Другая страна - Джеймс Болдуин

– Вы живете неподалеку? – спросил Руфус мужчину. Только попробуй прикоснись ко мне, подумал он, и те же необъяснимые слезы готовы были вот-вот брызнуть из его глаз. Живого места на тебе не оставлю. Никто меня больше не будет лапать, никто, никто, никто.

– Можно сказать, по соседству. На 46-й улице.

Выйдя из бара, они вновь очутились на ночной улице.

– В этом городе чувствуешь себя одиноко, – проговорил мужчина, шагая рядом. – Я очень одинок. А ты?

Руфус промолчал.

– Может, мы сможем утешить друг друга этой ночью?

Руфус видел перед собой горящие светофоры, темные, почти пустые улицы, молчаливые черные здания, мрачные дыры подъездов.

– Ты меня понимаешь?

– Я не тот, кто вам нужен, мистер, – проговорил он с трудом и вдруг вспомнил, что именно эти слова он когда-то сказал Эрику.

– Как ты можешь знать, тот или не тот? – Мужчина вымученно рассмеялся. – Разве не мне судить?

– Мне нечего предложить вам, – ответил Руфус. – Я никому ничего не могу предложить. Не заставляйте меня. Пожалуйста.

Они стояли на пустой улице, глядя друг на друга. Глаза мужчины сузились от гнева.

– А о чем ты думал раньше, там, в баре?

Руфус сказал:

– Я хотел есть.

– Ты что, динамо привык крутить?

– Я хотел есть, – повторил Руфус. – Хотел есть.

– Разве у тебя нет семьи, друзей?

Руфус опустил глаза. Некоторое время молчал, потом сказал:

– Я не хочу умирать, мистер. И вас убивать не хочу. Позвольте мне идти своим путем – к друзьям.

– А ты знаешь, где их найти?

– Знаю… по крайней мере одного.

Оба молчали. Руфус глядел в сторону; незаметно для него слезы подступили к глазам и поползли по крыльям носа.

Мужчина взял его за руку.

– Пойдем, ну пойдем же ко мне.

Однако оба чувствовали, что момент упущен. Мужчина отпустил его руку.

– Красивый ты мальчик, – сказал он.

Руфус уже двинулся прочь.

– Прощайте, мистер. И спасибо.

Мужчина ничего не ответил. Руфус остановился и проводил взглядом его удалявшуюся фигуру.

Потом повернулся и пошел в другую сторону, в центр города. Впервые за долгое время он вспомнил об Эрике. И подумал, что, может, и он вот так же рыскает этой ночью в поисках добычи где-то на чужих улицах. Он только сейчас осознал всю глубину одиночества Эрика, необычную природу этого одиночества, многие опасности, которые отсюда проистекали, и искренне пожалел, что не был с ним чуть добрее. Сам Эрик всегда был очень добр к нему. Он заказал дорогие запонки ко дню рождения Руфуса, потратив деньги, отложенные на покупку обручальных колец, и этот дар, это признание в любви целиком отдали его во власть Руфуса. В глубине души он презирал Эрика: тот был родом из Алабамы; возможно, и любить себя позволял, чтобы еще полнее его презирать. Когда Эрик это понял, то бежал от Руфуса, бежал далеко – в Париж. Но сейчас его мятущиеся глаза, ярко-рыжие волосы, манера растягивать слова, все это вдруг вспомнилось Руфусу, и сердце его сжалось.

Не тяни, расскажи мне все. Чего ты боишься?

Но Эрик колебался, и тогда Руфус, лукаво улыбаясь и не сводя с него глаз, добавил: «Ты ведешь себя как маленькая девочка».

Даже сейчас сладко защемило сердце при воспоминании, как легко ему удалось вызвать Эрика на откровенность. Когда тот закончил исповедь, Руфус медленно проговорил:

– Я не тот, кто тебе нужен. Никогда этим не занимался.

