Жена-незнакомка - Эмилия Остен

– Какого дьявола вы здесь делаете?!

Жанна остановилась, будто споткнулась. Она явно не ожидала такого.

– Я искала вас, чтобы…

– Мне наплевать, зачем вы меня искали! Когда я занят тренировкой, вы не должны приходить никогда! Слышите? Никогда!

– Да, я вас слышу, – Жанна сцепила руки и сделала шаг назад. – Очень хорошо. Но я…

– Уйдите немедленно.

Она послушалась – развернулась и ушла, только мелькнуло светлое платье.

Раймон оперся на плечо Норбера, ненавидя себя за слабость, ненавидя Жанну за то, что могла увидеть эту слабость, и ненавидя весь белый свет – за компанию.

– А теперь идем. И ни слова, Норбер. Я и так знаю, что ты хочешь сказать.

Глава 7

Элоиза, конечно, права, думала Жанна, взбегая по лестнице – даже тяжелое платье этому не помешало, так скорее хотелось оказаться в своей комнате. К счастью, горничная отсутствовала, и потому Жанна заперла дверь и привалилась к ней спиной. Как будто кто-то гонится. Но никого нет – это ее собственные демоны, прилетевшие по ее душу.

Элоиза права, вот в чем суть. Раймон де Марейль – не романтический герой, каким он когда-то казался Жанне. Это утомленный жизнью и ожесточенный человек, в котором добрая сторона души проявляется все реже и реже. Вскорости это, наверное, исчезнет совсем. Может, для воина так и лучше, но Раймон ведь не только воин…

Или – только?

Почему он приехал? До сих пор ни слова об этом не сказал. По приказу Гассиона, да, по приказу, с которым отчетливо не согласен. Он поссорился с командующим, был замешан в какой-то интриге или, не приведи Бог, в измене? Нет, представить шевалье де Марейля изменником – значит совсем его не знать. В его письмах сквозила такая отчаянная преданность своему государству и людям, которые командуют победоносной французской армией, что если его и сочли бы изменником, так только по наговору.

И вряд ли речь об этом идет, иначе Раймон бы не счетные книги проверял, а сидел взаперти, ожидая трибунала. Он не в опале, и он не настолько болен, чтобы прекратить злиться на окружающих. Он может сражаться, по всей видимости. Хотя саму тренировку Жанна не застала, та состоялась, это ясно. Зачем же он приехал?

Если он вдруг все узнал и сейчас ему осталось лишь выяснить подробности… Если он ждет какого-то письма или человека… Тогда надо собирать вещи в сундук и бежать на юг, в Марсель, откуда идут корабли во все уголки мира. Сесть на первый попавшийся, уплыть далеко, в Индию или вообще в Новый Свет, затеряться среди диких племен, среди незнакомой природы и надеяться, что не отыщут. Только так можно спастись от гнева этого человека и, что еще страшнее, от властей. Подобный обман карается смертью.

Ведь в этом Элоиза тоже права: Жанна не является супругой Раймона де Марейля.

Если на то пошло, ее даже зовут не Жанной.

Через час она успокоилась и спустилась вниз, надеясь побыть в одиночестве и придумать, как вести себя дальше. Элоиза эти послеобеденные часы предпочитала проводить у себя за чтением, а потому Жанна обычно оставалась одна в гостиной. Летом ей нравилось здесь: она просила слуг передвинуть кресло к выходу в сад и сидела, глядя на порхание мотыльков и деловитую суету пчел. Природа никогда не скучала, а созерцание оной приносило умиротворение. И сейчас душа Жанны жаждала этого умиротворения, как глотка воды.

Увы. Кресло стояло там, где и следует, однако было занято: в нем сидел Раймон, вытянув длинные ноги в мягких сапогах, свесив руку, в которой держал полупустой бокал. Длинная шпага, без которой шевалье нигде не появлялся, небрежно прислонена к креслу, а на столике рядом стоит пузатая бутылка темного стекла.

Жанна остановилась.

Она может сейчас уйти и не тревожить супруга. В конце концов, он-то ее видеть не желает. Однако когда слишком долго боишься, страх перерождается в безрассудство, и становится почти все равно, как поступать дальше. Что бы сделала добродетельная жена?

Вздохнув, Жанна подошла так, чтобы увидеть лицо мужа. Возможно, Раймон задремал…

Он не спал. Он смотрел в сад тяжелым немигающим взглядом и перевел его на Жанну, когда она приблизилась. Повисло молчание, которое Раймон нарушил через несколько мгновений:

– Присядьте, прошу.

Жанна опустилась в соседнее кресло, которое обычно занимала Элоиза. Происходящее казалось нереальным, будто это не жизнь, а пьеса: актерам позабыли раздать роли и теперь бедняги играют как могут, импровизируя на ходу. Раймон поднял руку с бокалом, отпил маленький глоток и поинтересовался:

– Желаете вина?

– Да, – сказала Жанна.

Второго фужера на столе не наблюдалось, однако, вместо того чтобы позвать слуг, Раймон решил проблему оригинально – протянул свой бокал жене. Жанна взяла и глотнула вино, темное и сладкое, как запретная надежда. Пить из бокала мужа оказалось похожим на причащение. Ты пробуешь Господню кровь и его тело, и через это Бог становится ближе.

Шевалье де Марейль и вправду сделался немного ближе. Совсем чуть-чуть.

О происшествии в саду он говорить не стал, как будто ничего не стряслось. Вместо этого заметил:

– Кусты хорошо подстрижены.

– Я велела садовникам не торопиться и уделять каждому достаточно внимания.

– Вы тщательно следите за всем. Это похвально. И арендаторам вы нравитесь. Они говорят, что вы не пропускаете их праздники, зимой помогали, когда кончались припасы.

– Они живут на нашей земле, естественно поделиться с ними ее благами.

– Ваши рассуждения революционны, но пускай. – Он переменил позу и сел прямее, взял со столика бутылку и отпил прямо из горлышка. Судя по бульканью, вина там оставалось предостаточно. Значит, Раймон не пьян. Если бы он беспробудно пил, Жанна встревожилась бы больше.

– Я вроде помощника главнокомандующего, а они – солдаты. – Нужно говорить на понятном ему языке. – Негоже смотреть, как солдаты голодают. Когда придет противник, они не смогут сражаться.

Раймон покосился на нее и усмехнулся краем губ.

– Вы полагаете, я ничего не знаю о земледелии?

– Нет, но вас долго не было…

– Что вы вообще знаете обо мне, Жанна?

Звук этого имени в исполнении шевалье де Марейля показался ей почти… постыдным. Он как-то так его выговорил, что руки покрылись мурашками.

– Я знаю, как вас зовут, – произнесла Жанна, улыбнувшись в ответ. Не стоит делать этот разговор слишком тяжелым.

– Уже неплохо.

– Я знаю, что вам около тридцати и родились вы в августе.

– Мне тридцать один, Жанна. Что еще? – Похоже, игра начала его забавлять.

– Вы стали офицером рано, пошли по стопам отца. Он умер, когда вы уже служили. А ваша мать… Она скончалась, когда вам исполнилось четыре. Мне сказала мадам Батай, и я читала семейные летописи, – добавила она поспешно. – Мне было интересно узнать о семье, в которую я вошла. У вас нет братьев, сестер и близких родственников.