Куриная слепота - Николай Коляда

ЛАРИСА. Кто валялся?

НАТАЛЬЯ. Да ты валялась вчера. Митька тебя домой принёс.

ЛАРИСА. Я не валялась, я ждала его. Я ждала Толю. Я сидела на полу. И уснула. Я хотела его увидеть первой. Я хочу его перевоспитать, научить говорить иначе, научить манерам, а он ударил меня! Он похож на того Толю, мне надо переделать его и мы будем жить иначе! Я выйду за него замуж, у нас будет уютный дом, мы будем жить как люди, мы будем ходить по гостям, у нас будут дети, у нас будет все с начала, пойдёт на лад, я буду играть роли, много ролей, слышите?

НАТАЛЬЯ. Вот ведь что водка делает с человеком. И спит в шляпе. Говорит: эта шляпа у меня какой-то “Сеновал” или “Самнаврал”! Зачем я пила в прошлой жизни? Она совсем слепая. Тольку с собой поставила рядом. У него девок покрасивше тебя знаешь, сколько? То-то, типа того что. Купирование надо. Артистка, эх! Да они все там по телику алкаши, поди, типа того что.

ЛАРИСА. Я вам не кукла из телевизора! Ненавижу вас, свиньи чёрные, пошляки, убийцы, всё растоптали, пустите, пустите, какой позор, Лариса Боровицкая связана бельевой верёвкой, пустите!!!!!

НАТАЛЬЯ. Купирование запоев на дому. Где-то я читала объявление в газетке.

ЛАРИСА. Я сейчас ему всё расскажу, я ему глаза открою! Знаете, что Толя – не ваш сын, а?!

ЗОРРО. Знаю. Я вам ковёр принёс. Повесите там в театре, а?

ЛАРИСА. Ковёр, ковёр? И молчите, ей прощаете?! (Лариса рыдает, бьётся на полу.) У меня срыв, у меня сердечная недостаточность, где Алекс, позовите его! Объявите по городу! Пустите меня, я на место папы сяду, насобираю денег, мне надо уехать отсюда! Дайте глоток выпить, мне успокоиться надо!

НАТАЛЬЯ. Следите за ней, не выпускать её. И молчи ты, слышишь? Митька на учёте в милиции, ему нельзя светиться, придёт милиция, скажет, что тут шум, и заберут его снова. У него до первого привода всё.

ЛАРИСА. Глупая я, приехала, собралась эксгумацию, хотела культуры принести в этот город, хотела концерты! Какие концерты, дура?! Для маминой эксгумации! Приехала к народу! Это разве народ тут?! Алкашня!

НАТАЛЬЯ. Мы такие и сякие. Трясётся, похмелье выходит. Не выпускать её.

ЗОРРО. Надо её и ковёр загрузить в поезд да отправить, пусть едут.

НАТАЛЬЯ. Ага. А она раз присосалась так тут к Тольке, снова заявится и что я тогда? Тебе-то – по барабану.

К дому подъехал Толя на мотоцикле, пошёл в подъезд.

Нет, ты не надёжный, иди отсюда. Толька приехал. Пусть сторожит он. Ковёр зачем таскаешь? Видишь покупательницу? Мой ковёр, гляди!

ЗОРРО. Мой. Сяду на него и полечу на небо. Меня эти обстоятельства твои форсмажорные додолбали. Надоели вы мне все, говнемётов выставка, все. Вот смотрю на тебя, к примеру, и думаю: морда же у тебя.

НАТАЛЬЯ. Чего? Какая морда?

ЗОРРО. С такой мордой только паровозы останавливать. Будто тебя чайником по лицу били. Дура ты. Вдруг увидел – какая ты дура, а? Сколько тебе лет, а?

НАТАЛЬЯ. Мне? Отстань. Сто, типа того что.

ЗОРРО. Триста с лихуем тебе. У тебя морда опухлая. Прям Бармалейка ты.

