Черный дом - Юрий Леж

— Я вас признал, Князь. Но встретить здесь никак не ожидал.

— Хорошо, что так, сразу, признал, и еще лучше, что не ожидал, — сказал Голицын продвигаясь вперед, к тахте, на которой по-прежнему безучастно сидела Сова. — Меня мало кто ожидает, а уж если и ждут, то со страхом и смятением…

Слегка вычурные, немного хвастливые слова подполковника прозвучали здесь почему-то вполне натурально и непринужденно. Может быть, потому, что они были вполне естественными для Голицына.

Приблизившись к Алексею, жандарм остановился так, чтобы держать в поле зрения и его, и сидящую на тахте Сову, и даже дверь в коридор, куда выбежал пострадавший от бляхи солдатского ремня домогатель.

— Ты давно здесь находишься, Ворон? — поинтересовался подполковник уже совсем простым, будничным тоном без излишнего наигрыша.

— Второй час заканчивается, — ответил Воронцов.

— …и пригласил тебя сюда?..

— …школьных еще времен знакомец, — закончил за Голицына фразу Алексей.

— …и, кажется, все это было совершенно случайно… — задумчиво произнес подполковник и даже, вроде бы, почесал в затылке, но — нет, жест этот только почудился всем присутствующим; не мог такой вот вельможный человек по-простому, в задумчивости, ерошить волосы на голове.

— Ладно, с этим эпизодом разбирательство отложим, — после недолгой паузы продолжил жандарм. — Хотя и очень интересное совпадение получается, но… дела — есть дела, тем более, оперативные. Посмотри…

— Не встречал здесь такого, — мгновенно ответил Воронцов, едва взглянув на извлеченную подполковником из внутреннего кармана пиджака небольшую фотографию. — Снимок, похоже, недавний, значит, и вообще не встречал. Я в городе не был больше года, Князь. Прибыл только сегодня, то есть уже вчера, утром.

Голицын неторопливо вернул фотографию на место, задумчиво качнулся, перекатываясь с носка на пятку и обратно.

— Спасибо, хоть легче мне от этого и не стало, — сказал он Воронцову. — Надолго думаешь здесь задержаться?

Алексей пожал плечами, он и сам не знал, сколько еще пробудет в "Черном доме", но уже потихоньку начинал догадываться, что это зависит не столько от его желания, сколько от складывающихся обстоятельств.

— Ты не того ищешь, начальник, — неожиданно подала голос Сова.

Она по-прежнему сидела неподвижно на тахте, вот только распахнула настежь свои огромные круглые глаза и уперлась взглядом в подполковника.

— Этот мальчишка здесь, но он тебе не нужен, — продолжила девушка. — А тот, кого ты ищешь на самом деле, тоже здесь. Но его найти будет непросто. Он не хочет видеть таких, как ты.

— Ну и зачем ты это сказала, Кассандра доморощенная? — после секундной паузы вполне серьезно разозлился жандарм.

Он ни на секунду не сомневался, что Сова не видела, не могла видеть той фотографии, что он показывал Алексею. Девушка сидела далеко, практически вполоборота, да и глаза у нее были плотно прикрыты, не говоря уж о том, что сам подполковник умел показывать документы так, чтобы их видел только тот, кому это предназначено. И тем не менее, Голицын не сомневался, что Сова говорит именно о тех людях или не совсем людях, которых давно уже ищет Жандармский Корпус, а вчерашним утром напал на свежий горячий след.

— Почему Кассандра? — от удивления вырвалось у Алексея.

Внезапная, вовсе не наигранная досада и злость подполковника просто-таки поразила Воронцова. Чего-чего, но такой вот несдержанности он не мог ожидать от холеного аристократа-жандарма, больше известного Алексею как раз и не холеностью своей и не дворянским происхождением.

— А вы еще не знакомы? — мгновенно погасив невольные эмоции, с легкой иронией ответил подполковник. — Разрешите представить: самая цыганская из всех не цыганок города. Предпочитает откликаться на прозвище Сова. Соблюду общепринятый этикет и не буду говорить о возрасте, но — молода. Соблюду также и местный этикет и не буду называть подлинное имя и рассказывать биографию, даже краткую, тем более, ничего интересного в этой биографии нет. В городе знаменита своими предсказаниями, и особенно тем, что имеет обыкновение предсказывать то, о чем её вовсе не просят. Ну, и, как положено цыганкам, имеет "черный глаз". Для нее накликать неприятности на человека — пара пустяков…

Последнюю фразу Голицын как бы подчеркнул, этим, хотя бы поверхностно, оправдывая собственную злость и досаду на слова Совы.

"А и в самом деле — похожа", — подумал Алексей, оценивающе приглядываясь к "перьевой" прическе девушки и её птичьим, круглым глазам.

— Однако, приношу свои извинения, — спохватился подполковник, и было непонятно, то ли он извиняется за резкость только перед Совой, то ли сразу перед всеми собравшимися, да и за резкость ли вообще. — Мне необходимо вас покинуть, и сделать это очень срочно, но — не надолго.

"Ворон, попрошу дождаться меня здесь, это не займет много времени. И постарайся не разговорить эту Кассандру, а то она и тебе такого напророчит… Милая барышня-репортер, вы также подождите меня в этой комнате. В компании с унтер-офицером вы будете здесь в полной безопасности".

