Тайные слуги - Рональд Сет

Молодой человек без колебаний ответил:

— У меня нет никаких сомнений, достопочтенный господин, в том, что избранный мною путь составляет мое истинное призвание. Но если это окажется не так, я предпочту смерть потере чести.

Тояма взял руку Хаттори и поднял ее.

— Прекрасно, — сказал он. — Повторяйте за мной в присутствии находящихся здесь свидетелей торжественную клятву.

Твердо, без запинки, проникнутый сознанием значения предстоящей деятельности, Хаттори повторил слова клятвы:

— Клянусь богиней Солнца, нашим священным императором, который является высшим священнослужителем Великого храма Исэ, моими предками, священной горой Фудзияма, всеми реками и морями, всеми штормами и наводнениями, что с настоящей минуты я посвящаю себя службе императору и моей родине и не ищу в этом личной выгоды, кроме того блаженства, которое ожидает меня на небесах.

Я торжественно клянусь, что никогда не разглашу ни одному живому человеку того, чему общество научит меня или покажет мне, того, что я узнаю или обнаружу в любом месте, куда буду послан или где окажусь. Исключение из этого будут составлять мои начальники, которым я обязан беспрекословно повиноваться даже тогда, когда они прикажут мне убить себя. Если я нарушу эту клятву, пусть откажутся от меня мои предки и пусть я вечно буду гореть в аду.

Когда Тояма отпустил его руку, Хаттори поклонился присутствующим. Они молча ответили ему поклоном. Ни один из них не пожелал ему счастья, никто не сказал доброго напутственного слова.

Хаттори еще раз поклонился Тояма, повернулся и вышел из комнаты.

Сначала Хаттори попал в город Саппоро на Хоккайдо, самом северном острове японского архипелага. Здесь он представился начальству школы, которую гэнъёся создало для обучения своих агентов.

На азиатском материке общество основало свое отделение в Ханькоу. На русской территории оно создало отделение под видом школы джиу-джитсу во Владивостоке. В 1893 году один из работников ханькоуского отделения был переведен в школу в Саппоро. Руководители общества считали, что обучение агентов в центральной школе, расположенной на своей земле, более результативно, чем за границей, где приходилось терпеть определенные ограничения.

В школе в Саппоро Хаттори много потрудился над изучением китайского языка и диалекта того района, куда его намеревались послать. Кроме того, его обучали приемам джиу-джитсу, искусству обмана и конспирации и всему тому, что в японском понимании было необходимо для успешного добывания разведывательной информации.

По истечении полутора лет было признано, что он достаточно подготовлен для выполнения миссии агента. Но прежде чем приступить к самостоятельной деятельности, Хаттори должен был направиться в ханькоуское отделение и получить там последний инструктаж, а также пройти специальный курс по ознакомлению с местной обстановкой.

При ханькоуском отделении имелся «Дом приятных наслаждений». Это название более привлекательно, чем «Зеленый дом» Штибера в Берлине. У «Дома приятных наслаждений» было не одно предназначение. В нем процветали все восточные пороки: его основали главным образом для той же цели, что и «Зеленый дом», — получения разведывательных данных посредством шантажа. Объектом шантажа здесь становились высокопоставленные китайские сановники. Его второе предназначение — служить местом встреч агентов, действующих в Синьцзяне и русской Центральной Азии.

Как только агент начинал самостоятельную работу, его прямые связи с высшим руководством прекращались, если только он не получал специальных указаний. Агент, имеющий что-либо доложить, должен был отправляться в «Дом приятных наслаждений», там воспользоваться услугами любой проститутки и вручить ей свое донесение. Что делать с донесениями, девушки знали. Другого, более удобного места для передачи секретных сообщений не существовало.

Хаттори начинал, как и Штибер. Он должен был странствовать по городам и деревням, домам и палаткам кочевников в Синьцзяне под видом китайца, продавца порнографических открыток. Вместо статуэток святых для души он имел нечто для тела — бутылки с лекарством, гарантировавшим излечение от всех болезней, начиная от неправильно выросших ногтей на ногах и кончая эпилепсией.

В течение пяти лет юноша, который когда-то запускал в парке бумажный змей, продавал непристойные картинки и отвратительное снадобье. При этом он завязывал беседы с муллами и буддийскими монахами, вступал в любовные связи с дочерьми местных влиятельных людей, расспрашивал об оборонительных работах и дорогах, толковал о тяжелом бремени налогов и давал взятки лицам, которых считал полезными для своих начальников из гэнъёся. Один раз Хаттори приходил со своими сообщениями в «Дом приятных наслаждений», в другой раз он посетил школу джиу-джитсу во Владивостоке.

