Инженеры Кольца - Урсула Ле Гуин

Среди этих вызывающих ужас снежно-гранитных склонов и круч уже не было постоялых дворов. Когда наступало время обеда или ужина, сухопутные лодки медленно, одна за другой, останавливались на снежном склоне, крутизна наклона которого была не меньше 30 градусов, все выходили из кабин и собирались вокруг той лодки, которая служила спальным вагоном для водителей, из нее выдавалась миска горячего супа, кубики сушеных хлебных яблок и горькое пиво в кружках. Мы стояли, притопывая ногами от холода, жадно ели и пили, повернувшись спинами к пронизывающему ветру, несущему сверкающую снежную пыль. Потом — опять по лодкам и дальше вверх. В полдень на перевале Вехот было более сорока градусов тепла на солнце и значительно ниже нуля в тени — на высоте около четырех с половиной километров. Электрические двигатели работали так тихо, что слышен был шум лавины, сползающей с мощного гранитного склона в тридцати километрах от нас. Ближе к вечеру мы преодолели самую высоко расположенную точку нашего маршрута. Я посмотрел на южный склон Костора, по которому мы ползли целый день, как муравьи, и в нескольких сотнях метров от дороги странную группу скал, напоминающую своими очертаниями замок.

— Видите крепость? — спросил меня водитель.

— А разве это постройка?

— Это крепость Арискостор. О, Старые Люди могут все. Я когда-то ездил в караване, который поздним летом привозил им провизию из Эргенранга. Разумеется, они десять или одиннадцать месяцев в году не выходят наружу, но это им не мешает. Их там семь или восемь.

Я посмотрел на откосы монолитной скалы, такой одинокой в безграничном однообразии гор, и не мог поверить словам водителя, но свое недоверие счел за лучшее не высказывать. Если какие-нибудь человеческие существа и могли бы выжить в таком ледяном гнезде, то, несомненно, только кархидцы.

Дорога вниз шла широкими зигзагами с севера на юг над краем пропасти, потому что восточный склон Каргава гораздо круче, чем западный, и спускается в долину большими уступами. На закате мы увидели цепочку темных точек, ползущую через огромную белую тень километрах в двух по вертикали ниже нас. Это был караван, который вышел из Эргенранга днем раньше нас. К концу следующего дня мы достигли того же места и ползли по снежному склону осторожно, опасаясь даже чихнуть, чтобы не вызвать схода лавины. Оттуда нам на мгновение открылась далеко внизу и на восток от нас обширная равнина, неясные очертания которой были скрыты тучами и тенями туч, иссечены серебряными нитями рек, — Равнина Pep.

На исходе четвертого дня, считая со дня выхода каравана из Эргенранга, мы добрались до Рера. Эти два города разделяет почти полторы тысячи километров, горная гряда высотой в несколько километров и две, а может, и три тысячи лет. Караван остановился перед Западными Воротами, где он должен был погрузиться на баржи и дальше плыть по каналу. Никакая сухопутная лодка, никакой автомобиль не могут въехать в Pep, поскольку построен он был тогда, когда кархидцы еще не применяли механического транспорта, а ведь они используют его уже около двадцати столетий. В Рере нет улиц. Вместо них — крытые проходы-тоннели, которыми летом можно ходить и поверху, и понизу, кому как больше нравится. Дома, очаги и острова понаставлены без всякого порядка, образуя ошеломляюще хаотический лабиринт, который вдруг оказывается увенчан (как это часто происходит с анархией в Кархиде) чем-нибудь великолепным, например, кроваво-красными, огромными, совершенно лишенными окон башнями дворца Ун. Башни эти, возведенные семнадцать столетий тому назад, были резиденцией королей Кархида целое тысячелетие, пока Аргавен Хардж, первый в своей династии, не перешел через Каргав и не заселил огромную долину на Западной Возвышенности. Все дома в Рере очень глубоко сидят в грунте, хорошо защищены от морозов и от воды, а стены у них фантастически массивные. Зимою ветры с равнин не позволяют накапливаться снегу, но, когда начинаются метели, улицы не очищают от снега, потому что улиц нет. Тогда пользуются каменными проходами либо выкапывают временные тоннели в снежных сугробах. Тогда только крыши торчат из снега, а зимние двери укрыты под навесами либо сделаны в самих крышах, как мансарды. Самое трудное время на этой равнине, изрезанной множеством рек, — это время оттепели. Тоннели тогда превращаются в каналы для стока воды — ливневая канализация, — а пространства между домами становятся каналами и озерами, по которым жители города плавают на лодках, отталкивая льдины веслами. И всегда над лабиринтом заснеженных крыш зимой, весенним потоком и облаками летней пыли возносятся красные башни — пустое, но несокрушимое сердце города.

Я поселился в мрачном и дорогом постоялом дворе, который приютился у подножья башен. Встал я на рассвете, после отвратительно проведенной ночи, заплатил грабителю-хозяину за постель, завтрак и туманные разъяснения относительно дороги и пешком отправился на поиски Отерхорда, древней крепости в окрестностях Рера. Заблудился я, пройдя первые же пятьдесят метров. Стараясь держать свой путь так, чтобы красные башни оставались у меня за спиной, а огромный белый массив Каргава был все время справа, я выбрался из города и двинулся в южном направлении, а встреченный мною по дороге деревенский ребенок сказал мне, где я должен свернуть к Отерхорду. Добрался я туда в полдень. Точнее, куда-то я в полдень добрался, но не знал, куда именно. Вообще-то, это был лес, но лес, ухоженный более старательно, чем большинство лесов в этой стране заботливых лесников и лесоводов. Тропинка вела к склону холма прямо между деревьями. Через минуту я заметил справа от тропинки бревенчатую хижину, и тут же неподалеку, но дальше от тропинки слева — большой деревянный дом, и до меня долетел аппетитный запах жареной рыбы.

Я замедлил шаги, потому что не знал, как последователи ханддары относятся к туристам. Вообще-то, честно говоря, я знал о них очень мало. Ханддара — это религия без учреждений, без священников, без иерархии, без догматов. Я так до сих пор и не знаю, есть ли в ней Бог. Она неуловима и всегда кажется чем-нибудь иным. Единственным ее материальным проявлением являются крепости, в которых можно укрыться на одну ночь или на всю жизнь. Я бы не гнался за этим странно неосязаемым культом по его труднодоступным святилищам, если бы не интриговал меня вопрос, на который не нашли ответ и разведчики. Кто такие прорицатели и что они, собственно, делают?

Я находился в Кархиде уже гораздо дольше, чем разведчики, и сильно сомневался в том, что россказни о прорицателях и их пророчествах содержат в себе долю истины. Легенды о пророчествах существуют во всех обитаемых мирах, населенных людьми. Вещают боги, вещают духи, вещают компьютеры. Многозначительность и неопределенность предсказания, а также статистическая вероятность делают возможной веру, а вера позволяет закрыть глаза на некоторые неточности. Но, несмотря на эти рассуждения, легенды стоили того, чтобы их изучить повнимательнее. Пока что мне не удалось убедить ни одного кархидца в существовании телепатии. Они не хотели верить, пока сами этого не «увидят», — совершенно так же, как и я в отношении прорицателя.