Эрик положил свою руку рядом с его рукой и задумчиво уставился на них – розоватую и коричневую.

– Я знаю, – сказал он.

Потом отошел на середину комнаты.

– Ничего не могу с собой поделать. Мечтаю о тебе. Может, попробуешь? – И затем со страшным усилием – Руфус угадывал эту невыразимую муку в его голосе и прерывистом дыхании: – Я сделаю все. Буду изобретательным. Все, чтобы доставить тебе радость. – И с улыбкой: – Я ведь не намного старше тебя. И не так уж опытен.

Улыбаясь, Руфус следил за ним. Он чувствовал прилив нежности к Эрику. И одновременно сознание своей власти над ним.

Он приблизился к Эрику и положил руки ему на плечи, еще не зная, что собирается говорить или делать. Но когда Руфус ощутил плечи Эрика под своими руками, на него вдруг неожиданно, с некой, как будто дремавшей где-то ранее и испугавшей его самого силой нахлынуло любовное чувство, а вместе с ним любопытство и горделивое ощущение власти, руки же, которые должны были удерживать Эрика на расстоянии, сами собой притянули его, и стало ясно, что остановить этот мощный чувственный поток нельзя.

Все еще улыбаясь, он наконец проговорил хрипловатым голосом:

– Я, пожалуй, рискну разок, старик.

Сейчас эти запонки хранились в Гарлеме, в письменном столе Иды. После того как Эрик уехал, Руфус позабыл их ссоры, физическую неловкость интимных отношений, а также способы, которыми заставлял Эрика расплачиваться за наслаждение – безразлично, получал его или давал. Он помнил только одно – Эрик любил его, так же как теперь помнил, что его любила Леона. Руфус выражал свое презрение к Эрику, обращаясь с ним как с женщиной и постоянно повторяя, насколько тот уступает женщине и вообще представляет из себя в сексуальном отношении невероятного урода. Но Леона-то не была уродом. И все же он награждал ее теми же оскорбительными эпитетами, что и Эрика, и так же, как прежде, ощущал при этом страшный шум в голове и невыносимую тяжесть в груди.

Вивальдо жил один на первом этаже дома, расположенного на Бэнк-стрит. Он был у себя – в его окне горел свет. Руфус замедлил было шаг, но пронизывающий, холодный ветер решил дело, и он поспешно вошел в незапертую дверь подъезда, думая: ну что ж, значит, надо пройти и через это. И забарабанил в дверь квартиры Вивальдо.

Стук пишущей машинки, слышный с лестницы, умолк. Руфус постучал снова.

– Кто там? – послышался встревоженный голос Вивальдо.

– Это я, Руфус.

Яркий свет, бьющий из раскрытой двери, и лицо Вивальдо явились для него шоком.

– Боже мой, – только и сказал Вивальдо.

Обхватив Руфуса за шею, он втянул его в квартиру и не отпускал. Некоторое время они стояли не двигаясь, прислонившись к закрытой двери.

– Боже мой, – повторил Вивальдо. – Где же тебя носило? Ты что, не понимаешь, что так поступать нельзя? Ты всех нас до смерти напугал, старина. Где только тебя не искали!

Шок от встречи был словно удар под дых, и Руфус весь обмяк. Он стоял, прильнув к Вивальдо, будто они были связаны одной веревкой. Потом отстранился.

Вивальдо внимательно окинул его взглядом. По выражению его лица Руфус понял, как скверно выглядит. И поспешил укрыться от проницательных глаз Вивальдо в глубине квартиры.

– Ида приходила ко мне, она на грани безумия. Ты хоть знаешь, что со времени твоего исчезновения прошел месяц?

– Да, – сказал Руфус, тяжело опускаясь в кресло, которое осело под ним почти до самого пола. Комната, в которой он так часто бывал, казалась теперь незнакомой.

Он откинулся в кресле, закрыв руками глаза.

– Сними куртку, – сказал Вивальдо. –