Дом с характером - Диана Джонс

– Подумаешь, кобольд! – сказала тетушка Семпрония. – Держите себя в руках, Бернис. Как правило, кобольды не ладят с людьми, поэтому я представления не имею, что ему здесь понадобилось. По всей видимости, у дедушки Вильяма были с этими созданиями какие-то дела. Чародеям закон не писан.

– Я пролила кофе!.. – пожаловалась миссис Бейкер, промокая юбку салфеткой.

Чармейн взяла ее чашечку и снова наполнила ее кофе, надеясь немного утешить миссис Бейкер.

– Возьми еще печенья, мамочка, – сказала она, протягивая тарелку. – У дедушки Вильяма садовник – кобольд, и он тоже был очень сердит, когда я его увидела…

– Что делает садовник в гостиной?! – возмутилась миссис Бейкер.

Как это частенько случалось, Чармейн в отчаянии поняла, что не сможет ничего объяснить маме. Нет, мама не глупая, просто никогда не выпускает ум на волю, подумала она.

– Это был другой кобольд, – начала она.

Дверь в кухню открылась, и вошла Потеряшка. Она снова стала нормального размера. А значит, она была, мягко говоря, меньше кобольда и очень горда, что ей удалось съежиться. Потеряшка весело подсеменила к Чармейн и умоляюще задрала нос к тарелке с печеньем.

– Честное слово, Потеряшка! – сказала Чармейн. – Стоит мне вспомнить, сколько ты съела на завтрак…

– Разве это сторожевая собака? – с дрожью в голосе вопросила миссис Бейкер.

– Если да, – рассудила тетушка Семпрония, – она немногим лучше мыши. Сколько, говоришь, она съела на завтрак?

– Примерно пятьдесят полных мисок, – ответила Чармейн, не подумав.

– Пятьдесят! – простонала ее мама.

– Я преувеличиваю, – поправилась Чармейн.

Потеряшка заметила, что все смотрят на нее, и тут же присела на хвостик, умильно поджав передние лапки. Она умудрилась выглядеть просто очаровательно. Это потому, что она свесила одно обгрызенное ухо, подумала Чармейн.

– Ах, какая прелестная собачка! – воскликнула миссис Бейкер. – Мы проголода-а-ались, дя, моя слядкая? – Она отдала Потеряшке недоеденную половину печеньица. Потеряшка вежливо взяла его, проглотила одним махом и попросила еще. Миссис Бейкер дала ей целое печеньице с тарелки. От этого Потеряшка стала просить печенье еще усерднее.

– Ты ведешь себя отвратительно, – сказала Чармейн Потеряшке.

Тетушка Семпрония тоже изящным жестом протянула Потеряшке печеньице.

– Должна заметить, – обратилась она к Чармейн, – если тебя охраняет такой грозный пес, тревожиться за твою безопасность отнюдь не следует – тебе грозит разве что голод…

– Она замечательно лает, – сказала Чармейн. И нечего вам язвить, тетушка Семпрония. Сама знаю, что она не сторожевая собака. Но не успела Чармейн это додумать, как поняла, что на самом деле Потеряшка ее охраняет. Ведь она совершенно отвлекла маму от кобольдов, от кухни, от всех опасностей, которые грозили Чармейн, а для этого даже сумела принять нормальные размеры! Чармейн была так признательна Потеряшке, что тоже дала ей печеньице. Потеряшка премило отблагодарила ее, ткнувшись носом ей в ладонь, после чего снова выжидательно уставилась на миссис Бейкер.

– Ах, какая прелесть! – Миссис Бейкер вздохнула и наградила Потеряшку пятым печеньицем.

Она же лопнет, подумала Чармейн. Так или иначе, но благодаря Потеряшке остаток визита прошел тихо и мирно – до самого конца, когда гостьи поднялись, чтобы уйти. Тут миссис Бейкер воскликнула: «Ох, чуть не забыла!» – и стала шарить в кармане.

– Тебе письмо, лапочка. – Она протянула Чармейн узкий жесткий конверт с красной восковой печатью на обратной стороне.

Адресовано оно было «Госпоже Чармейн Бейкер» – изысканным, но несколько дрожащим почерком.

Чармейн увидела письмо – и обнаружила, что сердце у нее грохочет в ушах и в груди, да так, словно кузнец молотит по наковальне. Перед глазами все поплыло. Когда она брала письмо, рука у нее тряслась. Король ей ответил. Взаправду ответил. Она знала, что это король. Адрес был написан тем же дрожащим почерком, что и письмо, которое она нашла в кабинете дедушки Вильяма.

– А-а. Спасибо, – проговорила Чармейн нарочито небрежным тоном.

– Открой его, лапочка, – попросила мама. – У него такой представительный вид. Как ты думаешь, от кого это?

– Ничего интересного, – ответила Чармейн. – Справка об окончании учебного года, только и всего.

