Мир обретённый - Нил Шустерман

Он потерял всякое чувство направления, но знал, что движется наверх, потому что земля вокруг и внутри него становилась всё холоднее и холоднее. И наконец после многих дней безостановочной борьбы он пробился на дневной свет. Солнце едва не ослепило его. Они вырвались наружу так внезапно, что Майки растерялся — он не знал, что делать дальше. Он почти забыл, что значит быть послесветом в Междумире. И прежде чем опять уйти в землю, он покопался в собственных мыслях и отыскал там образ себя самого — такого, каким был раньше. Он Майки МакГилл. Брат Мэри. Родственная душа Алли. И, вероятно, парень, которому по плечу изменить расстановку сил в происходящей в Междумире битве за души.

Не успел он и глазом моргнуть, как его внешность изменилась — он вновь обрёл человеческий облик. Из последних оставшихся у него сил Майки ухватил Шоколадного Огра за руку и вытащил из земли — тот опять начал опускаться.

— Теперь надо всё время двигаться, — напомнил он своему спутнику, — иначе снова утонем.

— Здесь так светло, — сказал Огр. — А где это мы? И куда идём?

— Мы идём на помощь Алли, — ответил Майки. — Я не знаю точно, где мы, но скоро, думаю, мы это выясним.

Но тут до них донёсся восхитительный запах, такой сильный, что он заглушил аромат шоколада.

— Ты чувствуешь? — спросил Огр. — Ой, как здорово пахнет!

Майки, однако, был начеку. Уж кто-кто, а он отлично знал: в Междумире то, что выглядит слишком хорошо, на поверку может оказаться далеко не столь приятным.

— Что бы это ни было, лучше держаться от него подальше, — предостерёг он.

Но Огр был словно собака, которая не в силах сопротивляться соблазнительному запаху. Он вынюхал, откуда доносится завлекательный аромат, и двинулся в ту сторону.

— Ник, не смей!

Майки бросился было за ним, пытаясь остановить друга, но оказалось, что вместо ног у него по-прежнему покрытый шипами китовый хвост. Юноша растянулся на земле, и к тому времени, как у него выросли две человеческие ноги, Шоколадный Огр был уже далеко.

Вот он — отличный, вкуснющий окорок, словно сошедший с праздничного стола, — привязан к спинке кровати, перешедшей в Междумир. И как всякая попавшая сюда пища, окорок был в отличном состоянии и пах ну просто умопомрачительно.

— Ник, не трогай его!

Но ничто не могло остановить Шоколадного Огра.

Майки нагнал Ника как раз в тот момент, когда тот схватил окорок, и в то же самое мгновение пружины сработали и ловушка захлопнулась. Клетка! Они оказались в клетке!

— Видишь, что ты натворил! — закричал Майки, но Огр не обратил никакого внимания на его вопль. Он знай вонзал свои коричневые зубы в окорок, каждый раз оставляя на мясе округлый шоколадный след.

Но тут послышался радостный вскрик, затем из расположенного неподалёку дома, обветшавшего и постепенно переходящего в Междумир, донёсся безумный смех. С веранды кто-то сошёл и заковылял к послесветам. Когда незнакомец подошёл поближе, Майки разглядел его и понял, что это человек — живой человек. Вернее, живой, но... не совсем.

И впервые за долгое-долгое время Майки МакГилл по-настоящему испугался.

*** *** *** *** ***

В своей книге «Всё, что ты хотел бы узнать о Междумире, но постеснялся спросить» Мэри Хайтауэр вот что говорит о шрамодухах:

«Шрамодухов нет. Сама мысль о том, что кто-то может быть наполовину живым человеком, наполовину послесветом, абсурдна. Ты либо полностью существуешь в Междумире, либо полностью в мире живых. Что же до глупых легенд, повествующих о том, что шрамодух якобы способен погашать обитающие в Междумире души, полностью стирать их с ткани существования, — то это ложь. Ничто не может нанести послесвету вред, уже не говоря о том, чтобы убить его. Позвольте мне ещё раз повторить, на случай, если кто-нибудь испытывает сомнения: шрамодухов нет.

Однако если тебе доведётся встретиться с шрамодухом, не медли — доведи это до сведения лица, облечённого властью».

Глава 10

Изыди, злобный дух!

Майки закричал.

Никогда за все годы своего пребывания в Междумире он не кричал. Но ведь он никогда не видел ничего причудливее и страшнее. Одна часть этого человека существовала в мире живых, другая — в Междумире. Этот стального цвета глаз, эта щека и даже кисть руки, казалось, висели в воздухе, прикреплённые к расплывчатой, неясной живой части его тела. А там, где его междуплоть соединялась с живой плотью, ярко алела полоса, из которой сыпались искры, словно при коротком замыкании.

