Узнай меня - Тата Кит

Залила спагетти горячим подобием томатного соуса, состоящего из тушенки, помидора и горчицы. Всё-таки, Штырь оказался неидеальным, и купил мне вместо любимой мной аджики слабую горчицу. Вроде тоже остро, но язык явно просил чего-то более выразительного.

Пойду посрусь с мужиком. Какая-никакая, а острота в этом есть. По-любому он сейчас снова откажется от еды и будет гордо пялить в стену напротив.

Подождала, когда вскипит чайник. Заварила себе новый пакетик, насыпала две ложки сахара и, немного подумав, добавила еще пол ложки. Слипнуться ничего не должно, а вот мозгу сладенькое будет полезно.

Взяла кружку, вилку, тарелку и вошла в ванную комнату, где мужик, услышав мое приближение, вскинул голову и посмотрел на меня взглядом, не выражающим никаких эмоций. Абсолютно. Холодный робот с идеальным крепким торсом. Не перекаченные кубики для позерства перед малолетками, а именно литой точеный торс, которым, возможно, не занимались целенаправленно, но сохранили его в идеальном состоянии. Для сорока двух лет — это просто космос.

— Будешь выёбываться или есть? — спросила, снова присев на накрытый крышкой толчок, как сделала это, когда попыталась накормить его первый раз.

— Судя по тому, что после завтрака ты еще не обдристалась, я могу питаться тем же, что ешь и ты, — сказал мужик ровным тоном.

— Так, может, первый раз была просто демонстрация и внушение тебе того, что мне можно доверять? А сейчас я накормлю тебя, а потом вернусь в комнату и хлебну от души противоядия. Не думал о таком повороте событий? — спросил я, меланхолично наматывая спагетти на вилку.

— Думал. Но это не твой почерк. Ты действуешь грубо, а яд — это слишком деликатно. Да и не стала бы ты так рисковать. Девочка ты аккуратная, в плане сохранения целости своей задницы.

— Мм, — изогнула я комично губы. — Теперь я для тебя девочка? А куда делось старое, доброе, обезличенное обращение?

— Никуда. Я всё так же предпочитаю никак к тебе не обращаться, — слегка выгнул широкую бровь мужик и приоткрыл рот, когда я поднесла к нему вилку со спагетти. Аккуратно вобрал в себя ее содержимое и начал жевать, пристально при этом глядя мне в глаза. Словно что-то прочить в них хотел.

— Ну так и? — спросила и тоже съела спагетти, плавно втягивая всю их длину через вытянутые трубочкой губы.

Было забавно наблюдать за тем, как мужик следил за их исчезновением в моем рту.

— Что «и»? — спросил он, когда я снова дала ему спагетти.

Качнула головой и облизала вилку, со скрытым наслаждением снова поймав взгляд мужика на своих губах.

— Расскажешь мне о том, кто ты и для чего расстрелял мой дом? — расширила я свой вопрос и добавила в него конкретики.

— Спагетти не настолько хороши, чтобы заставить меня откровенничать с тобой.

— И что же может тебя заставить быть со мной более откровенным? — спросила я и, встав с крышки унитаза, пересела к мужику на колени, широко раздвинув ноги.

Зрачки в его серых глаза мгновенно затопили радужку тьмой, когда моя промежность прижилась к его паху.

Не сводя с него взгляда, подцепила вилкой одну спагетти и отправила ему в рот, который покорно открылся. Пока мужик не успел всосать всю длину спагетти, поймала губами второй ее край и пошла ему навстречу, вбирая в себя макаронину. Слегка наклонила голову к плечу и, когда до соприкосновения наших губ остались считанные миллиметры, спросила:

— А сейчас ты хочешь быть со мной более откровенным?

— Сейчас я хочу закончить ужин, а не думать о том, как скинуть с себя малолетку. Так что будь добра — слезь сама, — проговорил он и отстранился, откусив край спагетти, который заставил свисать с моих губ.

— А если не слезу? — спросила я с вызовом, продолжая есть. Война войной, а кушать хочется всегда.

— Хочешь, чтобы скинул? — серые глаза опасно сощурились. Его лицо суровое лицо плавно приблизилось к моему — жующему. — Одно движение моих ног, и твоя бестолковая белобрысая башка разобьётся об унитаз. Хочешь?

— Хочу ли я, чтобы моя башка разбилась об унитаз? — протянула я, делая вид, будто и правда задумалась о возможности такого исхода, будто мне и правда дали выбрать способ, которым я буду могу быть убита. — Давай хотя бы об раковину. Не хотелось бы, чтобы последним, что я видела, был толчок.

— Хочешь сказать, что не боишься умереть? — изучающий взгляд, приподнятая бровь, и мужик уже не излучает столько ненависти, сколько несколько секунд назад. Теперь ему просто любопытно и непонятно.

— Не вижу смысла в том, чтобы бояться неизбежного, — ответила я честно. — С моим образом жизни я вряд ли доживу до двадцати, так что почему бы в свои последние дни не довести до белого каления мужика, который, возможно, однажды обо мне вспомнит, пусть и не в самом лучшем свете. А, может, и в лучшем. Наручники ведь на тебе не закрыты, так? Но при этом и моя шея еще не сломана. Значит, что-то тебе во мне, всё-таки, нравится. Или через меня ты хочешь достать кого-то.

— Наручники закрыты, — сказал мужик. — Можешь проверить.

— Думаешь, я стану тебе доверять, если увижу, что твои слова не ложь? — усмехнулась я невесело. — Не стану. Никогда не стану. Я могу доверить тебе только свое убийство, которое хотят многие.

— Почему именно мне?

— Ты не похож на тех мразей, которые на меня охотились и охотятся. Приятного, впрочем, в тебе тоже мало, но, похоже, какие-то принципы у тебя имеются.

— Почему ты так решила?

— Ты не воспользовался, — указала я взглядом на нашу позу. — Любой другой уже бы