Ковчег на острове - Джеральд Даррелл

Строительство зоопарков — увлекательнейшая задача, и в ее решении делаются только первые шаги. Сочетать удачную демонстрацию животных для публики с наилучшими условиями обитания для особей вполне возможно, но слишком мало зоопарков преуспело в этом. Как только предпочтение отдается показу, животные проигрывают. Притом мне кажется, что режим строгой экономии для директоров и архитекторов в этой области — не такая уж плохая вещь. Нам не раз удавалось доказывать, что эффективная постройка не обязательно должна быть дорогой. Конечно, изысканное оформление — это хорошо, но и при скромных денежных и материальных ресурсах можно добиться поразительных результатов. Как-никак только людям важна дорогостоящая эстетическая сторона. Животным нужна клетка, где они чувствовали бы себя дома; добейтесь этого, и вы будете вознаграждены.

Глава 3 Замысловатая задача

Затем внесли блюдо, на котором лежал огромнейший вепрь. Голову его венчал колпак вольноотпущенника; на каждом клыке висело по корзине, они были выстланы пальмовыми листьями и наполнены одна сирийскими, другая фивскими финиками. Маленькие поросята из теста, испеченные в духовке, окружали вепря, словно искали соски… Вооружившись охотничьим ножом, раб вспорол брюхо вепря, и внезапно из отверстия в боку животного вылетели дрозды.

Петроний. Пир Тримальхиона

Греки назвали эту птицу Упупа, потому что она обмазывает свое гнездо человеческим калом. Это мерзкое существо поедает зловонные экскременты. Оно кормится мертвецами… Если человек перед сном вымажется кровью этой птицы, ему приснится, что его душат бесы.

Паук — это воздушный червь, ведь он добывает корм из воздуха, длинной нитью притягивая добычу к своему маленькому тельцу.

Т. Г. Уайт. Книга о зверях

Знаменитому гурману Брийя-Саварену принадлежат слова: «Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты». К сожалению, простое правило это неприменимо к животным. Не помогает и перестановка его членов. Зная, какое животное перед вами, вы можете лишь приблизительно отнести его к той или иной категории едоков, без учета индивидуальных симпатий и антипатий, если только вам вообще что-либо известно о его естественном рационе. К вам поступило животное, которое руководства характеризуют как «сугубо вегетарианца», — а оно обожает рыбу или мясо; вы получили «сугубо плотоядного» зверя, — а он истекает слюной при виде кисти винограда.

До недавних сравнительно пор в зоопарках не очень-то задумывались над рационами животных; значение этого вопроса явно недооценивалось. Преобладала точка зрения: что не годится в пищу человеку, то идеально для животного, — да и в наши дни слишком многие так рассуждают. Между тем в дикой природе животные, если исключить типичных падальщиков, едят самую свежую пищу, но этот элементарный факт не учитывался. Как часто видел я в зоопарках (даже в самых почтенных), что животным скармливали тухлое мясо и тухлую рыбу, гниющие овощи, переспелые фрукты с плесенью. Такая бережливость, доведенная до крайности, представляется мне ложной экономией. Если вы фермер и держите скотину впроголодь или даете ей неполноценный корм, то не можете требовать от нее ни высокого удоя, ни хорошего приплода. Так вправе ли директор зоопарка рассчитывать на крепкое здоровье своих подопечных и успешное размножение, если кормит их скверно? Сколько раз в прошлом животные попадали в разряд «трудных» только потому, что им давали не тот корм? Этот вопрос мог бы стать темой интересного, хотя и удручающего исследования для специалистов по истории зоопарка.

