Стая бешеных - Фридрих Незнанский

– Из итальянских тебя тут же вышлют, во французских тюрьмы дикие, голод один. А у немцев – благодать. Захотят тебя выслать – требуешь адвоката. Тот три месяца парится – ничего сделать не может. Тогда требуешь другого – тот еще три месяца. Потом подаешь апелляцию. И так почти год. А за год, может, и сбежишь. Там – пожалуйста! – гуляй не хочу, только к вечерней поверке приходи.

Зорро угощался Сынковыми папиросами и, мечтательно запрокинув голову, произносил:

– Но какая тюрьма в Берне – Александрплац, дом три! Вот это мечта…

И Зорро живописал истинный рай, полный йогуртов, тренажеров, телевизоров, фруктов – всего того, что поражает сознание среднего статистического россиянина в Европе, не говоря уж об одноруких оборванцах.

Зорро жил нелегалом в странах Запада, побывал в Норвегии, Дании, Швеции, Финляндии, Германии, Франции, Швейцарии. Он пустился в эти увлекательные путешествия с тремя друзьями. Одного из них закололи в Турции на дискотеке из-за бабы спицами, другой служил в войсках французского легиона, а третий женился на казашке, выдавшей себя за немку, и стал полноправным гражданином объединенной Германии. Жизнь Зорро, несмотря на все ее тяготы, была исключительно забавна, и ему действительно удалось бы открыть маленький магазинчик ворованных вещей в Ярославле, если бы не злодейка судьба. На дорогах странствий Зорро повстречался с художником-белорусом, расписывавшим в европейских домах сортиры под колодцы. Полы он превращал в воду, стены в сруб, а над головой рисовал клочок неба и ведерко. Вместе, сдружившись, они попали в лагерь беженцев под Люцерном, оказавшись в одном пластиковом домике на две койки. Тут выяснилось, что приятель Зорро педераст, и Зорро, изнуренный неожиданными и докучными приставаниями, не выспавшись три, а то и четыре ночи, опасаясь за свое целомудрие, напился и зарезал художника бритвой. Ему пришлось уйти в бега, с трудностями вернуться в Россию через Польшу и скитаться по Руси, пока не оказался в монастыре. Зорро искренне раскаивался в своем поступке, потому что для него закрылась блестящая карьера магазинного вора в Европе, потому что расстроилась его помолвка с одноклассницей Лерой и потому что зарезанный художник был, в общем-то, неплохим парнем, если не говорить о его болезненных наклонностях. Эти причины и в этой именно последовательности заставляли Зорро страдать и впадать временами в состояние черной меланхолии. Однако чаще его можно было видеть довольным и вполне оптимистически настроенным. Надо было признать, что Зорро был изумительным тренером. Он фабриковал из нищей молодежи виртуозов по похищениям магазинного типа. Кличка Зорро была не очень оригинальна. Так назывался метод кражи обуви из фирменных магазинов. В пройме рубахи устраивался карман, куда можно было положить пару превосходной обуви. Поверх через плечо накидывалась куртка в манере героя знаменитого кино, и Зорро – всегда модно и богато одетый, свежий, как персонаж рекламы, выходил из «Бритиш хауса» или «Карштадта» неизменно с уловом.

Также Зорро принадлежал метод похищения шмоток с электронной защитой. Из двух рулонов фольги сворачивался двенадцатислойный контейнер, проклеивался скотчем и вставлялся в полиэтиленовый кулек. Сквозь двенадцать слоев алюминия робкие сигналы электронной защиты не достигали датчиков, и Зорро за день мог бы обеспечить прилавки маленького подпольного магазина. В его талантах числилось – надуривать камеры контроля, обнаруживать с гениальной интуицией микросхемы датчиков на одежде, обменивать китайские часы на швейцарские и прочая. К сожалению, простая и открытая физиономия Зорро скоро примелькалась в фирменных магазинах столицы, и молодому человеку пришлось уйти на тренерскую работу. Под командованием Зорро действовала небольшая шайка хорошо одетых, умытых и приятно пахнущих мальчиков, которые, накинув куртки на плечо, запихивали в отделе кошачьей еды ботинки и туфли в пришитый Пипеткой карман под рубашкой. Сам Зорро тосковал без работы, жаловался, что у него, как у хирурга, застаиваются пальцы, и не упускал возможности что-нибудь стащить, где бы ни находился. Пипетка и Цыпа всегда контролировали его поведение и беззастенчиво выворачивали его карманы всякий раз, когда его рассказы и визит подходили к концу. Обыкновенно их поиски увенчивались успехом, и лишь тогда молодого человека со смехом отпускали. Если же ему все же удавалось что-то вынести, то вернуть назад это уже не было никакой возможности. Зорро клялся всеми святыми, что он никогда не позарится на достояние своих подруг, готов был порвать на себе новенькую рубашку, и даже самый проницательный психолог не смог бы заподозрить в его словах гнусной лжи. Тренажерной комнатой Зорро как раз и был тот самый зал с манекенами. Он имитировал универмаг, манекены – покупателей, а группе, которую тренировал Зорро, надо было обчистить весь магазин, не зацепив ни одного звоночка, которые Зорро остроумно и скрытно развешивал в самых неожиданных местах.

