Искатель. 1965. Выпуск №6 - Леонид Платов

Никто не успел ее остановить. Она метнулась в дом.

И тут снова тряхнуло!

Тетя Паша показалась в темном проеме двери, почему-то держа ходики высоко в руке. Вдруг она споткнулась и упала. Сверху сыпались какие-то обломки, глина, пыль.

Оцепенев, смотрел на это Мыкола. И Витюк тоже смотрел на мать, перестав плакать.

Она пыталась встать и не могла. То ли придавило ее, то ли обеспамятела и обессилела от страха.

Мыкола кинулся к ней на помощь.

Не думал об опасности. Видел перед собой только это лицо в проеме двери, большое, белое, с вытаращенными от ужаса, молящими, зовущими на помощь глазами.

Он подхватил тетю Пашу под мышки, рывком поднял — руки у него были очень сильные. Кто-то суетился рядом. Кто это? А, Михаил Иванович!

Вдвоем они торопливо вытащили тетю Пашу из дому.

И вовремя! Едва лишь успели сделать это, как кровля и стены обрушились. На том месте, где только что лежала тетя Паша, медленно расползалась куча камней и щебенки.

От поднявшейся пыли Мыкола чихнул и с удивлением огляделся. Что это? Землю не качает, но все еще происходит необычное. Он не мог понять — что.

Набежавшие соседки с ахами и охами повели тетю Пашу к платану. Она все время оборачивалась и вдруг вскрикнула:

— Коленька! А костыли-то?

Мыкола посмотрел по сторонам. Костылей в руках не было. Костыли лежали в нескольких шагах от него. Он и не заметил, как отбросил их. Как же удалось ему перемахнуть такое расстояние без костылей? Будто подувшим внезапно волшебным ветром приподняло его и кинуло к дому. Что это был за ветер?

Он раскинул руки, робко сделал шажок. Сейчас получалось хуже. Сейчас он думал о том, как бы получше сделать этот шажок. Тогда он не думал.

Нет, все-таки как это могло случиться? Почему он отбросил костыли?

С башни вернулся дядя Илья и тоже подивился Мыколе, который медленно и неуверенно, то и дело хватая Витюка за плечо, двигался взад и вперед под платаном.

Там собрался уже целый табор. Место это считалось безопасным, потому что все здания стояли поодаль. Так и заночевали у платана — на ряднах, тюфяках, просто на траве.

Земля успокаивалась постепенно. Время от времени толчки повторялись, но с каждым разом были слабее.

Казалось, будто кто-то, озорничая, подползает тайком, хватает за край тюфяка, тянет к себе, потом, хитро улыбаясь, отпускает. Хотелось крикнуть: «Эй, хватит! Кончай баловаться, спать пора!» Трудно было поверить, что это озорничает старушка земля!

Все уже спали некрепким, тревожным сном, один Мыкола не спал. Он, проверяя себя, делал два-три шажка, переводил дух, медленно и осторожно возвращался. Колени его дрожали, спина болела, мускулы рук напряглись, ища привычную опору. Но все это было не в счет! Он ходит без костылей! Он может пройти несколько шагов без костылей!

Добрый фонарь продолжал светить ему.

Приятно было сознавать, что «наш» маяк даже не дрогнул на своей гранитной скале. Ни на секунду не прервав работу, посылает в море свои проблески: четыре сотых секунды — свет, четыре сотых — мрак и так далее. Слишком занят, знаете ли, чтобы поддаваться панике!

Хорошо быть таким, как этот маяк…

Надо написать поскорее Наде. То-то обрадуется, когда узнает!

Мыкола стоит посреди двора, чуть согнувшись, смешно раскинув руки, будто собрался лететь. Под платаном вздыхают и стонут во сне люди. Прибой тяжко накатывает на берег — море растревожено землетрясением. Светает. И уже начинают робко перещелкиваться и пересвистываться в кустах притихшие было птицы.

Владимир МИХАЙЛОВ

ОДИССЕЯ ВАЛГУСА

Вдалеке горели костры звезд.

Если человек давно не встречал людей, у него в глазах поселяется диковатая тоска. Но он разводит костер, и одиночество отступает. А человек протягивает руки к огню, как протягивает их другу.

Огонь сродни человеку. Он течет по жилам, пылает в мозгу и блестит в глазах. Люди любят глядеть в пламя: они видят там прошлое и угадывают будущее. Если же человек бродяга, он любит огонь еще и за вечную изменчивость горячей судьбы.

А здесь, в пространстве, где несется корабль, не из чего даже развести костер.

Когда-то это было просто. Хворост хрустел под ногами, сухие стволы бросались поперек тропы, нетерпеливо ожидая той минуты, когда им будет дано унестись в небо языком яркой плазмы. Так было в лесах Земли и в других лесах.

Нет ничего, что могло бы гореть. А костры пылают, они бушуют вдалеке. Их видно простым глазом, но путь слишком далек. Можно протянуть к ним руки, но тепло не коснется пальцев: оно умирает раньше, тепло костров в бескрайней степи мироздания.

Что же, бродяга, иди своей дорогой! Тоскуй по огню костров и ночлегу в траве, вспоминай, как это было хорошо, думай, как хорошо еще будет. Иди и грейся у огня далеких звезд, пока нет земного пламени, пока ты один…

«Вот черт! — подумал Валгус. — Полез в такую лирику, а? Сдаешь, бродяга. Да ты даже и не один. Есть еще этот… Кстати, что он там?»

— Одиссей, — негромко сказал Валгус, — давайте текст.

Последовала секундная пауза. Затем послышался холодный, безразличный голос:

— Окисление шло медленно. Реакция не стабилизировалась. Выделявшейся энергии было слишком мало, чтобы обеспечить нормальное течение процесса. Можно предположить: окислявшаяся органика содержала слишком много воды, поглощавшей тепло и тем самым мешавшей развитию реакции…

— Стоп! — сказал Валгус. — Этого достаточно. Дремучая, несусветная чушь. От нее уши начинают расти внутрь. Понял, Одиссей?

— Не понял.

— В этом-то и несчастье. Я просил тебя перевести маленький кусочек художественного текста. А ты что нагородил? Понял?

— Я понял. Описанный способ поднятия температуры воздуха существовал в древности. Были специальные сооружения — устройства, аппараты, установки — в жилищах. В них происходила экзотермическая реакция окисления топливных элементов, приготовленных из крупных растений путем измельчения. В данном тексте говорится о поднятии температуры воздуха. Дается начальная стадия процесса. Текст некорректен. Воздух нагревается вне помещения. Чтобы таким способом поднять температуру воздуха на планете, нужно затратить один запятая восемь на десять в…

— Да, — грустно сказал Валгус. — Но в тексте просто сказано, что костер не разгорался — дрова были сырыми. И все. Употребить архаизмы «дрова» и «костер» — и дело с концом. А?

— Я не знаю архаизмов.

— Он не знает архаизмов, бедняга! Ах, скажите… А фундаментальная память?