Мало того что обычный рацион в зоопарках нередко приносил больше вреда, чем пользы, так еще и посетители вносили свою пагубную лепту. Стало принятым ходить в зоопарк, чтобы «покормить зверей», и, что хуже всего, администрация с этим мирилась, потому что прямо или косвенно это упрощало финансовые проблемы. А тот факт, что посетители чаще всего давали животным неподходящий корм и в слишком большом количестве (отсюда болезни, а то и гибель ценных экспонатов), воспринимался философски. Я знаю по горькому опыту, как трудно помешать публике кормить животных в зоопарке, но в ту пору никто даже не пробовал останавливать посетителей, скорее, их поощряли. Правда, делались робкие попытки побудить этих доброхотов давать животным то, что им полезно, но без заметного успеха. Люди предпочитали потчевать своих любимцев смертельно опасными для них земляными орехами, шоколадками, мороженым (все покупалось в киоске зоопарка), и животные, обжираясь, словно маленькие дети, этими лакомствами, погибали от заворота кишок, энтерита, тромбоза.

Ныне во всех наиболее передовых зоопарках повителям запрещено кормить животных, и хорошо, что запрещено. Но одно дело — запретить, другое дело — помешать. Рядовой посетитель зоопарка считает своим неотъемлемым правом беспрепятственно делать три вещи: щедрой рукой разбрасывать мусор; тыкать в зверей зонтиками и палками или бросать в них камни, чтобы пошевелились, если им вздумалось уснуть или просто стоять неподвижно; скармливать всем животным подряд все, что попало, будь то арахис или рафинад, губная помада или бритвенное лезвие. Да-да, я не присочиняю: наших животных потчевали и помадой, и лезвиями, а кроме того, аспирином, бутылочными осколками, кусочками пластика. Один раз подсунули даже набитую табаком и раскуренную трубку. Похоже, широкая публика еще меньше, чем многие директора зоопарков, смыслит, какая пища годится для диких зверей.

Интересно, что иные животные, в принципе весьма консервативные в своих гастрономических привычках, в зоопарке проникаются неодолимым влечением к пище, которая приносит им минимум пользы, а то и максимум вреда. Проявись у них эта черта сразу после поимки, насколько легче жилось бы зверолову: он знал бы, чем их соблазнить. Сколько испытаний приходится подчас на его долю, ведь задолго до передачи животного в зоопарк зверолов обязан приучить его к новому рациону. Незавидная задача, чреватая не меньшими проблемами и разочарованиями, чем поползновения внедрить французскую кухню в рядовом английском пансионе.

Но есть другие крайности — животные-монофаги, то есть признающие только один вид пищи. Им подавай такой однообразный рацион, что и средневековый святой осудил бы их за чрезмерное умерщвление плоти. Например, уроженцы Африки и Азии панголины прекрасно обходятся одними муравьями, в некоторых случаях совсем неудобоваримыми на вид черными древесными муравьями, от которых так разит муравьиной кислотой, что у вас слезятся глаза когда вы разоряете муравейник.

В прозрачных лесных речушках Западной Центральной Африки обитает примечательное существо со звучным латинским наименованием Potomagale velox, а проще — выдровая землеройка. Это насекомоядное, единственный представитель своего рода (правда, есть на Мадагаскаре отдаленный родич), достигает в длину более полуметра, шубка у него темная, как у крота, глазки крохотные, ключиц нет, мордочка вздутая, так что голова сбоку напоминает усатый молоток, хвост приплюснутый с боков, как у головастика. Любительница вод ведет ночной образ жизни и, во всяком случае в Камеруне, где я ловил выдровых землероек, кормится исключительно пресноводными крабами шоколадного цвета. Когда я поймал свою первую Potomagale velox и присмотрелся к ней, мне показалось, что такое сильное животное, похожее на выдру и явно приспособленное для охоты за самой различной добычей, не может обходиться столь ограниченной диетой. Самый фанатичный любитель ракообразных, говорил я себе, не откажется пополнить свой стол свежей рыбой или лягушкой, а то и кусочком водяной змеи. Я стал экспериментировать, предлагал моей пленнице крупных жуков, чудную рыбу разных сортов, расцветок и размеров, тучных лягушек, коротких и длинных змей, птичьи яйца и птенцов. Пустые хлопоты. Землеройка с отвращением воспринимала все потуги разнообразить ее рацион, сохраняя верность хрустящим крабам. А что в них питательного, недоумевал я,