Стражи Сердца. Единственная для пустынников (СИ) - Полынь Кира Евгеневна

— Встречали гостей.

— Интересно, — ответил красноволосый, так же опускаясь вниз и вытягивая тело из-под кровати. — Так-так, посмотрим…

Он принялся шарить по карманам, вытряхивая из одежды убийцы все вещи, и во внутреннем обнаружилось письмо, осторожно сложенное вчетверо. На желтоватой бумаге с оттиском семейного герба были написаны лишь несколько фраз.

«Сегодня должна приехать моя кузина, но я очень постараюсь прийти на встречу с тобой. Если до луны не явлюсь, уходи. Ужасно скучаю. Твоя Мадлен».

Ничего не понимаю… Голова гудит, как колокол…

— Надо его куда-то деть. Ворон, помнишь овраг за поместьем?

— Может, подальше? Вдруг сторожевые псы унюхают тухлятину и прибегут в ней кататься.

— Тоже верно. Пролесок на севере? Отличное местечко, плотно увитое кронами.

— Подходит. Сбросишь его мне?

— Угу.

Слаженная работа притягивала взгляд, вгоняя в еще больший мандраж от непонимания происходящего.

Пустынники, слишком ловко и не сговариваясь, подхватили труп за руки и ноги, подтаскивая к окну. Ворон, даже не прощаясь, исчез в проеме, бесшумно спустившись по водосточной трубе.

Тайпан, несколько минут глядевший вниз, неожиданно кивнул и без особых усилий перевернул тело через карниз, позволяя тому выпасть и исчезнуть без звука.

— А-а-а…

— Там сено. Не хотим шуметь, — пояснил красноволосый, обменялся с Вороном взглядами и неплотно закрыл окно, поворачиваясь ко мне. — Как себя чувствуешь?

Перед глазами пронесся весь вечер и часть ночи, напоминая о его разговоре с Мадлен, и гнев вновь бурей вскипел в груди, заставляя меня злобно фыркнуть.

— Хм, интересно, и чего же ты себе напридумывала? — мягкой кошачьей походкой обойдя кровать, Тайпан сбросил сапоги и без спроса на нее запрыгнул, устраиваясь совсем близко и не реагируя на мои протесты. — Принцесса, что там у тебя в голове закипело? Выкладывай.

— Ничего. Будь добр, иди спать к себе. Сомневаюсь, что произойдет второе покушение за ночь.

— Приревновала?

Та улыбка, что мне удалось разглядеть в сумерках свечи, так сильно разозлила, что я возмущенно клацнула зубами, слыша, каким громким стало дыхание.

Да кем он себя возомнил?! Как смеет только думать, что я ревную своего охранника к пьяной вдрызг сестрице, необремененной моралью?! Пусть хоть прямо сейчас идет к ней и выполняет данное девушке обещание греть ее до утра! Мне нет никакого дела до этого!

Видимо, прочитав все по моему лицу, Тайпан странно цокнул языком, словно подзывая лошадь, и неожиданно запустил пальцы в волосы на моем затылке, рывком притягивая к себе.

Губы прижались так требовательно и неоспоримо, что даже мой хрупкий, сломанный давлением окрик был неспособен их остановить. Вновь язык, властный танец у меня во рту, неестественно вводящий в ступор и подавляющий все сопротивление.

Черт…

Сгореть бы с ним, наплевав на совесть и зудящее в затылке ощущение неправильности. Хотя бы раз поддаться соблазну, пойдя на поводу у собственных желаний и не думать о том, как он горяч, а убеждаться в этом.

— Чувствуешь? — прервавшись, но не отпустив далеко, раздраженно рыкнул Тайпан.

Чувствовала.

От него не пахло вином, подтверждая, что к хмелю он не притронулся. А еще… не целовал ту же Мадлен, от которой сейчас явно разило как от винной бочки, ароматом сбивая всю мошкару вокруг.

— Убедилась?

Я только хлопала глазами, не собираясь подтверждать, что мне все же есть до этого дело, да такое, что кровь горит огнем от иррациональной ревности. Он из меня тисками не вытянет это признание! Пусть даже не пытается!

— У-у, упрямая, — прорычал он, и рывком забросил меня себе на живот, заставляя ягодицами прижаться к крепким бедрам и испуганно поджать ноги, растерявшись. — Какая же ты упрямая…

— Я не…

Договорить не успела.

Пустынник силой прижал мое тело ближе, распластывая по своей груди, а голову вновь накрыла ладонь, притягивая для поцелуя. И окончательно убивая во мне сопротивление.