Майки слышал легенду о шрамодухах. По своему устрашающему воздействию на послесветов она уступала лишь легендам о нём самом, когда он был монстром по имени МакГилл. Согласно этой легенде, стоит только шрамодуху коснуться послесвета — схватить за плечо, или погладить по щеке, или хотя бы мимоходом задеть рукой — и послесвет будет «убит». Но это хуже, чем смерть. Он будет попросту погашен, уничтожен, аннулирован. Ни туннеля. Ни света. Ничего. Прикосновение шрамодуха означает абсолютную смерть.

— Ну-ну-ну, посмотрим, что тут у нас... — сказал шрамодух. Его похожий на птичий междумирный глаз двигался туда-сюда в глазнице — охотник оценивал свою добычу. Чудовище говорило хриплым голосом, которому, однако была присуща некоторая музыкальность: он резонировал, словно у шрамодуха было два набора голосовых связок, и один из них издавал звук чуть выше другого. Они звучали в диссонанс, напоминая визг сирены воздушной тревоги.

— Не трогай меня! — вскрикнул Майки. — Ник, не подходи к прутьям! Не позволяй ему коснуться тебя!

Шрамодух закрутил вокруг клетки массивную цепь, перешедшую в Междумир, и навесил тяжёлый амбарный замок.

Пытаясь вырваться, Майки перепробовал всё: превращал кисти в клешни, а пальцы — в напильники, накачивал мышцы рук и пытался выдернуть прутья... Ничего не помогало. Может быть, у него и получилось бы раздвинуть стянутые пружинами стенки клетки, но цепь с висящим на ней замком делала это невозможным. Он прикинул, нельзя ли протиснуться сквозь мелкие ячейки сеток, натянутых на кроватные рамы, но понял, что из этого тоже ничего не выйдет. Хотя Майки и мог превратить себя во что угодно, все его креатуры были слишком велики и неуклюжи. У него не получалось сотворить из себя что-нибудь настолько тонкое, змееподобное, чтобы проскользнуть между тесными прутьями или через дырки в сетках.

Шрамодух вытянул свою междумирную руку и позвенел болтающимся на пальце ключом от замка, дразня Майки. Юноша отпрыгнул назад в опасении, что шрамодух может прикоснуться к нему.

— Вам отсюда не выбраться, — сказал захватчик. — Вы теперь мои. Попались, голубчики! Или что вы там такое. И будете сидеть тут, пока я с вами не разберусь. А потом... — Он сунул ключ в карман и заковылял обратно к развалюхе. Стащив с веранды деревянное кресло-качалку, он установил его около клетки, уселся и погрузился в созерцание своих пленников. Майки наблюдал за тюремщиком так же пристально, как сам шрамодух следил за ними.

Никто не знал, почему прикосновение шрамодуха убивает, но у Майки на этот счёт была своя теория. У живого мира есть свои естественные законы, свой жизненный цикл, свои ритмы. Междумир тоже подчиняется своим естественным ритмам. Правда, его ритмы скорее синкопированы, но они тоже логичны, разумны и следуют точно выверенным законам.

... Однако шрамодух бросает вызов обеим реальностям. Он, возможно, — единственная противоестественная вещь во всей вселенной. Так что же удивительного в том, что его прикосновение может произвести такое разрушение?

— Так как, вы собираетесь рассказать мне, что, собственно, происходит? — поинтересовался наконец шрамодух — наверно, надоело без толку качаться в кресле.

— Много чего происходит, — пробурчал Майки. — Не могли бы вы точнее сформулировать свой вопрос?

— Отлично, — бросил шрамодух. — Не хотите разговаривать — тогда... тогда... — Он крякнул, вскочил с кресла и кинулся в дом.

Как только их тюремщик ушёл, Огр, всё это время с наслаждением грызший покрытую шоколадом косточку, оставшуюся от окорока, спросил:

— Мы можем теперь идти дальше?

— Какое там идти, придурок! — накинулся на него Майки. — Мы же в клетке!

— О, — безмятежно обронил Огр. — Ладно, неважно.

Майки тут же раскаялся в том, что вспылил, и на мгновение пожалел о старых добрых временах, когда он мог выходить из себя сколько угодно и при этом не чувствовать за собой никакой вины. И прощения он тогда ни у кого не просил. Эх, была же жизнь!..

— Извини, я не хотел обзывать тебя, — сказал Майки. — Прости, пожалуйста. — Однако Огр, кажется, и не думал обижаться, и из-за этого Майки стало ещё хуже. — Смотри, держись подальше от этого гада, который нас поймал. Поверь мне — если он тебя коснётся, тебе не поздоровится.

Майки передёрнуло, отчего его послесвечение мигнуло, как готовая перегореть лампочка. Перестать существовать?.. Не быть?..