Дама в палаццо. Умбрийская сказка - Марлена де Блази

Отлогие поля пшеницы и табака колыхались на ветру, желтые полоски кукурузы были оторочены шелковыми оборками капустных посадок. Пышно, как на турецком ковре, цвели маки, смешиваясь с лавандой и перемежаясь здесь и там травой пастбищ. Фиговые деревья и шелковицы тянули друг к другу огромные лиственные руки над узкими полосками виноградников и олив. Тень от солнца. Остатки этрусских ферм — романтичных и чувственных, как вся их культура. Дома под красными крышами окружены фестонами роз, каждый сад украшен поленницами, грядками салата и розовыми свинками. Гоготание гусаков и гусынь вторит смеху стариков и сердитым голосам старух. А сразу за террасой наш собственный огороженный сад с двумя пышными абрикосовыми деревьями и одной магнолией. И старый лимон. И запущенная клумба цветет у самых ступеней, и самый великолепный в Италии готический собор стоит всего в пятидесяти метрах выше по холму.

— Подумаешь, плесень! — громко сказала я.

Был полдень, и мы пожирали глазами хлеб с сыром, сунутые нам Франко, когда мы уходили от него вчера вечером.

— Не сходишь за вином? — спросил Фернандо, держа охапку постиранной одежды. В Орвието это все равно что спросить: «Не пройдешься ли ты на двадцать метров в любую сторону?» Этот город стоит не только на золотистых камнях, но и на вине.

Я прошлась по Виа Постьерла. Честное слово, клянусь: девятнадцать шагов до первой энотеки, крошечной лавочки, заставленной ящиками и коробками. Там же спали две собаки, а мужчина в кожаном переднике склонялся над ящиком полусладкого.

— Buongiorno, signora, — поздоровался он, не поднимая головы.

— Buongiorno, signore. Добрый день, синьор, одну бутылочку чего-нибудь классического.

— Ah, siete gia sistemati? Una bella casa, quella. Benvenutti.

Он уже знал, где мы живем, и похвалил дом, хотя мы всего два часа как приехали. Добро пожаловать. Он вытащил из ледника пыльную зеленую бутылку и завернул ее в толстую белую бумагу.

— Ci vediamo, signora. Ci vediamo, senzʼaltro. Еще увидимся. Без сомнения, еще увидимся.

Я полезла в карман юбки за лирами. Он прижал два пальца к губам.

— Ancora, benvenutti a Orvieto. Не надо, синьора, добро пожаловать в Орвието!

Что это такое та англичанка говорила насчет Эсфирь?

Мы устроились на террасе с хлебом, сыром и вином и предались мечтам о будущем. Составили список дел, которыми должны заняться и которыми хотим заняться. Решили позволить себе месяц восхитительного безделья. Я не сяду за компьютер до августа, когда издательство должно прислать мне исправленную рукопись. Следующая группа клиентов прибудет в сентябре, на сбор винограда в Монтальчино. Все это уже улажено. Мы будем проводить время, знакомясь с Орвието, навещая рабочих в палаццо Убальдини, каждый четверг и субботу посещая рынок и совершая маленькие путешествия — gitarelle — по окрестным деревням и городкам. Составим собственную сентиментальную карту нашего нового города, отметим на ней любимые маршруты, обживем его. Дадим себе время.

Какие решения, какое вино! Мы закрыли глаза, подставили лица солнцу, да так и заснули, и разбудил нас только шестичасовой бриз. Мы отправились к мраморной ванне, а потом принарядились для прогулки и ужина у Франко.

Глава 6

СЛЕДЫ БЫЛОГО ВЕЛИЧИЯ

Лиловое небо, красные облака, прозрачные, как тюль, смешавшиеся у нас на волосах духи, вчерашняя одежда. Скоро семь.

— Sei pronta, amore? Поторопись, милая!

— Готова, — отозвалась я, и мы выскочили на улицу в поисках кофе, чтобы продержаться первый полный день в Орвието. Туристские автобусы, проездом из Рима и в Рим, уже стояли на пьяцце, прямо у наших дверей, и будто метали икру, выплескивая пилигримов в бейсболках и велосипедках, скупающих сувениры в оберточной бумаге, будь то вино, ботинки или керамический кувшин, украшенный петушиной головой. Часто для них доказательство путешествия важнее самого путешествия. В этом мы убедились еще в Венеции, а здесь, должно быть, то же самое. Как и везде. Мы хмыкали и качали головами, пробираясь среди них по склону к Пьяцца дель Дуомо, а оттуда — к палаццо Убальдини. Я взглянула на стены, в надежде увидеть леса и услышать клич армии работников. Но в бальном зале было темно и тихо.

— Тебе не кажется, что работы собирались начать, не откладывая? Конечно, они начнут со дня на день.

Я была в этом не слишком уверена, но надеялась услышать от Фернандо подтверждение. Он только усмехнулся, улыбка неуловимо, как форель, скользнула в скрытом от меня потоке его мыслей. Мы свернули за угол, в corso.

— Попробуем этот бар, — предложил он.

В ушах билась латинская музыка. Бариста — высокий, с черными усами на землистом лице — скромно согнувшись, подал нам меню с пятью сортами подробно описанных кофейных сортов для нашего утреннего эспрессо. «Buongiorno», поздоровался он, покачивая плечами в такт музыке. Звучал южноамериканский танец, и я уже готова была сбежать, но Фенандо заказал два эфиопских кофе, словно мы именно его и искали. В корзинке для печений лежали увитые кремом кексы, а плакат обещал отличный черный ром, который обычно подают в самых низкопробных барах Каракаса, и я переступала сандалиями, словно била копытами. Где же крестьяне в грязных сапогах, опрокидывающие рюмочку граппы? Кто эти типы в полосатых костюмах с портфелями, заказывающие обезжиренное молоко latte scremаto? Я попросила подать мне эфиопский corretto, и Фернандо засмеялся, откинув голову, поняв, что это сделано в память моего возлюбленного «Нейтрале». Окажись под рукой сырые яйца, я бы выпила их тут же, по примеру Князя, запивая красным. Я бы им показала, как завтракают в Сан-Кассиано.

— В городе, наверно, два десятка баров. Мы просто выбрали самый неудачный, — утешил меня Фернандо, когда мы вышли на улицу. — Здесь четыре тысячи населения, а не двести человек. В таком большом городе наверняка есть и бары для рабочих, и шикарные, и, подозреваю, такие, которые привлекают одних туристов. Мы еще найдем свой.

Мы купили в киоске по куску белой пиццы в серой оберточной бумаге и сели на нагретые солнцем ступеньки собора Святого Андрея. Напротив разыгрывалась очаровательная сценка. К старушкам, рассевшимся на Пьяцца делла Репубблика, обращалась женщина, говорившая на превосходном итальянском со столь же превосходным австралийским акцентом. Это само по себе было достаточно очаровательно, но она еще катала взад-вперед перед сидящими детскую коляску, в которой сучил розовыми ножками младенец. Мелькали очень маленькие ножки в золотистых детских ботиночках. Женщина говорила:

— Я хочу только купить вина. И обувь. Муж зарисовывает Дуомо, и я не знаю, с кем мне оставить малышку, кроме как с вами. Ей семь месяцев, ее зовут Сабина. Она любит, когда ее берут на руки. И подпоет вам, если вы ей споете. Я вернусь через полчаса. Va bene? Хорошо?