*Цена прошлого# - Саша Селяков

Но как бы я ни боялся, эта встреча состоялась. Ира и Маша были одноклассницы, и так получилось, что, когда их класс стоял возле кабинета в ожидании учителя, я как раз проходил мимо. Сначала я застыл на месте, но потом понял, что так буду выглядеть еще глупее, и пошел к ним. Ирка болтала с незнакомой мне подружкой, а увидев меня, взяла ее под руку и, продолжая болтать, ушла куда-то в другое крыло.

Ладно, фиг с ней, пусть делает что хочет, это не основная проблема. Подойдя ближе, я увидел Машу – она стояла и с любопытством смотрела на меня.

– Ну что, ты, герой-любовник, к Ирке пришел?

– Нет, Маш, послушай, все так странно получилось… Я не хотел… Она первая…

– Ой, да ладно ты! Чего ты передо мной оправдываешься? Получилось и получилось, мне-то что.

– Но как, ты же со мной встречаться хотела… Я ведь тебе нравлюсь…

– Ты мне? – рассмеялась она. – Нет, ну ты, конечно, хороший, но встречаться? С чего ты взял?

– Записка с номером телефона и большой буквой «М». Это ведь ты мне ее написала?

– Что? Записка?! – Маша рассмеялась еще сильнее. – Я что тебе маленькая девочка, любовные записки писать? Ты звонить-то пробовал?

Прозвенел звонок и она, подмигнув мне, зашла в класс. Вконец сбитый с толку, я вышел из школы купить минеральной воды и увидел его. Он стоял за углом. Воротник кожаной куртки был поднят, во рту дымилась сигарета.

– Привет.

– Привет… – повисла долгая пауза, – Саня, я…

– Я все знаю.

– …

– Ирка сказала.

– Ирка? Я думал – Олег. Не думал, что она…

– Она сука. Я тоже не думал. Но на нее мне похер, а вот ты… – он глубоко затянулся и, выпустив дым, щелчком отшвырнул сигарету.

Саня с секунду смотрел мне в глаза, а потом развернулся и зашагал прочь. Я еще долго стоял там, не зная, как быть. Я забыл об уроках, о минералке, в голове было пусто, на душе паршиво. Во всем виновата водка, зачем я ее пил.

Придя домой, я начал раскладывать тетради по ящикам стола и увидел ту самую записку. Смятую и забытую. Наверное, минуту я смотрел на нее, а потом решился. В трубке раздался знакомый голос. «М» – это Маргарита.

– Алло, я слушаю.

– Алло, Рита, привет, это Сережа, я…

– Пошел ты.

И раздались короткие гудки.

3.

######

Я не думал, что можно хотеть в тюрьму в принципе. Но сейчас, сидя в стакане автозэка, вымотанный переездами и долгими допросами, я хотел вернуться туда как можно скорее. Звучит немного странно, но я даже соскучился по своим сокамерникам. И когда только успели породниться?

В сопровождении дубака я шел по темным коридорам, которые сперва показались мне непроходимыми катакомбами, но сейчас я знал, куда идти, и что скрывается за очередным поворотом. Так что эти старые кирпичные стены уже не казались такими страшными. Вот мой этаж, мой продол, моя камера… Наконец-то.

– Здорово, братцы! – сказал я, когда, издав металлический лязг, за мной закрылся «робот».

– Игнат, братишка! Вернулся! – ответила мне камера.

Крепкие рукопожатия, теплые взгляды… домашняя атмосфера.

– Ща чай поставим, – сказал Руся. – Будешь?

– Конечно, будет!

Я стал оглядывать камеру: те же цветные одеяла на полу, тот же дым столбом. Те же громкие разговоры, и те же веселые лица. Вот Руся суетится возле урагана в поисках чая. Рядом на шконке, укрытый пледом, спит Домик. Наверху сидит и ковыряется в зубах таджик со сложно выговариваемым именем. Вот дед, которого все так и звали «дед», спит с раскрытой в руках газетой и еще… и еще… Все те же одиннадцать человек. Ничего здесь не изменилось, как будто и не уезжал.

Я разулся и прошел на пятак.

– Здорово, Большой.

– Здорово! – он пожал мне руку. – Чего веселый такой, освобождают?

– Нет, рад, что приехал, – я больше не воспринимал подобную иронию близко к сердцу.

– Как съездил? Новости хорошие?

– На самом деле нет. Новости далеко не хорошие.

– Вот как. Ну, говори.

– Потерпевший умер.

В камере реально повисло гробовое молчание. Все смотрели на меня.

– Он пролежал полтора месяца в больнице. В коме, – я сглотнул слюну, – он умер, не выходя из комы.

Раздался ропот, кто-то закашлял, но я не обращал на это внимания, я был серьезен, мое веселое настроение сразу куда-то пропало. Наверное, я только сейчас начал все осознавать.

– Выходит, тебе еще одну статью добавят. Убийство, – сухо констатировал Большой.

– Уже добавили. Но только не убийство, тяжкие телесные повреждения, приведшие к смерти.

– Тот же хер. От пяти до пятнадцати. Еще один особотяж.