Хаттори нашел, что последняя имеет больший успех, чем «Дом приятных наслаждений». Школа джиу-джитсу, помимо своего основного предназначения — добывания разведывательных данных, служила, базой для агентов гэнъёся в Восточной и Центральной Сибири. В ней, в частности, сходилась агентура, действующая вдоль строившейся в то время Транссибирской железнодорожной магистрали. Работа школы была намного успешнее деятельности ханькоуского отделения. Ее личный состав пополнялся исключительно за счет слушателей центральной школы в Саппоро, добившейся больших успехов в совершенствовании методов обучения. Со времени основания центральной школы не погиб ни один из подготовленных ею агентов, за исключением умерших своей смертью.

Когда в 1898 году Хаттори прибыл во Владивосток, он встретился там с «топографической» экспедицией, почти готовой отправиться в путь. Местом ее назначения был Хабаровск, самый важный после Владивостока город русских на Дальнем Востоке. Экспедицию снаряжала и посылала школа в Саппоро. Это была вторая экспедиция, первая успешно выполнила свою задачу в предыдущем году.

Хаттори хотел сопровождать экспедицию, но новое задание потребовало его возвращения в русскую Центральную Азию. Когда же в 1900 году он, выполнив задание, прибыл во Владивосток, его ожидал вызов в Японию.

Возвратившись на родину, Хаттори стал личным секретарем Тояма.

В возрасте 35 лет жена родила ему последнего, девятого, ребенка. Хаттори, чтобы его патриотизм никогда не подвергался сомнению, взял наложницу, тринадцатилетнюю девушку, которая родила от него для императора еще шестерых детей.

История Хаттори отнюдь не является из ряда вон выходящей. Точно так же, как Тояма, который нашел Хаттори и обработал его, другие члены гэнъёся выискивали подходящих молодых людей, с большим умением играли на их патриотических чувствах и в конечном счете заманивали на службу обществу.

Каждый агент патриотических обществ отбирался строго индивидуально. Возможно, ни одному из них не удалось добиться таких преимуществ, как Хаттори, который был любимцем Тояма, однако они работали с почти невероятной, с точки зрения человека Запада, самоотверженностью. Вполне можно допустить, что ни одна другая шпионская организация в мире не имела в своем распоряжении агентов, обладавших столь высоким чувством преданности, верности и патриотизма, и не располагала таким благоприятным для своего воздействия человеческим материалом.

Хаттори представляет собой образец; все другие агенты формировались по его подобию, так же как и он сам формировался по образцу тех, кто предшествовал ему.

Создание гэнъёся положило начало организации других патриотических обществ, имевших различное предназначение, но общую цель — выявлять уязвимые места у китайцев и русских с тем, чтобы воздействовать на слабые стороны тех и других.

В 1898 году два небольших общества, возникшие вскоре после гэнъёся, объединились и образовали «Восточно-азиатское общество единой культуры».

Как говорит название, общество действовало в области культуры. Его открытой целью являлась выработка и распространение единой системы письменности с тем, чтобы на этой основе добиваться японо-китайского сближения. Деятельность общества ограничивалась Китаем.

В Шанхае японцы основали школу, известную как колледж Тун Вэня. Она готовила своих слушателей для работы в Восточной Азии. К 1908 году колледж окончило не менее 272 человек, отправившихся затем в Китай, Бирму, Индию, Аннам, Филиппины и Монголию. В 1937 году колледж продолжал функционировать на средства японской армии и занимал помещения Цзяодунского университета. Его действительное назначение было широко известно. Китайцы открыто называли это заведение японским колледжем для шпионов. В 1939 году в нем обучалось четыре тысячи слушателей. К моменту капитуляции Японии в 1945 году колледж продолжал свою бурную деятельность.

Одним из видных его преподавателей был некий Курбан Али. В 1924 году Курбан Али приезжал в Японию по приглашению Ки Инукаи, одного из основателей колледжа. К этому времени Курбан Али имел немалый опыт подрывной деятельности против Советского Союза и был известен в Маньчжурии. Знаток Турции, он стал преподавателем турецкого языка в Токийском военном училище. Позднее его перевели в колледж Тун Вэня, где, кроме языков, он обучал способам подрывной деятельности.