Меч Ночи - Маргарет Уэйс

Что ж, подумал Гриффитс, я это заслужил. Его отец, адмирал Сэмюел Гриффитс, был руководителем одной из марсианских колоний и весьма уважаемой личностью. Гриффитсу вдруг пришло в голову, что он никогда, даже мысленно, не называл своего отца иначе как “адмирал Гриффитс”, будто слово “адмирал” было с самого рождения частью его имени. Вполне естественно, старик ожидал, что его способный, но не слишком амбициозный сын будет достоин имения Гриффитсов. Поэтому, несмотря на все протесты Джереми Гриффитса, его поступление в мореходку было делом предрешенным. Правда, для того, чтобы кадета Гриффитса оттуда не выкинули, потребовалось неоднократное вмешательство адмирала: Джереми был, по словам его командира, “блестящим, но недисциплинированным” курсантом. Если бы Гриффитс-младший не зарекомендовал себя талантливым пилотом, вполне возможно, что он так и не закончил бы военно-морскую академию, несмотря на все влияние его отца. Когда наконец Джереми направили на службу, адмирал позаботился о том, чтобы ему досталось теплое местечко – в одном из марсианских конвоев. Для мальчика здесь открываются прекрасные возможности сделать карьеру, решил Гриффитс-старший. Были задействованы все необходимые рычаги, для того чтобы парнишка попал в быстро растущий корпус астронавтов и получил заветное звание капитана. Однако, к огорчению его отца, спасательные операции в марсианской колонии закончились почти сразу после того, как его сын поступил на службу.

Как ни странно, Гриффитсу понравилось быть астронавтом. Ему был по душе высокий статус службы, нравилась царящая в ней непринужденная атмосфера, и вскоре он стал признанным специалистом в области летательных аппаратов, двигателей и даже ксеногеографии [1]0

Дошло до того, что его назначили дублером пилота на первых межзвездных испытаниях двигателя Бельтрана-Сакса, предназначенного для полетов в параллельных пространствах.

Вот только летать в дальний космос ему никогда особенно не хотелось.

И вдруг этот идиот, полковник Мердок, всего за три недели до полета сдуру перевернулся в своем аэрокаре, сломав левую руку и раздробив правую ногу. В результате Гриффитс оказался в составе основного экипажа. Узнав об этом, адмирал заплакал от восторга. Сколько Джереми себя помнил, он всегда старался произвести на старика впечатление, но, пожалуй, лишь сейчас это ему действительно удалось. Молодой человек, конечно, понимал, что теперь пути назад нет. Прежде чем Джереми успел свыкнуться с этой мыслью, он уже сидел в рубке межзвездного корабля, с бешеной скоростью уносящегося от Земли, и отчаянно надеялся на то, что “эта штука” не взорвется.

Она не взорвалась, но и не сработала так, как планировалось. Никто не ожидал, что Галактика окажется вовсе не тем тихим и спокойным местом, каким ее принято было считать. И никто в канзасском Центре Первых Контактов – от ученых и конструкторов до сборщиков и сторожей – не ожидал, что их корабль, открывающий новую эпоху воздухоплавания, попадет в беснующуюся, вывернутую наизнанку Галактику и окажется там столь же нелепым и неуместным, как подводная лодка в центре Сахары.

И уж, конечно, никто, включая заслуженного адмирала, не поверил бы, что специалист по двигателям капитан Джереми Гриффитс из Сан-Диего, штат Калифорния, с отсталой и отдаленной планеты Земля, станет пророком-правителем легендарного затерянного мира под названием Авадон.

Пожалуй, решил Гриффитс, он и сам бы в это не поверил.

– Отец-Повелитель нашего народа! – снова выводя его из задумчивости, зазвучал снизу голос священнослужителя. – Молю вас принять очередного просителя. Номер двести тридцать три – подойдите и выслушайте волю пророка!

Закинув назад голову, Гриффитс посмотрел вверх. “Это все твоя вина, – думал он, глядя на тусклый столб света. – Если бы я не сел в это кресло и не нашел тебя, все могло бы быть по-другому. Сейчас я мог бы возвращаться домой на летающей тарелке вместе со своей командой”.

“Да, – ворвалась в его сознание непрошеная мысль – это вступила с ним в мысленный контакт Мантия-Оракул. – И это был для тебя великий день. Все, что было – раньше, перестало иметь значение – твое будущее навеки изменилось”.

“Тогда почему ты всегда так загадочно выражаешься? – мысленно вопросил Гриффитс. – Почему ты всегда отвечаешь туманными фразами? Ведь ты всевидящий и всезнающий Оракул”.

“Я отвечаю настолько ясно, насколько ты способен понять, – был ответ. – Правда не всегда проста, а сведение правды к простейшим формулировкам вопросов может занять много времени – больше, чем ты можешь прожить. Так что ответы излагаются мною метафорически, чтобы ты мог сам найти путь к истине”.

“Насколько я понял, – ответил Гриффитс, – ты можешь сказать мне правду, но я успею умереть прежде, чем ее пойму, так?”

Мелькание неясных образов в висящем над троном столбе света на миг ускорилось. Мантия Оракул ответила не сразу.

“Да, я считаю мое определение удовлетворительным. Хочу напомнить тебе, что очередной проситель разговаривает с тобой уже почти пять минут”.

Встряхнувшись, Гриффитс попытался ухватить суть монолога. Тем не менее то, что сказал Оракул, не выходило у него из головы. Если правда на самом деле настолько мощна и труднопостижима, а порою и опасна, то, возможно, всю правду действительно не следует знать всем и каждому. Кое-что лучше оставить невысказанным и не вытаскивать на белый свет.

Например, правда об этой самой Мантии, со вздохом подумал Гриффитс, и о тех магических предметах, которые с ней связаны.

Гриффитс и понятия не имел, насколько важной окажется для него эта мысль уже через каких-нибудь пятнадцать минут.

Глава восьмая. СДЕРЖИВАЕМАЯ ЯРОСТЬ

Лениво опершись о перила балкона, Меринда Нескат безмятежно разглядывала раскинувшийся перед ней великолепный город.

– Бейбо! – не оборачиваясь, позвала она.

– Меня зовут Семь-альфа-три-пять, – ответил чей-то голос.

– Ну да, Семь-альфа-три-пять, каково нынешнее состояние “Бришана”?

Плававший в огромной комнате ТайРен повернулся и заговорил прямо через открытую балконную дверь.

– Ваш “Бришан”, мэм, в настоящее время заправляется топливом для межзвездного перелета. Окончание заправки ожидается через семьдесят три минуты. Полное завершение всей серии задач, поставленных вами, ожидается через триста сорок одну минуту.

Меринда слегка улыбнулась, одновременно удивляясь тому, что все еще может улыбаться. Значительная часть жизни потрачена зря, в попытках искупить, как теперь выяснилось, чужую, а не ее вину. Более того, она была, как выражается Гриффитс, пешкой в чужой игре.