Глава 18

Такое положение — тело к телу — даже через одежду одурманивало откровенностью. В легких покачиваниях и напряженных позах не было ни капли двусмысленности, все было предельно ясно, на поверхности.

Жесткие пальцы в волосах не позволяли отклониться даже для вдоха, и задрожавшая грудь слишком тесно прижалась к черной татуировке, позволяя сквозь сорочку ощутить, как кожу щекочет сережка, напоминая о себе.

Тайпан согнул ноги в коленях, лишая меня пространства для маневра, и только сильнее вдавил бедра в свой пах, дав почувствовать, как он затвердел, натянув дорожные штаны.

— О боги!.. — полузадушенно прошептала я, как только пустынник ловко нырнул вниз, запечатывая на шее красноречивые поцелуи вперемешку с распаляющими укусами.

Он спускался все ниже, добравшись уже до ключиц, и только сильнее намотал мои волосы на кулак, фиксируя на одном месте и лишая шанса хоть как-то это прекратить.

— Не надо…

— Тогда кричи, — прошептал он, проводя влажную полосу от яремной ямки до подбородка, чтобы вновь оставить горящую отметину на губах. — Перебуди весь дом. Заставь свидетелей прийти.

— Тайпан, не надо…

Проигнорировав мои слова, рука нырнула под край сорочки, жестко сжав голую кожу ягодицы, и пустынник голодно зарычал, жаром выдыхая мне в лицо.

Он словно дорвался до сладкого, будто голодный медведь, разворошивший улей и ныряющий мордой в мед. Ладонь все не останавливалась, сминая, изучая, сдавливая, и эта непозволительная слабость все сильнее укрывала меня беспробудным покрывалом.

Как же я давно не была ни с кем так близко!..

Списывая проснувшийся голод на тоску по мужскому вниманию, я лишь часто дышала, когда губы Тайпана позволяли, перемещаясь по моему лицу и шее. Он вдавливал меня в себя порой так сильно, что трещали кости, но вместо боли и неприязни меня топило сладким дурманом.

Широкая ладонь исчезла лишь на секунду, и до задурманенного мозга донесся шорох ткани и звук упавшего ремня, подталкивая меня еще ближе к краю, чем даже секунду назад.

— Хочешь? — неся в этом вопросе куда больше контекста, прошептал он, прижавшись губами к моему уху и глубоко вдыхая воздух у волос.

— Я не могу…

— Причина? Хоть одна причина, Лирель.

— Это неправильно… Нам нельзя…

— Глупости.

Очертив губами полосу от виска до подбородка, пустынник заставил меня посмотреть ему в глаза, словно вытащив на поверхность из-под толщи непробиваемой воды.

— Я твой… страж, — спустя небольшую, но заметную паузу, сказал он. — Но ключевое здесь — я твой. Ты можешь всё, Лирель, всё, что захочешь. Но я хочу знать, что ты хочешь. Для меня это важно.

— Откуда у тебя такое красноречие? — выдохнула и едва не рухнула, сильно поджав бедра от потянувшейся ладони, зацепившей тесемку белья.

— Я вижу, что ты голодна, но не хочу стать первым попавшимся куском мяса. Я смогу утолить твой аппетит по-другому, — хриплое обещание мурашками отразилось на коже, заставляя меня вновь закрыть глаза и позволить оставить очередной укус на шее. — И потом, когда ты насытишься и будешь готова к деликатесам, мы продолжим.

— Я не понимаю, — прошептала обреченно и всхлипнула, чувствуя, как белье послушно сползает вниз от уверенных движений чужой руки.

Доверчиво обнаженная кожа тут же стала объектом нападки, и нарисовавшие жадные черты пальцы нырнули ниже, пользуясь моими расставленными коленями. Я вздрогнула слишком сильно, когда они прижались к влажным складкам — неспособным, да и не желавшим скрывать свое возбуждение.

Мой всхлип зародил в мужской груди гудящее рычание, взаимно отвечая на мою дозволенность.

— Кончи мне на пальцы, — произнес он и медленно вдавил их в узкий вход, испачкав в прозрачном секрете.

От одной этой фразы я готова была рассыпаться, невольно проведя единственную свою ассоциацию.

Кайн никогда мне такого не говорил.

Чаще всего прелюдия начиналась и заканчивалась поцелуями и объятиями в полной тишине, не обогащаясь ничем новым и интригующим. Мой бывший супруг всегда был старателен и обходителен, но сейчас я буквально танцевала в огне, понимая, что мне нужна была вовсе не безмятежная ласка.