Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер

Ирина устроилась на соседней подушке с «Мемуарами гейши». С этой книгой она сможет скоротать время. Лоренс никогда бы не захотел прочитать роман, где речь идет о слабости, покорности и рабской зависимости. Ведь в ней нет ни слова о преодолении себя, борьбе с недостатками, а мистер Мозговой центр гордился тем, что мальчишка, выросший в Лас-Вегасе, смог взлететь столь высоко, словно «Феникс, возрожденный из пепла». В этой истории речь шла именно о недостатках, более того, даже об их приумножении. Ирина скоро поняла, что в книге, пожалуй, даже слишком обнажалась природа женщины.

Они лежали не касаясь друг друга. Устраиваясь поудобнее, Лоренс положил правую ногу рядом с ее левой, и она чуть отодвинулась, чтобы восстановить дистанцию. Ирина перелистнула всего несколько страниц, как пара из гостиной появилась вновь прямо посреди страницы. К счастью, Лоренс выключил свет, когда Ирина пыталась вникнуть в смысл очередного предложения.

В их отношениях многое строилось по одной формуле. Лоренс уверял, что все пары занимаются этим каждый раз по одному и тому же сценарию, несмотря на то что «вначале» все было очень бурно. Ирина не представляла, на основании чего он пришел к такому выводу. Человека, придерживающегося собственных правил жизненного устройства и способного часами говорить о выборах, сложно представить ведущим задушевную беседу с коллегами за стаканом виски. «Вы всегда с женой используете одну позу в сексе?» Тем не менее, скорее всего, он прав. Зачем выдумывать новые трюки, когда поле для деятельности все равно ограниченно. Когда погружаешься в… — Ирина боялась даже мысленно произнести слово «рутина» — череду хорошо выверенных и привычных действий, согласитесь, будет странно, если внезапно ваши губы потянутся к чему-то, чего никогда не было в программе. «Что такое? Почему ты это делаешь?» Уже не просто странно, но и тревожно. В эту ночь Ирина меньше всего желала тревожной обстановки.

Кроме того, она не против раз за разом повторяющихся действий; монотонность она не считала проблемой. (До прошлой ночи. По крайней мере, ей так казалось. Что же касается ее легкой неудовлетворенности, то восполнение всегда можно отложить на неопределенный срок, отсрочить, чтобы обязательно вернуться. К тому же разве она не испытывала оргазм каждый раз, когда они с Лоренсом занимались любовью, — как много женщин могут сказать то же самое?) Если проблема не в этом, то в чем же?

Ирина привычно повернулась на правый бок, Лоренс, как всегда, поступил так же, обнял ее левой рукой за талию, прижав колени к ее согнутым ногам. Со стороны их тела напоминали букву Z, обозначавшую сон в комиксах. Сейчас они пошлют друг другу им одним понятный сигнал — протяжный зевок и проклятия в адрес трудного дня, — означающий, что оба настроены только на сон.

Но все же Лоренс отсутствовал десять дней, поэтому провел рукой по ее бедру.

— Все в порядке? — прошептал он. — Ты говорила что-то о рыбе.

Ирина едва не сказала все, что было у нее на уме, но сдержалась, однако и остаться равнодушной к вниманию Лоренса она не могла. Ведь это станет своего рода подтверждением, что с ней что-то не так. Она должна вести себя естественно.

— В порядке, — прошептала она. (Ложь номер четыре, огромная ложь.)

Чтобы доказать серьезность намерений, Ирина взяла ладонь Лоренса, блуждавшую, словно потерянная, по ее бедру, и положила себе между грудями. Рука легла, как вколоченный посредине брус. Близость его тела не будила в ней неуемную страсть, но соприкосновение с мускулистым торсом давало ощущение внутреннего покоя и комфорта. Сейчас же Ирина неожиданно почувствовала себя в ловушке. Лоренс несколько раз подался вперед, упираясь пенисом ей в поясницу (именно в место ушиба о бильярдный стол), — будто ткнул пальцем в болезненную точку.

Это было ужасно! Что же она наделала?

Все же, если бы Лоренс делил с ней постель только для того, чтобы использовать ее ноги как подпорки, рассматривал каждое проникновение в ее тело как попадание в капкан, а ее вежливый стук в дверь, за которой крылось сексуальное удовлетворение, считал назойливым, будто жужжание, навязыванием, она бы давно высохла изнутри, превратившись в сморщенную изюминку.

