Блудница - Екатерина Маркова

Когда Тина заснула, Кристиан вышел на балкон и долго глядел в светлеющее предрассветное небо. В голове и в душе царил полнейший хаос. Шум в ушах складывал иллюзию настраиваемых оркестровых инструментов, и высокий голос скрипки отчаянными попытками победить фальшивый разброд свихнувшихся звуков вырывался в грустную чистую мелодию. Среди гаснущих звезд Кристиан пытался отыскать Большую Медведицу, а оттуда, сквозь пелену плывущих облаков, глядело на него лицо рыжеволосой незнакомки. Он не мог ошибиться в том только им одним уловленном импульсе, которым ответила она на его взгляд.

Кристиан нащупал в кармане смятую программку с телефоном Женевьевы. Разгладил ее. Услышал, как в комнате застонала во сне измученная Тина. От напряженного раздумья затрепыхалась жилка на левом веке. Кристиан неторопливыми раздумчивыми движениями сконструировал из программки голубя и, запустив его в полет, долго следил, как он нелепо барахтается, точно сожалея заодно со своим конструктором об упущенной возможности.

Но все оказалось не так просто. Словно сама судьба вмешалась в возникшую ситуацию. Двумя днями позже, когда Кристиан укладывал чемодан под надзором сидящей в кресле Тины, зазвонил телефон.

— Кристиан, дорогой, я знаю, что ты, наверное, звонил мне тысячу раз, но я практически не бываю в номере, — зазвенел жизнерадостно-напористый голосок Женевьевы. — Я буквально остолбенела, когда увидела тебя… вас с Тиной в Большом. Это надо же! Вот уж воистину мир тесен. Ты что сейчас делаешь?

— Пакую чемодан, — осторожно ответил Кристиан, внутренне сжимаясь под изменившимся взглядом Тины. И в то же стремительное, как мысль, мгновение впервые почувствовал глухую неприязнь к этой женщине, своей жене, которая превращала его жизнь в подследственное существование. — Был очень рад видеть тебя. Ты в прекрасной форме.

— Еще бы! После того, как ты вытащил меня с того света, мне теперь полагается всегда быть в форме. Хотя бы чтобы не подвести тебя. Иначе для чего ты, собственно, колдовал над моим телом семь часов! Я теперь вместе с утренней и вечерней молитвой шлю тебе слова нежности, благодарности и любви. Надеюсь, они до тебя доходят?

Кристиан засмеялся и повернулся спиной к Тине.

— Конечно. Не бегемот же я какой-нибудь толстокожий. Тебе поклон от Тины.

— Взаимно. Как ее здоровье?

— Она — молодец. У нее все в порядке.

— Отлично. Погоди, погоди, как это? Ты сказал, что пакуешь чемодан? Ты уже улетаешь? Так нечестно! У меня на тебя совсем другие виды, — застрочила, как из пулемета, Женевьева. — Ты сейчас просто необходим одному человеку, пожилому, очень милому. Здешние врачи, на мой взгляд, что-то не то с ним делают. Когда у тебя самолет?

— Поздно вечером.

Кристиан спиной почувствовал, как Тина борется с подступающими спазмами, но туго засевший внутри него неожиданный протест только напружинил его мышцы, и он по-прежнему смотрел в окно на крыши близлежащих домов и не собирался поворачиваться.

— Крис, дорогой, не мог бы ты посмотреть этого человека? Он интеллигентный, ученый, профессор по древним языкам. Насчет оплаты за консультацию такого светилы, как ты, я уже, извини меня непутевую, предварительно договорилась. Я бы заехала за тобой… ну, скажем, через часок. А? Тина тебя отпустит?

— Тина, конечно, меня отпустит, — засмеялся Крис, превращая невинное замечание Женевьевы в шутку и почувствовал, что смех его прозвучал нервно и натянуто. — Все, что касается профессии…

За спиной Кристиана раздался звук разбитого стекла. Он резко повернулся, увидел на полу осколки массивного хрустального графина для воды. В дрожащих руках бледной как стена Тины вибрировал стакан.

— Алле, что случилось, Крис? Что-то свалилось? — закричала в трубку Женевьева.

— Угу. Это я рухнул от предчувствия встречи с тобой, моя дорогая. Ты, наверное, догадывалась, что я отлит из хрусталя и иногда могу разбиться.

Кристиан решительно развернул себя снова к окну.

— Не-ет, о такой твоей хрупкости я не догадывалась. Мне казалось, что хирурги ваяются из железобетона. Так что? Я заезжаю через час?

— О’кей, Женевьева. Через час я спущусь в холл.

Кристиан, не глядя на Тину, прошел в соседнюю комнату, наполнил шприц лекарством и вернулся. Сел напротив жены, изъял из ее рук стакан и, почему-то все еще глядя в сторону, тихо произнес:

— Я сделаю тебе укол — ты поспишь. Я съезжу погляжу больного и вскоре вернусь.

— Но я не хочу спать, — возбужденно заговорила Тина. — Я поеду с тобой!

— В качестве кого? — резко перебил ее Кристиан. — Сестры милосердия? Так вот… милосерднее было бы помочь мне иначе. Я уеду ненадолго.

Раскосые черные глаза Тины превратились в две узкие злые прорези.

— Я не сомневалась, что эта худосочная танцовщица достанет тебя в любой точке земного шара. Ее букеты… величиной в целый газон до сих пор снятся мне по ночам.

— Я спас ей жизнь, Тина. — Голос Кристиана прозвучал жестко. — Тебе этого, слава богу, не понять.

— Ты думаешь? — Тина разразилась потоком слез. — Ты сам прекрасно знаешь, что моя жизнь буквально на волоске. Я же вижу, что мне не может помочь даже такой знаменитый врач, как мистер Сэмуэль. Я знаю, что протяну недолго. А ты… мог бы подождать… пока меня не станет, а не заводить на моих глазах романы с каждой встречной.

Кристиан прикрыл глаза и откинулся в кресле.

— Твое состояние абсолютно безопасно для жизни, — медленно заговорил он. — Это даже не болезнь, а именно состояние. Тебя никто не собирается обманывать, говоря, что твоя жизнь действительно вне опасности. Ты должна помогать себе, Тина, а не мешать. Человеку на то и дана воля, чтобы он умел преодолевать тот дискомфорт… ту душевную угнетенность, которой бываешь подвержена не ты одна, а тысячи людей. Я не раз говорил тебе, что нельзя так легко поддаваться своим фантазиям…

— Знаю, знаю, — возбужденно перебила его Тина, — сейчас ты скажешь, что необходимо заниматься делом. А потом… — она сердито размазала по щекам потекшую тушь, — будешь опять настаивать на ребенке из приюта. Я же понимаю, что ты смотришь на каждую женщину как на будущую мать своего ребенка. Я ненавижу тебя за это! Если я не смогла родить детей, то нечего меня так за это наказывать! Я недавно встретила возле нашего дома молодую женщину с маленьким ребенком. Она шла и заглядывалась на окна… Я вздрогнула, когда увидела лицо малыша. Это твоя копия, он вылитый ты. Только зачем… зачем меня ставить в дурацкое двусмысленное положение? А девочка, которую ты оперировал год назад? Я же видела, у нее твои черты лица, а то особое внимание, которое ты оказывал ее молодой мамаше, обсуждалось за твоей спиной даже персоналом клиники…