В моей голове побежали цифры. Страшные цифры. Бегущая строка моей жизни. Я не мог их сосчитать – мой мозг отказывался решать это уравнение и сбрасывал ответ.

– Одна от восьми… другая от пяти… – Большой говорил медленно, и каждая цифра, словно раскаленным клинком, пронзала меня насквозь, – тринадцать строгого режима. И это минимум. Максимум, я думаю, ты сам сосчитаешь.

– Тринадцать лет… – я не знал, что сказать, подобная арифметика не укладывалась в моей голове.

– Держи, братан! – Руслан протянул мне кружку чифира.

######

А ведь действительно, как будто бы и не уезжал. Границу между днями сглаживала однообразная повседневность, и не будь у нас телевизора или хотя бы календаря, мы бы точно потеряли счет времени. Теперь я понял, зачем узники оставляли зарубки на стенах, обозначая проведенные в неволи дни.

– Руся, а ты сколько уже здесь?

– Я? Щас скажу… Так, а сегодня какое число?

– Двадцать пятое.

– Двадцать пятое… – он наморщил лоб и посмотрел на потолок, – год и месяц выходит.

– Так долго? Но почему?

– Это у ментов спросить надо. Сейчас вообще долго судят. Большой вон уже полторашку сидит, Домик трешку…

Мы стояли возле урагана и ели лапшу быстрого приготовления. Дрянь, конечно, но если добавить туда приправы, лучка, нарезанной мелкими кубиками колбаски, то получится очень недурно. А если еще и майонеза сверху, так вообще сказка. Доев, мы помыли тарелки и закурили.

– Ява золотая! Мои любимые!

– Да, ничего такие, – согласился я, – крепкие.

– И по цене нормальные, не то что эти кенты – тридцать с лишним рублей пачка! Ну, куда это?

– А помнишь, вы просили у меня пару пачек на общее, это как понять?

– Тюремный общак. Он собирается в каждой порядочной хате. Вот получает кто-нибудь из нас передачу и туда, – Руся показал на картонную коробку под шконкой Большого. – Кладет все, что считает нужным. Основное, конечно, сигареты и чай.

– И? Куда это потом девают?

– В конце каждого месяца отправляем все в тюремный «котел» – хату, где сидит положенец. Там это все подсчитывают и используют на людские нужды.

– Как это? Например.

– Здесь есть транзитный корпус – пересылка. Люди едут из других управ и ждут там этапа на следующую пересылку. Вот, например, везут его из Владика в Москву, так он десяток таких пересылок проедет, на каждой из которых будет не меньше месяца сидеть. Естественно, у него уже нихера не будет – ни курить, ни заварить. Вот мы нашему брату и помогаем, с общака транзит всегда греют. Транзит – лицо централа.

Руслан выпустил длинную струйку дыма и продолжил:

– Есть еще больничный корпус, там сидят те, кто ждет этапа на областную больницу или те, кого могут вылечить здесь. Туда тоже идет грев. Хоть в чем-то, но мы им помогаем. Транзит и больничка – святые места.

– Благородно.

– Также с общака греют катраны. Пацаны поддерживают воровское, и у них должно быть все, что нужно. Да и вообще, если в любой хате кончатся сигареты или чай, стоит только сказать – и туда пригонят все необходимое.

Я добавил еще одно звено в цепочку познания законов этого мира. При ближайшем рассмотрении этот мир не такой уж и страшный. Скорее наоборот. А может это делается специально – человеку с малых лет путем средств массовой информации, образования, сложившейся формы гражданского воспитания дают понять, что это место ужасное, и все человеческое здесь чуждо. Конечно, это в некоторой степени оправдано – человек должен понимать, что совершать преступления плохо, и всех преступников наказывают, отправляя в это страшное место. Но они освещают лишь одну сторону этого вопроса.

######

– С Новым годом, братцы! – сказал Большой, и мы стали чокаться пластмассовыми и железными кружками, в которых было налито по три глотка чифира.

Каждый из нас сделал по маленькому глоточку и закусил этот крепкий напиток вяленой рыбой. Мне объяснили, что со сладким чифирить нельзя – давление сильно скачет, и на сердце большая нагрузка. А с рыбкой солененькой – самое то! Да, интересно вкусы сочетаются – вязкая горечь крепкого чая и соленый привкус вяленой или копченой рыбы. Я так скоро чайным гурманом стану.

Наши родные и близкие, дай им Бог здоровья, привезли нам много вкусного, Новый год все-таки. Стол ломился от угощений, для его подготовки каждый из нас подключил весь свой кулинарный опыт. Конечно, для классических салатов некоторых продуктов не доставало, но тут на помощь пришла смекалка, которая, как я заметил, в тюрьме работает лучше, чем на воле. Что-то заменили консервами, что-то убрали вовсе. Добавили то, что на первый взгляд вообще не подходит к этим продуктам, поэкспериментировал с приправами и пожалуйста – салат с неизвестным названием, но зато очень приятным вкусом готов. Нарезали сырокопченую колбасу, домашнее сало, сыр, фрукты, а таджик даже умудрился на самодельной конфорке сварганить некое подобие плова из «быстрого» риса, овощей и говяжьей тушенки.