Чего вы хотите? (сборник) - Роман Сенчин

Без всякого настроения сыграла все три пьесы по два раза и ушла на лоджию. Только погрузилась в интернет – звонок в дверь. Зная, что сейчас ее позовут, надела платье вместо майки и шортов.

– Да-аш, – добрый мамин голос, – иди поздоровайся! Дядя Сережа пришел.

Дядя Сережа, высокий, темноволосый, с выразительными подвижными бровями. Он пишет книги и занимается политикой. Время от времени Даша видела его по телевизору в разных ток-шоу – дядя Сережа что-то говорил о свободе, справедливости, о народе.

– А, – улыбнулся он Даше, – растем?

– Здравствуйте.

– Здравствуй-здравствуй…

– Проходи, – папа, по своему обыкновению, без особой приветливости пригласил его на кухню, где мама накрывала на стол; в руке у папы был тяжелый, видимо, дядей Сережей принесенный пакет. – Посидим. Водка, закуска, слава богу, имеется.

– А я пива принес и девочкам тортик.

– Пиво… – папа усмехнулся. – Знаешь поговорку? Кто пьет пиво и вино, тот…

– Знаю, – перебил дядя Сережа. – Я вообще разделяю лозунг: «Русский, кончай бухать».

– Хм, а как без бухла? Спятить можно от такой реальности.

– Вот это и удерживает от полного воздержания… Можно руки помыть?..

Настя уже за столом, нетерпеливо постукивает вилкой о тарелку. Папа достал из пакета бутылки «Туборга». Когда появился торт «Медовик», Настя выкрикнула «Иу!» и дернула вверх руку с вилкой, чуть не попав Даше в лицо.

– Ты совсем, что ли?!

– Ну извини.

– Так не извиняются. А если бы ткнула…

– Так, всё, перестаньте! – стала раздражаться мама. – Берите купаты, или вот сосиски есть…

– Я буду сосиски, – заявила Настя.

Купаты пахли и вкусно, и как-то противно, и Даша тоже выбрала сосиски. Гарниром был рис…

Пришел из ванной дядя Сережа, глянул на стол и одобрительно мыкнул. Сел на указанное мамой место. Папа поставил перед ним открытое пиво и бокал и стал наливать себе водку в рюмку. Спросил:

– Может, все-таки моего напитка сначала?

– Нет, я это. Тем более выпил уже пивка после митинга… Да, друзья мои, – дядя Сережа повысил голос, – побывал я на митинге, даже выступить позволили.

– И как?

– Честно говоря, толку особого в этих акциях я не вижу…

– А зачем выступал? – усмехнулся папа.

– Ну, надо же что-то делать.

– Ясно… Ладно, давайте накатим и поговорим. – Папа поднял рюмку. – За всё хорошее!

Мама поморщилась:

– Ты опять этот тост свой! Нельзя что-нибудь осмысленнее придумать?

– Это самый осмысленный тост. «За всё хорошее!» – тут столько смысла… Трансцендентность.

– За Россию! – выкрикнула Настя.

– Вот, – мама кивнула, – пятилетний ребенок и то…

– Всё, пьем, – перебил папа.

Звенькнули стеклом.

Даша не открыто, но внимательно наблюдала за дядей Сережей. Он ее немного смешил. Молодой парень на вид, нескладный, но симпатичный и старающийся выглядеть солидно, и в то же время какой-то застенчивый. То есть не знающий, как себя вести. Выражение его лица постоянно менялось – брови то сдвигались, то разлетались в стороны, и губы изгибались вверх, вниз; колючий взгляд мог через мгновение стать мягким и наивным… Даша была уверена, что дядя Сережа репетирует мимику перед зеркалом: когда она ходила в театральную студию, им задавали такие упражнения…

– Зюганов объявил тех, кто голоса воровал, госпреступниками, – рассказывал дядя Сережа, – пообещал, что они ответят. Гудков призвал объединяться… Сме́ло всё, под стенами Кремля, и людей собралось прилично. Но – как в пустоту…

– Десятого числа был шанс что-то изменить, – вступил папа. – Там, на площади Революции. Если бы все эти сто тысяч остались стоять, то власть наверняка бы пошла на уступки.

– Да это понятно, – дядя Сережа вздохнул. – Впрочем, могло закончиться кровью.

– Ну и кровь бы не помешала. Отличный толчок.

– Как сказать…

– Да-да, Сереж, – быстро заговорила мама. – Когда бьют сотню людей, это, конечно, фигня. Ну, ты понимаешь… А если разгонять сто тысяч!..

– Если бы митинг был на Революции, еще не факт, что на него пришло бы столько.

– Пришло бы. Народ в тот момент был на грани. Хотел, чтобы его услышали. Как никогда в последние годы хотел. А его – на Болотную.

– Хм! – дернулся папа. – На Болотной могли и жить остаться, власти это не страшно – главное, что от Кремля увели.

– Немцов этот подонок просто! – мама.