История возникновения братства была хрестоматийна. Все знали, с чего началось братство, но никто не ведал, кто стоит у его истоков, а также кто руководит его деятельностью ныне. Существовала древняя легенда об американских гуманитариях, которые во имя борьбы с растущей человеческой черствостью открыли во время оно маленький магазинчик, в котором убогие из убогих имели возможность приобрести самые дешевые и качественные вещи.

Сначала этот магазин занимался даже продажей подержанных музыкальных инструментов. Верные себе американцы хотели даже нищему вручить удочку, чтоб сам ловил рыбку.

Всем известно, что люди пользуются музыкальными инструментами для того, чтобы тронуть сердца. Чем состоятельней человек, тем труднее ему растрогаться. Он готов заплатить любую цену за билет на концерт, который сулит ему долгожданное душевное волнение. Но у менее состоятельного человека всегда найдется лишний грош, который он охотно истратит, чтобы расшевелить свое очерствевшее в борьбе за существование сердце той или иной незатейливой мелодией.

Есть вещи (очень, правда, немногие), которые еще могут потрясти современного человека, но скверно то, что при повторном применении они перестают действовать, ибо человек обладает страшной способностью становиться по собственному желанию бесчувственным, стоит только ему обнаружить вредные для себя последствия своей чувствительности. Так, например, человек, увидев на углу другого человека с культяпкой вместо руки, в первый раз готов с перепугу отвалить ему десятку, в следующий раз он пожертвует рубль, а в третий может и пересдать его с рук на руки милиции.

Американцы победить бездушие не смогли, тем более что на них стали элементарно наезжать рэкетиры. Магазинчик на какое-то время закрылся.

Но затем явилось братство.

Братство начало с малого. В течение некоторого времени оно поддерживало своими советами нескольких нищих – одноруких, слепых, очень жалких на вид. Братство выискивало для них рабочие места, где подают, так как подают не всюду и не во всякое время. Так, например, оказалось, что играть на музыкальных инструментах в подземных переходах менее выгодно, чем играть для парочек на садовых скамейках.

Нищие, поверившие братству, вскоре стали лучше зарабатывать. Они с готовностью согласились отчислять за советы некоторый процент со своих доходов.

И братство стало расти. Вскоре из тех же благотворительных побуждений ему был передан заброшенный монастырь.

Теперь дело было поставлено на широкую ногу.

Работа велась в нескольких направлениях.

Скажем, сравнительно скоро стало очевидно, что убогая внешность естественного происхождения производит гораздо меньше впечатления, чем внешность, созданная двумя-тремя умелыми штрихами. Так в братстве появился костюмерный цех.

Или, например – однорукий не всегда обладает способностью вызвать жалость своим убожеством. С другой стороны, более одаренным зачастую недостает культяпки. Тут требуется вмешательство. Братство сфабриковало несколько искусственных увечий, как, например, раздавленные конечности, иначе говоря, руки и ноги, явно пострадавшие от несчастного случая. Это новшество имело оглушительный успех. Этим занимались в хорошо оборудованном хирургическом кабинете.

Так Зорро подумывал, не лишиться ли ему ноги, чтобы уйти с тренерской работы в «большой спорт».

В специальных помещениях монастыря, к тому времени значительно расширившегося, нищие, все больше превращавшиеся в профессионалов, после всесторонней проверки их способностей обучались неподдельному дрожанию, повадкам слепцов, припадкам эпилепсии и тому подобному. Этим занимались в помещениях, которые скорее напоминали учебные залы театральных училищ. Сынку удалось подглядеть даже несколько таких репетиций. Там, скажем, строгая женщина с красивым породистым лицом учила группку убогих рыдать настоящими слезами, не забывая при этом иногда категорично повторять: