Мама для Совенка (СИ) - Боброва Екатерина Александровна

— Вы правда волновались? — уткнувшись лицом в платье и оттого глухо спросил малыш.

Маска на лице седьмой матери пошла трещинами, и сквозь растерянность и настороженность проглянула нежность.

— Да, милый, очень, — проговорила женщина. Уже не стесняясь, прижала к себе худенькое тельце. И Аль поверил.

— Простите, — прошептал на этот раз вполне искренне, отодвинулся, заглянул в лицо седьмой матери, и та подарила ему растроганную улыбку:

— Я больше не сержусь, правда. Главное — ты нашелся. И буду очень рада, если ты станешь забегать ко мне.

Потрепала по голове, на поцелуй не решилась и предложила:

— Не хочешь глянуть новую книжку? Я оставила для тебя на кресле.

Совенок хотел. Да и скучно ему было сидеть за столом с двумя взрослыми тетями.

— Иди-иди, — кивнула Юля. Еще и Филь задал какие-то легенды… И вот какая учеба после такого дня?!

— У меня сейчас много времени, — словно извиняясь, сказала ее величество, глядя сквозь Юлю и добавляя с горечью: — Слишком много. Вы ведь не знаете наших обычаев? Я считаюсь матерью чужих детей, из которых только Альгард еще ребенок. Остальные уже взрослые или почти взрослые.

Юля сокрушенно соглашалась, подталкивая к откровенности.

— Не знаю, зачем я вам это рассказываю — расстроенно удивлялась седьмая, — я ведь ритуал два раза пыталась пройти. Не получается. Целители меня проверяли. Говорят, проблема не с телом, а с головой, мол, не готова носить ребенка, вот и сопротивляюсь. Но как же не готова, когда я этого так хочу!

На взгляд постороннего человека, ее величество панически боялась детей. Но когда это мешало беременности? — рассуждала Юля, сочувственно кивая. Здесь, однако, это не работало. Вынь и положим им готовность к беременности у той, кто ни разу не носил ребенка! Бред.

Впрочем, ее величество движется в правильном направлении. Аль — отзывчивый ребенок. Немного ласки, и он научит ее любить детей.

— Знаете, мне тут вспомнился один обычай. Примитивный, конечно, но и племя, в котором он существовал, тоже было примитивным. Женщины, которые не могли забеременеть, брали живого скорпиона — такое насекомое размером с ладонь — помещали его в кожаный мешочек и носили под грудью на животе. Скорпион шевелился, и это шевеление под сердцем помогало телу привыкнуть к мысли о ребенке.

— Какой, — задумчиво проговорила ее величество, — простой и одновременно глубокий обычай. Спасибо, я обязательно воспользуюсь вашим советом. Бесконечно рада была познакомиться.

И седьмая мать встала, явно торопясь прямо сейчас отправиться на собственноручный отлов скорпиона.

Юля прокляла свой длинный язык — источник информации сбегал.

— Буду рада, если поможет. И последний вопрос.

Ее величество удивленно развернулась — она явно не привыкла, чтобы ее останавливали, но сдержанно улыбнулась:

— Конечно.

— Кто такая ассара?

— Ах это, — выдержала паузу Эллиана, — точного слова в вашем языке нет. Самое близкое к нему понятие — наставница или учительница. Хотя нет, наставница — ближе. До вечера, ассара.

Хлопнула дверь, и Юля осталась в покоях с Совенком одна. Вот и поговорили…

Совенок, высунув кончик языка, сосредоточенно рассматривал книжку. Юля села рядом на подлокотник кресла, заглядывая через плечо. Видя ее интерес, деть начал вслух переводить историю о путешественнике, попавшем в череду штормов. Эдакий местный Конюхов — один и на утлом суденышке.

— Аль, а сколько тебе лет? — поинтересовалась Юля, поймав себя на ощущении, что слушает беглую речь отнюдь не пятилетнего малыша. Это же не просто читать, еще и переводить, пусть и своими словами, но с листа.

— Четырнадцать, — пожал плечами Совенок.

— Четырнадцать, — эхом повторила девушка, мозги офигели и запросили дополнительной информации.

— А до скольки здесь живут?

Оказалось, жизнь в этом мире отмерялась щедрее, чем на Земле — почти до двухсот, и совершеннолетие наступало в тридцать. Пятый его почти достиг, Совенку — еще ждать и ждать. Юля по местным законам считалась подростком — забавный казус, но вряд ли стоило рассчитывать на снисхождение и ограниченную ответственность. Для иномирцев, как и для животных, здесь явно существовал свой калькулятор — год за два.

— Мне пятьдесят два, — пробормотала потрясенно Юля.

— Сколько вам? — осведомились из-за спины. Господин Четвертый обладал не только хорошим слухом, но еще и отвратительной способностью подкрадываться по-ниндзявски бесшумно. Стука двери слышно не было или он прошел сквозь стену?

— Двадцать шесть, если вам это интересно, — огрызнулась Юля, расстроенная проблемами со слухом.

— Вижу, это интересно вам, — парировал его высочество, усаживаясь на соседний подлокотник. Кресло угрожающе заскрипело, однако тройную нагрузку выдержало.

— Вы действительно так долго живете?

— Сто девяносто — это долго? — искренне удивился мужчина.

Юля не ответила. О чем можно говорить с тем, кто не знает, каково это жить до семидесяти? Кто только в тридцать умнеет настолько, чтобы стать полноправным членом общества.

— А жениться у нас с двадцати пяти можно, — зачем-то добавил Филь.

Умнеть в тридцать, а жениться без мозгов в двадцать пять. «Прекрасное» общество: «справедливое и гуманное», — думала Юля, пытаясь смириться с тем, что кто-то в двадцать шесть — еще ребенок, а не полновозрастная тетя. Жизнь несправедлива!

— Раз уж мы разобрались с возрастом, перейдем к делу, — его высочество достал из кармана тряпочный мешочек, вытряхнул на ладонь мыслевик и шесть мелких камушков, — присаживайтесь, Ю-лия, — махнул на мягкий пуфик.

— Может, не стоит? — засомневалась девушка. Вживлять в себя иномирские технологии было… боязно.

— Забыли о нашей договоренности? — вскинул брови Фильярг.

— Забудешь тут, — проворчала Юля.

— Тогда могу предположить — вы трусите? — издевательски вежливо осведомился мужчина.

— Я? — вспыхнула Юля. Встала, гордо продефилировала до пуфика, уселась, не забыв, выпрямить спину. Задержала дыхание, приготовившись к жуткой боли.

Фильярг не спешил. Встал со спины, пробежался пальцами по виску, щеке, спустился ниже. Остановился в районе многострадального горла, Юля уже устала не дышать, а его высочество так и не приступил к вживлению.

— Что вы делаете? — спросила сипло, потому как волна тепла окутала кожу, прошлась сотней тончайших иголочек, вызывая иррациональное желание замурчать.

— Убираю следы недоразумения, — невозмутимо ответил убийца-целитель.

Это он про следы пальцев на шее, — догадалась Юля. Не стоило. Первые пять минут она еще пугалась своего отражения в зеркале — жертва маньяка — потом привыкла.

— Мне не мешают, — запротестовала.

— Зато мне — да, — не согласился мужчина. От шеи перешел к голове, пропустил пряди между пальцев, похвалил:

— У вас прекрасные волосы.

Волосы от мамы Юле достались шикарные — черные с шоколадным отливом на солнце, густые, волнистые, от дождя вившиеся мелким бесом. Девчонки завидовали — на выпускном Юля была нарасхват: точеная фигурка, симпатичное лицо, легкий нрав. И на свидание ее тогда позвали аж трое, только не до гулянок было — экзамены, поступление, а потом и вовсе забыла о личной жизни. Можно сказать последние полгода почувствовала себя женщиной — в салон сходила, сделала коррекцию бровей, пилинг и даже на массаж записалась. Не дошла.

Чужие пальцы мягко прошлись по затылку, коснулись шишки, и Юля зашипела.

— И это тоже уберем.

Волна тепла окутала голову, и тело среагировало, расслабляясь. Стон наслаждения Юля смогла поймать в последний момент. Прикусила губу, затыкая рот. А его высочество и не думал останавливаться. Убрал на одну сторону волосы, открывая доступ к правому уху, принявшись бережно, но сильно проминать каждую точку, ласково оглаживая, почти интимно — Юля прикрыла глаза, пытаясь удержать себя в руках. Кто там говорил, что ухо — это эрогенная зона? Как же он был прав. Причем сплошная.

Нет, надо взять себя в руки, пока они еще ей подчиняются. Прибить взметнувшихся в животе бабочек. Сурово напомнить: за спиной — маньяк. Воссоздать в памяти образ его жертвы — залитую кровью кофту, синяки на шее. И предложить повторить. Она не знает, что выведет его из себя в следующий раз. Так стоит ли доверять?