С привычной ловкостью и без протестующего шевеления Ирины Лоренс вошел в нее сзади. Акт по взаимному согласию, под выверенным углом. Впрочем, возможно, Лоренс предпочел бы не один такой угол. Прежде чем правила окончательно устоялись, они перепробовали все известные позы. Ирине стало не по себе — ничто не заставляло их избирать именно эту и придерживаться ее по сей день. Выбор единственного способа для занятий любовью был не случайным или сделанным под влиянием момента, как произошло с темной юбкой и поношенной белой кофтой, в которой ей пришлось отправиться вчера на ужин, поскольку это уже было надето. Они занимали эту позицию на протяжении девяти лет, хотя она должна была давно воспротивиться, впрочем, сейчас, как ни трагично, уже поздно что-либо менять.

Она спасовала перед слабостью Лоренса, настоящей слабостью, а не которую он таковой считает — страхом иметь неразвитые грудные мышцы и вынужденную капитуляцию в споре об Ирландской республиканской партии.

Она обратила внимание на их весьма странный вариант близости: он не предполагал поцелуев. Они даже никогда не смотрели друг на друга. Лоренс видел лишь ее нечеткий из-за отсутствия освещения профиль, а Ирина всегда смотрела в стену. Она никогда не вглядывалась в эти карие глаза, по которым могла бы понять, смогла ли дать то, о чем они молили. В квартире на Западной Сто четвертой улице они зажигали свечи, а сейчас в спальне всегда было темно, словно безразличия на их лицах было недостаточно и его требовалось подчеркнуть.

Ирония заключалась в том, что Лоренс действительно любил ее, но любовь его была для нее чрезмерна. Он любил ее так, что становилось страшно, но никогда не смотрел ей в глаза во время секса, словно это было равносильно взгляду на солнце. Через пару минут, действуя по приказу внутреннего командного голоса, Лоренсу удалось достигнуть самых высот. Его ритмичные движения были не всегда верными — не всегда совершенно верными.

Впрочем, в этом соитии было бы нечто загадочное, если бы клитор был устроен по-другому. Мужчине трудно заставить женщину достичь оргазма, касаясь кончиками пальца ее клитора, это требует такого же мастерства, как у тех ребят из района в центре Лас-Вегаса, способных написать имя на рисовом зернышке. Один миллиметр влево или вправо сравним с расстоянием от Зимбабве до Северного полюса. Неудивительно, что многие любовники времен ее юности, уверенные, что подошли близко к водопаду Виктория, оказывались скованными ее арктически холодным безразличием.

Неумение преодолевать расстояние шириной в волос могло привести не к наивысшему блаженству, а к ослепляющей боли. Как может человек приближаться к такому стратегически важному узлу, не имея о нем четкого представления? Ирина благодарила судьбу за то, что она не мужчина и ей не придется иметь дело с этим загадочным и тонко чувствующим органом размером меньше дюйма, систему работы которого точно не знает даже женщина. Не имеет смысла пытаться корректировать действия, когда весь проект изначально обречен на провал, впрочем, Лоренс, к ее удивлению, был сведущ в этом деле.

Сегодня Ирина никак не могла настроиться на нужную волну. Очень много сил приходилось затрачивать на сдерживание слез. Правда состояла в том, что она боролась за удовлетворение. На этот раз его палец был слишком низко, фатально низко, все это казалось неправильно и недопустимо. Однако, если она не испытает оргазма, а Лоренс это сразу поймет, в его голову могут проникнуть подозрения, что во время командировки в Сараево с Ириной что-то произошло.

То, что она решила сделать, было еще хуже того, что уже совершила, — дьявольская уловка.

Ирина предалась фантазиям. Она представляла, как мог бы делать это другой мужчина и даже, в чем она не призналась бы никому, женщина. В конце концов, в мире существует лишь два пола, поэтому человек должен использовать все, что предоставляется в его распоряжение. Прежде все эти фигуры не имели лиц, были похожи на манекены без голов. Воображение никогда не рисовало образ конкретного мужчины, существующего в реальной жизни, у которого был телефон и адрес, мужчины, предпочитавшего горячее саке и носившего черный шелковый пиджак. Стройного высокого мужчину с серьезными глазами, тонкими губами, за которыми скрывалось неизведанное, и познание этого сравнимо с исследованием парижских катакомб.

Ирине казалось, что прошлой ночью она не целовалась с этим мужчиной, а проникла внутрь его вся целиком. Его рот был похож на целый мир, огромный мир, познание которого вызывало такие же эмоции, как возможность впервые взглянуть на каплю водопроводной воды в микроскоп, открывая множество невидимых ранее фантастических созданий, или наблюдение за звездным небом, казавшимся невооруженному глазу темным полотном, а сквозь телескоп являющим россыпь светящихся звезд.