— Хорошая получилась компания — Сова и Ворон, — засмеялась вслед выходящему из комнаты Голицыну рыженькая. — Ну, что? будете меня охранять?

— А вы и правда репортер? — из вежливости поинтересовался Алексей.

— А ты и правда унтер-офицер? — откровенно и как-то по-детски передразнила его репортерша, разве что, язык не показала. — Что за вопросы? Конечно, репортер, и до сегодняшнего утра даже не была знакома с подполковником Голицыным и к жандармерии имела самое косвенное отношение…

Сделав пару шагов из своего теневого укрытия за шкафом, в котором она и провела все это время, рыженькая неожиданно крутнулась на каблуках вокруг собственной оси. Взметнулись полотнища юбки с разрезами гораздо выше середины бедра, обнажая стройненькие ножки, и по глазам Алексея вспышкой ударила белая, голая едва ли не до середины ягодиц спина репортерши. "Ай, да платье, — успел только подумать потрясенный Воронцов. — Только в кино такие и видел, да и то пару раз…"

А репортерша задорно засмеялась, видимо, довольная произведенным эффектом, а может быть и просто — собой.

— Ну, чего глазеешь? Сегодня на меня в этом платье все так глазеют, будто в первый раз женскую спину увидели, — по-уличному грубовато, но не оскорбительно сказала она. — Слушай, ты лучше расскажи, как с Голицыным-то познакомился? Интересно, наверное?

Только тут Алексей заметил, что девушка изрядно пьяна. Не настолько, чтобы выпадать из туфель или придерживаться при ходьбе за мебель, но уже достаточно, чтобы потерять тонкую грань между возможным и желаемым.

— Да что там интересного… — махнул он было рукой.

— Как — что? — слегка возмутилась репортерша. — Тебя как звать-то? Алексей? Ну, вот и смотри, Лёш: унтер-офицер и подполковник, Жандармский Корпус и армия, да и вообще, кажись, у военных-то мистику не особо жалуют…

— Да я и не особо-то армейский, — подстраиваясь к разговору, в тон Нине ответил Воронцов.

— Это как? — удивилась репортерша, подбираясь поближе к потенциальному источнику любопытной информации.

— А вот так… штурмовики мы…

С легкой гордостью за себя и свою службу вскинув голову, Алексей припомнил, что произошло с ним здесь же, в "Черном доме" в первый же час пребывания…

— …ну, ты осваивайся, закуси, выпей, а я сейчас, надо тут… — непонятно сказал Володька Седов, едва только они с Алексеем миновали пустынный, тихий, как спящий зверь, вестибюль и узкий, коленчатый коридор, будто специально предназначенный для защиты от штурмующих групп. С умом устроившись за очередным резким поворотом и изредка поливая свинцовым дождем короткий отрезок совершенно пустого пространства, можно было в полном одиночестве сдерживать боевой порыв не одного десятка хорошо вооруженных противников. Эту особенность архитектуры "Черного дома" Воронцов отметил про себя сразу же и еще подумал: "К каким же боям здесь готовились уже при строительстве?"

Но в просторной, освещенной, будто театральной рампой из углов и откуда-то снизу, комнате стоял легкий шум от разговоров многочисленных и разномастных гостей "Черного дома", и никто из них не думал ни о какой войне. Гости сидел на длинных мягких диванах, расставленных в изобилии вдоль стен, кто-то парами прохаживался на свободном пространстве, разговаривая о чем-то своем, но основная часть народа оккупировала длинный стол, заставленный разнокалиберными бутылками и блюдами с закусками. Все они жадно, будто после долгого поста, дорвавшись, выпивали, чуть менее жадно закусывали и — говорили, говорили, говорили, не прерываясь, не обращая особого внимания на то, слушают их собеседники или нет.

Воронцов присел поближе к краю, стараясь быть незаметным, впрочем, и без всякого с его стороны старания, похоже, никто не обратил внимания на появление новых людей ни в комнате, ни за столом. Две совсем молоденькие девчушки неподалеку непрерывно хихикали, отзываясь на плоские, заезженные шутки тройки молодых людей, и то и дело прикладывались к простеньким стеклянным стаканам с каким-то дешевым вином. При более внимательном рассмотрении всё спиртное на столе оказалось не дорогим, простеньким и без всяких претензий на изыски. Спасала только разнокалиберность тары, да еще то, что никому до качества напитков, похоже, не было никакого дела: наливали и пили в охотку, на халяву, лишь бы побольше влезло. Закуска тоже не блистала изысканностью и тонким вкусом: обыкновеннейшая магазинная нарезка полукопченых колбас, совершенно ничем не пахнущего, будто бы пластикового сыра, остатки помидорно-огуречного салата, заправленного растительным маслом, открытые консервные банки со шпротами, сардинами, сосисками и ветчиной, маринованными огурчиками и лечо… и сервировка стола была под стать продуктам: пластиковые, белесые тарелочки двух размеров, тонкостенные простенькие стаканы под любой из напитков, алюминиевые вилки… хорошо хоть посуды и приборов наблюдалось в изобилии.