– Тем более, – стал папа развивать свою мысль, – народный протест, это цепная реакция. Услышали бы, что такая масса начала бессрочный митинг на площади Революции, и к ней через час еще сто, двести тысяч бы присоединились. Театральная, Манежная, Лубянка, – в голосе папы послышалась интонация, с какой он читал Насте на ночь сказки, – Тверская до Триумфальной запружены людьми…

– Мечтатель, – усмехнулся дядя Сережа.

– Да это было вполне реально. А так… – Папа наполнил свою рюмку. – Если созрею когда-нибудь писать своего «Клима Самгина», обязательно вставлю кусок про десятое декабря. Картинка в голове отпечаталась: маленький, сухонький Лимонов кричит в слабосильный мегафончик: «Не уходите! Вас обманывают!» А в ответ – улыбки. Не радостные, а такие… Будто человек глупость кричит… И все эти колонны либералов, коммунистов, националистов, анархистов вытекают с площади Революции в сторону Болотной. Отвратительно. – Папа выпил. – И вот неделя всего прошла, а будто год. За неделю, да нет, за пять минут весь пыл спустили.

– Рома, ты мне это всё так объясняешь, будто меня там не было.

– Но ты ушел, – кольнула мама.

– В самом конце. Понял просто, что здесь уже ничего не случится. Пятьдесят человек вокруг Маркса… Решил, по крайней мере как литератор, посмотреть своими глазами, что там на Болотной.

– И даже выступил.

– Ничего не вижу плохого… Ладно, друзья, давайте лучше поговорим о том, что нас ждет.

Папа хохотнул:

– Ха! А что нас может ждать? Двенадцать лет Путина, а потом Сечин или Шувалов, или Медведева поставят опять. Они все, суки, молодые и здоровые… Путин никому чужому власть не отдаст.

– Путин плохой, – серьезно заявила Настя.

– Да? – дядя Сережа приподнял правую бровь. – А почему?

– Потому. Он много таджиков к нам пустил.

– А кто это тебе сказал?

– Мама.

– На-асть! – мама смутилась. – Зачем рассказывать посторонним такие вещи.

– Крестный, – не теряла Настя серьезности, – это не посторонний.

– Да, ты права. Но в садике не смей наши домашние разговоры пересказывать. Поняла? И давайте, девочки, готовиться спать. Завтра – школа и садик… Даш, поела? Поиграй на фаготе.

– После еды нельзя.

– Пять минут. «Польку» закрепить надо… И дядя Сережа послушает… Настя, а тебе надо спать готовиться.

Лениво собрала фагот. Смочила трость в чашечке с водой… Играть совсем не хотелось. Особенно «Польку»… Ладно, пять минут.

Набрала воздуха и экономно пустила в эс. Полилась мелодия. Полилась и тут же споткнулась, и снова полилась…

За окном, разбавленная огнями фонарей и светом окон девятиэтажки напротив, темнота. Зимний вечер… Иногда к самому стеклу подлетает снежинка, секунду-другую кружится, словно бы танцует под «Польку», и исчезает. Но снега почти нет. А до Нового года две недели. Всего две недели осталось жить в две тысячи одиннадцатом году.

Особенных подарков Даша не ждет, тем более папа сказал, что роялти за книги вряд ли выплатят до середины января – у всех под конец года финансовый дефицит, еще что-то. В общем, больших денег не предвидится… Да и какие подарки… Ничего не хочется. Снег бы выпал настоящий, как в прошлом году. Ходить в Коломенское, играть там в снежки…

Домучила «Польку», бойко сыграла давно отточенного Марчелло. Отстегнула фагот, поставила в угол лоджии. Ремень на всякий случай снимать не стала – вдруг еще заставят.

Посмотрела время в мобильнике. Начало десятого. Поставила будильник на шесть сорок пять. Выезжать нужно до без пятнадцати восемь, а то потом уже такая давка на платформе, что о поезде и говорить нечего. Просто не влезть.

Хотелось пойти на кухню, послушать, что говорят взрослые. Может, услышит важное. Устала от состояния тревоги. У всех она. Одни уверены, что если Путин снова станет президентом, все тут же рухнет, Россия погибнет. Другие же считают: никто, кроме Путина, не убережет Россию от гибели.

Но вот так, живя в Москве, и не скажешь, что что-то может случиться. То есть что Россия на краю гибели. Люди одеваются всё ярче, машины всё дороже, город всё чище, даже бомжей, нищих как-то стало меньше в последнее время. Эти гастарбайтеры, правда… С другой стороны, гастарбайтеры поэтому и едут сюда, что здесь лучше, чем в других местах.

Их семья… Они тоже стали жить лучше. Даша помнит: несколько лет назад случалось, что и на еду денег иногда не хватало, а теперь есть заначка на черный день. Хотя мама по временам начинает паниковать, что они вот-вот так задолжают по квартплате, что квартиру отберут, что куртку Насте купить не на что, что себе она сапоги который год не может купить, что у папы зимней обуви нет, в туфлях ходит… Доходит до слез, почти до ссор, но родители быстро соглашаются с тем, что лучше жить так, почти в бедности, чем втискиваться в систему, соучаствовать в разграблении страны…