НАТАЛЬЯ. Опухнешь тут! От слёз. Плачу и плачу.

ЗОРРО. От слёз. Нажралась вчера. Пьёшь втихомолку, окружение ты Лещенко.

В квартиру пришёл Толя, пьяный, шатается.

НАТАЛЬЯ. Вот, давай, занимайся ею. Толя, дитятко, ты выпимший? Сиди тут, я за врачами. Мы уже связали. Купировать. Пошла.(Зорро) А ты уйди!

Наталья и Зорро ушли. Осталась Лариса, Митя и Толя. Молчат.

ЛАРИСА. Митя, отпустите меня. Пожалуйста. Я актриса. Что же я таком положении. Будто в каком-то кино снимаюсь.

ТОЛЯ. Ага, кино. (Смеётся.) Ну ты, кусок прикола, безотказка? Лежишь?

ЛАРИСА. Митя, я ничего не вижу, пелена перед глазами.

ТОЛЯ. Трахни ты её, Митька, может она умней станет. А ты будешь хвастать, что с артистками пробовал. Слышь? Прикольно ведь! Там, на небе будешь ангелам рассказывать. Ты же всё мне песни про небо пел, когда я маленький был. Я ведь помню, ты разговаривал, не ври, что не умеешь. Я ведь тебе верил, что где-то другая жизнь, другие люди, думал – в телике. Смотрел в телик и думал: в телике так, как Митька рассказывает, там – небо, за стеклом в телевизоре. И вот ты теперь видишь вот это небо? А танцевать горазды, врать! (Хохочет.)

ЛАРИСА. Что он говорит? Я не хочу, развяжите, пожалуйста.

ТОЛЯ. Никто не хочет. А куда ты денешься, когда разденешься. У вас такая профессия – горизонтальная. Я пацанов позвал, мы её в подвал сводим, пацаны сильно заинтересовались. (Смеётся.) Кайф давить таких за враньё, кожу снимать, сукам. Сидят там в Москве, заняли места, паскуды, убивать всех надо медленно, нас задавили, врут и врут!

ЛАРИСА. Я ничего не вижу, темно.

ТОЛЯ. Ай, ой, строитиз себя Клару Целкин! Нет, ну откуда взялось такое чудо-юдо у нас в колхозе? В мохнатом платье, орет, мышка-норушка какая. Трахни её, папанхен. Чего ты смотришь? Прикольно ведь?

ЛАРИСА. Что он говорит?

ТОЛЯ. Трахнуть ему тебя надо, вот что я тебя говорю! Он бедный, несчастный. Ему трахаться надо. Не хочешь? А со мной хотела? Молоденьких только любишь? Ишь какие артистки, молоденьких только им! Э, папанхен, ну? Может, ты и правда, жопником сделался в тюряге? Ты баба, не мужик, всё только руками разводить умеешь, шептать чешую разную мне на ухо, врёт, играет в добренького, а сам – тварюга ты, тварюга, я вам, тварюгам, верил, верил, и она такая, и ты!!!!

Митя подошёл к Толе, бьёт его. Потом открывает дверь, выкидывает Толю на лестничную площадку. Тот катится по лестнице кубарем, кричит:

Ты на кого руку поднял, гнида?! Сволочь, сука! Марабу плоскостопный! Решил кого охранять, кого, эту суку, она сука, она мне песни пела, что она такая рассякая, я уши развесил, а ты решил охранять, решил что она у тебя жить будет? Погоди, тварь, я бензину принесу, подожгу вас, выкурю, Жулик, ко мне, тварюга, охраняй! Я сейчас привезу психушку вам, вам всем всадят шприцев, гады!!! Постойте!! Психушку, пожарку, ментовку – всех вызову!!!

Толя кричит ещё что-то, размазывает кровь на лице, сел на мотоцикл, уехал.

Митя развязал руки Ларисе.

