей совсем не любопытно, она расправляет руки и, закинув голову к