Самураи - Оскар Ратти

В этой обширной сети из укреплений, управляемых независимыми воинственными кланами, обитали простолюдины, которые во всех отношениях были невольниками. К тому времени, когда Иэясу консолидировал свою власть в стране, воины уже обладали теми формальными качествами, которые он был вынужден формально признать и включить в государственный закон. Их ранги были организованы вертикально, в нисходящем порядке, в соответствии с важностью и богатством. Верхнюю часть этой иерархической лестницы занимал даймё, который часто являлся потомком бывшего провинциального протектора или наместника. Далее располагались его воины высшего ранга (юонин), имеющие свои собственные поместья, воины среднего ранга (гокэнин, дзикан), подчиненные кюнин и пешие воины низшего ранга (асигару) со своими оруженосцами и слугами. Под ними всеми, на провинциальных территориях, под тщательным надзором трудилась целая армия крестьян, привязанных к своей земле. В больших городах гражданское население было разделено на несколько профессиональных классов и состояло в основном из небольшого количества крупных землевладельцев, богатых купцов и ростовщиков, которые управляли различными гильдиями и корпорациями торговцев, ремесленников и крестьян, привязанных к плодородным землям вокруг городов. Ниже располагались подмастерья, крестьяне-арендаторы и слуги, чье положение было близким к рабству. На дне этой социальной лестницы находились артисты, носильщики, чужеземцы, нищие, а еще ниже, и за пределами общества, влачили свое жалкое существование парии или неприкасаемые (эта). Все эти классы, со всеми их категориями и рангами, сыграли свою роль в эволюции будзюцу, вступив в конфронтацию с первым сёгуном из клана Токугава.

Военизированная структура общества Токугава: сёгун

Резиденцией своего центрального правительства Иэясу сделал Эдо, бывшую маленькую деревушку, превращенную в 1456 году сыном правителя провинции Тамба, Ота Докан (1432–1486), в процветающий город, которому однажды суждено было стать «Восточной столицей» страны — Токио. С первым сёгуном из клана Токугава «эпоха беспорядочного величия и демократических ожиданий» закончилась (Cole, 46), и на глазах у всей нации основные социальные слои, сформировавшиеся в периоды Асикага (Муромати) и Момояма, легли в основу жесткой системы классовой дифференциации, четко определенной новыми законами страны и строго охраняемой новой аристократией.

Во всех своих законах и постановлениях Иэясу и его прямые потомки старались установить директивы для создания стабильной национальной структуры. Директивы Токугава определяли моральные нормы как для общества в целом, так и для его отдельных граждан. Они учреждали специальные органы для насаждения новой морали в обществе и наказания нарушителей. Эти моральные принципы были основаны на общественных взаимоотношениях между хозяином и подчиненным, которые находили свое отражение в личных взаимоотношениях между отцом и сыном. Первые определяли форму и функциональность основных социальных организаций общества Токугава — различных классов и кланов в пределах класса, в нисходящем порядке иерархической субординации. Последние определяли состав и функции основной ячейки любого общества — семьи. Эти нормы морали, унаследованные из Китая, где они разрабатывались местными учеными на протяжении нескольких эпох, эволюционировали в Японии в основную мотивацию для деятельности всей нации — более того, национального существования, а во времена кризиса даже выживания. В феодальной Японии не существовало более страшного преступления, чем бунт против господина (или отца); и ни одна серия наказаний, применявшихся в соответствии с предписаниями уголовного кодекса («Кудзиката осадамэгаки»), не считалась достаточно суровой, для того чтобы загладить подобный проступок или даже искупить его. Язаки рассказывает нам: «Самое тяжелое наказание ожидало тех, кто нарушал связь между хозяином и подчиненным, такую важную для поддержания феодальной системы». В пятьдесят третьем пункте своего фамильного «завещания», известном, как «Указ из 100 статей» («Осадамэгаки хяккадзё»), Иэясу провозглашает:

«Вина вассала, убившего своего сюзерена, в принципе ничуть не меньше, чем того, кто предал Императора. Его близкие друзья, члены его семьи — даже самые дальние родственники — должны быть уничтожены, разрублены на куски до корней и волокон. Вина вассала, только поднявшего руку на своего господина, даже если он не убил его, является точно такой же» (Hearn, 347–348).