Напрасно она это сказала. Мама тут же всполошилась:

– Как?! Лапочка, но ведь твой отец желает, чтобы ты осталась в школе и приобщилась к культуре!

– Да-да, конечно, просто у нас всегда рассылают такие справки после десятого класса, – нашлась Чармейн. – На всякий случай, вдруг кто-нибудь решит уйти. Весь класс их получает. Не волнуйся.

Несмотря на такое объяснение, которое казалось Чармейн чуть ли не гениальным, миссис Бейкер все-таки разволновалась. И она подняла бы страшный шум, если бы Потеряшка не поднялась на задние лапки и не подошла к миссис Бейкер, самым неотразимым образом сложив передние под мордочкой.

– Ой, какая симпампусечка! – воскликнула миссис Бейкер. – Чармейн, если твой дедушка позволит тебе забрать эту прелестную собачку домой, когда ему станет лучше, я не стану возражать! Нет-нет, не стану!

Чармейн воспользовалась случаем, сунула королевское письмо за пояс и поцеловала на прощание сначала маму, а потом тетушку Семпронию – и они даже не вспомнили о конверте. Она беспечно помахала им рукой, подождала, когда они пройдут по дорожке среди гортензий до калитки, и захлопнула входную дверь, шумно выдохнув от облегчения.

– Вот спасибо, Потеряшка! – сказала она. – Умная собачка!

Чармейн прислонилась к двери и принялась распечатывать королевское письмо – хотя я заранее знаю, что он скажет «нет», твердила она себе, мелко дрожа от волнения. На его месте я бы обязательно сказала «нет»!

Но не успела она надорвать конверт и до половины, как распахнулась дверь в кухню и на пороге возник Питер.

– Ушли? – спросил он. – Наконец-то. Помоги мне. Меня там затравили злющие кобольды.

Глава шестая,

посвященная разным оттенкам синего цвета

Чармейн вздохнула и засунула королевское письмо в карман. Делиться с Питером тем, что в нем было написано, она не собиралась.

– В чем дело? – спросила она. – Почему они злятся?

– Посмотри сама, – ответил Питер. – По-моему, чушь какая-то. Я им сказал, что главная здесь ты и что пусть они подождут, пока ты тут любезничаешь с этими ведьмами.

– С ведьмами? – возмутилась Чармейн. – Одна из них – моя мать!

– Подумаешь, моя мать тоже ведьма, – сказал Питер. – А по той важной-преважной в шелковом платье сразу видно, что она-то уж точно ведьма. Пошли.

Он открыл перед Чармейн дверь, и она шагнула за порог, думая, что насчет тетушки Семпронии Питер, похоже, прав. В приличном доме Бейкеров о колдовстве не говорили, но Чармейн уже несколько лет подозревала, что тетушка Семпрония – ведьма, хотя открыто себе в этом и не признавалась.

Однако стоило ей войти в кухню, и она разом забыла о тетушке Семпронии. В кухне кишели кобольды. Маленькие синие человечки с большими синими носами всевозможных форм стояли повсюду, где на полу оставалось место, свободное от собачьих мисочек и чайных луж. Были здесь и маленькие синие женщины – они по большей части расселись на мешках с бельем. Женщины отличались относительно маленькими изящными носиками и очень даже элегантными синими юбками в оборках. Я бы тоже хотела такую юбку, подумала Чармейн. Только размер, конечно, нужен побольше. За всеми этими кобольдами Чармейн не сразу заметила, что пузыри из очага почти кончились.

Стоило Чармейн появиться, как кобольды принялись верещать.

– Кажется, у нас здесь собралось все племя, – сообщил Питер.

Чармейн решила, что так, похоже, и есть.

– Хорошо! – крикнула она, перекрывая гвалт. – Вот, я пришла. В чем дело?

В ответ раздался такой галдеж, что Чармейн зажала уши.

– Хватит! – крикнула она. – Если все будут вопить сразу, я ни слова не пойму! – Она узнала того кобольда, который побывал в гостиной, – он стоял на стуле в окружении по меньшей мере шести других. Нос у него был крайне запоминающийся. – Вот вы – вы говорите. Как вас зовут, скажите еще раз?

Кобольд коротко поклонился:

– Тимминз. Как я понимаю, ты Чаровница Бейкер и говоришь от имени чародея. Так или не так?

– Более или менее, – ответила Чармейн. Она решила, что спорить по поводу того, как ее зовут, не стоит. Кроме того, ей понравилось, что ее сочли чаровницей. – Я же вам сказала – чародей болеет. Он отбыл на лечение.

– Это ты так говоришь, – возразил Тимминз. – Откуда ты знаешь, что он не сбежал?

При этих словах во всей кухне поднялся такой гомон и свист, что Чармейн снова пришлось кричать, чтобы ее услышали:

– Тише! Конечно, никуда он не сбежал. Я была здесь, когда его забрали. Он очень плохо себя чувствовал, и эльфам пришлось нести его. Если бы эльфы опоздали, он бы умер.