ЛАРИСА. Спасибо. Вы спасли меня. Дайте мне выпить. Немного. Чуть-чуть. Пожалуйста. Нервный срыв. Дайте.

Он подал ей стакан. Она выпила. Легла, свернулась на полу калачиком, не двигается.

(Смеётся.) Он не герой моего романа, нет. Как жалко. Что он тут такое говорил? Странно. Вы не боитесь? Он вернётся? За что он меня так? Что я сделала ему плохого? Разве можно меня обижать? За что меня можно обижать? Хотя он не виноват. Зомбирование мамочки. Она делает из него романтичного героя, живущего на краю гибели, потому что ей так хочется. Ей скучно. Ничего не выйдет. Он человек с убитыми чувствами. Из таких получаются хорошие убийцы, наёмные солдаты и прочая гадость. А ведь я могла бы перевоспитать его. Но зомбирование ежедневное сильнее меня. Холодные глаза. Ничего не выйдет. Стул, стол, дерево теплее, нежнее и человечнее.

МОЛЧАНИЕ.

(Легла в листья, закопалась в них.) Я придумала. Я выйду за вас, Митя, замуж и буду тут жить вечно. Мы всё время будем молчать. Я никогда не была замужем. Новый статус – замужняя жена. Сыграем свадьбу. Вы будете учитель в школе, а я учительница. Да, учитель. В школе глухонемых. Так ведь? Или нет, я возьму вас в Москву и вы будете переводить для глухонемых по центральному телевидению новости и прочие передачи. Правильно! (Смеётся.) Так что, Алекс может не приезжать – я всё равно останусь тут. Тут могилы. Любовь к отеческим гробам.

МОЛЧАНИЕ.

Какой вы хороший, Митечка. Как хорошо, когда другой человек молчит, но ты понимаешь, что он понимает. Странно, что вы добры ко мне. Именно тот, кому больше всех досталось в жизни, оказался добр ко мне, падшей. Мне сегодня приснился бредовый сон: будто в чемоданчике мамином, ну, не мамином, а в этом чемоданчике, в котором была разгадка, живёт маленький негритёнок. Я его открываю, ночью, а он оттуда выскакивает, как он сложился там, пальчиком погрозил, ножиком на меня замахивается, а я плачу, прошу его: “Не надо!”…

Молчит, улыбается, смотрит на профиль на стене.

Лицо. Лицо Тутанхамона на египетской пирамиде. Вечное. Оно смотрит на меня, не мигая. Будто спрашивает: кто ты и что. Я должна отвечать ему. Милый, я – Любовь. Лариса. Любовь. Помните? У меня тут, в сердце, столько нежности, доброты, любви, столько всего много, приди и возьми, но я никому не нужна, не востребована. Заблудшая овечка. Снег, снег, туман, дождь, листья осенние летят, и по белой равнине идет, спотыкаясь и блея, бедная несчастная овечка, иду я. Моя родина, моя Россия, почему ты со мной так жестока, неласкова, ведь я люблю тебя? Я иду, и иду куда-то, ищу и ищу чего-то, снег мне глаза слепит, я не вижу ничего, шерсть моя свалялась, я замёрзла, бедная глупая овечка, нет у меня хозяина, нет у меня любимого. Овечке нужен хозяин. (Зарывается в листья.) Жалко, что вы не умеете говорить. С кем бы поговорить, поспорить. У меня философское настроение. Все ушли, весь этот галдящий шумящий народ и мне захотелось с кем-то осмыслить это, поговорить об этом, посмотреть на это свысока, так сказать. Где же Толя. Ах, как хорошо стало! Не страшно стало. Тихо стало. Психотропное оружие, говорит Зорро, голоса в голове. Ах, милый! Голоса в голове не от психотропного оружия, нет. От другого. Ну что же вы молчите? Вы же умеете говорить? Буду говорить вот с этим негром, с этим профилем, раз вы молчите.