На этом основании Токугава возвел социальную структуру, которая распределяла всех жителей страны в соответствии с вертикальным порядком их прагматической важности, полагаясь в основном на воинственный характер и силу воинского сословия, которому подчинялись все остальные социальные классы.

В предыдущие эпохи происходило зарождение этого процесса социального разделения и специализации, который Токугава подтвердили практически, после того как они поставили свой класс над всеми остальными, а свой клан разместили на самой вершине социальной пирамиды. Новое правительство время от времени издавало законы и постановления, регулирующие и уточняющие разделение классов, их функции и взаимоотношения с государством. Начиная с 1615 года законы точно определяли положение и функции императорского двора и аристократических семей («Кугё сё-хатто»), воинского сословия («Букё сё-хатто»), религиозных сект («Дзин-хатто»), крестьян («Госон-хатто»), простолюдинов в Эдо и, по аналогии, во всех других городах («Эдо-матидзу-садамэ») были изданы военным правительством сёгуната Токугава. Директивы, касающиеся полицейского управления, уголовной ответственности и судебных процедур, публиковались сериями («Кудзиката осадамэгаки»), и создавались специальные органы для наблюдения за соблюдением этих законов и постановлений — любые нарушения карались быстро и безжалостно.

Классовая структура общества, которое сформировалось в течение периода Токугава, в результате реорганизации, предпринятой правительством Эдо, показана в таблице 3.

В нем насчитывалось несколько классов, которые были представлены, в порядке их важности, воинским сословием (букё), расположенным на самой вершине пирамиды с его профессиональными воинами и их семьями (си, буси); далее классом аграриев с его крестьянами или фермерами (хякусё): промышленным классом (ко), который состоял в основном из ремесленников (сёкунин), и коммерческим классом (сё), представленным торговцами (акиндо).

Интересно отметить, что фундаментальная приверженность к этой феодальной модели социального строения общества сохранилась даже после того, как в 1868 году верховная власть была номинально возвращена императору, и Япония официально стала «современным» государством. Например, законы, изданные в 1869 году, заменяли феодальную систему букё «новым» порядком, который причислял придворную знать и феодальных правителей (даймё) к аристократии (кадзоку), воинов и бывших самураев к нетитулованному дворянству (сидзоку), а всех остальных граждан страны (таких, как крестьяне, ремесленники, торговцы и даже группы отверженных) объединял в одну группу под общим названием простолюдины (хэйлшн).

При Токугава правящий император и его придворные были вынуждены жить практически в полной изоляции в Киото. Здесь за ними непрерывно наблюдали специальные чиновники, назначенные правительством Эдо, и их финансовые дела строго регулировались таким образом, чтобы лишить необходимых средств для объединения недовольных кланов под своим знаменем или субсидирования собственной независимой армии. Таким образом, их политическое значение было сведено к нулю, хотя их вклад в культурные достижения той эпохи всячески поощрялся и ценился очень высоко. Как рассказывает Уэбб, политика Токугава в отношении императорского дома состояла в том, чтобы, с одной стороны, спасти его из глубин полной нищеты, куда он скатился в течение предыдущей эпохи непрерывных войн, и в то же время подвергнуть полной изоляции, чтобы лишить всякого политического влияния. Как образно выразился тот же автор:

«…Хотя можно сказать, что Иэясу построил тюрьму для императоров, это быт тюрьма, обладающая величием и роскошью кафедрального собора» (Webb, 58).

Существующие под таким же строгим надзором, после того как их ряды были сильно прорежены в течение периодов Асикага (Муромати) и Момояма, и под запретом создавать крупные сообщества, оказавшиеся такими неконтролируемыми в прошлом, жрецы и монахи различных религиозных сект феодальной Японии формировали еще один класс, в ведении которого находились почти исключительно вопросы духовного развития и образования.