Найди меня - Вера Кауи

Тем временем преступление Мэри Маргарет, которая осмелилась читать книгу, которую и брать-то полагалось не иначе чем щипцами, подверглось обсуждению совета общины, который вынес свой вердикт: это греховное существо следует на время отлучить от церкви. Это означало, что с ней не будут разговаривать, на нее не будут смотреть, с ней вообще никак не будут общаться. Она станет в одиночестве есть свою пищу, а во время посещения церкви – трижды в день по воскресеньям – ей полагается сидеть на отдельной скамье вместе с другими отлученными.

Знали бы они, как мне пришлись по душе эти меры, вспоминала теперь Мэгги, улыбаясь своему отражению в зеркале. Отлучение значило, что она могла, не опасаясь чужих посягательств, замкнуться в себе и отгородиться от их жалкой жизни, которую и жизнью-то нельзя назвать, разве только существованием. Она могла наконец погрузиться в мир своих грез. Как она смеялась в душе над их ханжеской моралью! Им было невдомек, что, когда они воссылали Господу свои жаркие моления о моей заблудшей душе, я не слышала ни слова. И какое это было счастье – запрет сидеть по вечерам в одной комнате с родителями! Вместо этой нудной обязанности можно было пойти к себе и почитать Шекспира, Оскара Уайльда или Бернарда Шоу. Каждого из трех конгрегационисты занесли в список запрещенных авторов, и книжки приходилось прятать под половой доской под кроватью – на тот случай, если отец опять сунется с обыском.

Улыбка потихоньку сходила с лица Мэгги Кендал. Как только я могла выносить такую жизнь в свои шестнадцать? – с тоской думала она.

Прежде чем приступить наконец к осуществлению их совместного плана, Грейс Кендал сделала последнюю попытку выяснить, нельзя ли примирить Мэри Маргарет с родителями, но ответы, которые она получила от своей подопечной, не оставили надежды на возможность такого исхода событий. С другой стороны, и закон обнаружил здесь свою несостоятельность. Мало ли как ведет себя чета Хорсфилдов за стенами своего дома: их дом – их крепость, как сказал ей один компетентный специалист, главное, что репутация у них была вполне солидная. Альфред Хорсфилд прослужил на одном месте (он был сборщиком арендной платы) целых восемнадцать лет, и его весьма уважали за кристальную честность и пунктуальность. Его жена Мэри тоже слыла почтенной особой, а что касается их, мягко говоря, крайних религиозных взглядов, то это личное дело каждого. Словом, все сходилось на том, что Грейс Кендал не удастся законным путем отобрать у четы Хорсфилдов их дочь.

Вот если бы эти события происходили теперь… Мэгги иронически усмехнулась. Служба социального обеспечения в мгновение ока вытащила бы меня из этого гадюшника, а моих дорогих родителей укоротили бы в два счета. Но тогда было начало шестидесятых годов. Теперь маятник качнулся в противоположную сторону и возникла по-своему нелепая ситуация. Теперь родители не имеют над ребенком никакой власти, непонятно, как его можно воспитывать в таких условиях. Тогда же бесправной стороной были дети, и мне не оставалось ничего другого, кроме как тайком сбежать.

Что я и сделала.

Подавив сомнения и уговорив себя тем, что невыносимые условия существования заставили Мэри Маргарет повзрослеть раньше времени и воспитали в ней здравый смысл, Грейс Кендал постаралась помочь чем могла. Она собрала адреса и телефоны всех актерских школ в Лондоне, отметила имена их руководителей и отличительные черты, но самое главное – связалась со своей однокашницей, которая жила в Хемпстеде и согласилась приютить на первых порах подопечную своей подруги, помочь ей либо поступить в драматическую студию, либо подыскать подходящую работу и продержаться, пока она не проложит себе путь в театр.

У Мэри Маргарет было пять фунтов, по пенсу сэкономленных от прибавки жалованья, Грейс Кендал дала ей еще пятнадцать.

– У тебя каждый пенни будет на счету, – предупредила она. – Лондон не то, что Лидс. И будь осторожна, карманники так и шныряют. Сюзанна – типичная ученая дама, ужасно рассеянная, но в отличие от твоего папаши она атеистка. И сердце у нее золотое. Она если и поворчит, то беззлобно. Тебе опасаться нечего. – Грейс ласково улыбнулась. – Она встретит тебя на вокзале Виктория. Я ей тебя описала и послала вашу последнюю классную фотографию, где обвела твое лицо кружочком, так что она наверняка тебя узнает. Как только доберешься до Хемпстеда, позвони мне, а через недельку черкни пару строк.

– Обязательно, обещаю вам. И когда-нибудь я вам за все отплачу. Это я тоже обещаю.

Лицо Мэри Маргарет озарилось надеждой; она увидела перед собой землю обетованную.

В июле 1963 года, когда закончился учебный год, Мэри Маргарет Хорсфилд перестала существовать. В последнюю ученую неделю она потихоньку уносила из дому свою небогатую одежонку. Багаж был нетяжелый: юбка – носить женщинам брюки строжайше запрещалось церковной общиной, две блузки, теплая кофта, чистое белье, пара школьных ботинок и форменное пальто. Грейс Кендал дала ей рюкзачок, в котором все и уложилось.

В субботу утром Мэри Маргарет, как обычно, вышла из дому, сказав, что идет на работу, но вместо этого села на автобус, который направлялся в Лидс, и там перестала зваться своим именем. Билет до Лондона оплатила Грейс Кендал. Как только автобус вырулил со станции и взял курс на юг, она почувствовала такое облегчение, словно у нее выросли крылья. В ночь перед отъездом она не сомкнула глаз, да и волнения предыдущих дней давали себя знать. Какое-то время она боролась со сном, положив голову на рюкзак, как на подушку, и теснясь на сиденье рядом с грузным мужчиной, который занял большую часть ее места. Но как только она смежила веки, сон одолел ее. Она проспала всю дорогу до вокзала Виктория. Ее разбудили голоса пассажиров, заторопившихся к выходу. Она открыла глаза и поняла, что прибыла в Лондон.

По прошествии почти трех десятков лет Мэгги в подробностях помнила свое возбуждение в тот незабываемый день. Помнила, как жадно выглядывала она из окошка автобуса, предвкушая новую жизнь. Теперь все страшное позади. Остался в прошлом абсурдный оруэлловский мир, описанный в романе «1984». Нет больше жестокого, немилосердного, безликого Бога – конгрегационной ипостаси Большого Брата из того же романа. Теперь никто не лишит ее удовольствий, никто не назовет их греховными. Свобода! От всего этого кружилась голова. Свершилось! Она свободна, начинается жизнь, настоящая жизнь, и каждая ее секунда будет такой, какой она сама захочет.

– Ну давай, милашка, сваливай, автобус дальше не идет, – нетерпеливо подогнал ее водитель.

– Ой, простите!

Мэгги подхватила свой рюкзачок и выскочила из автобуса, жадно высматривая в толпе фигуру Сюзанны Финли, которая, как было условлено, должна была ждать ее на стоянке автобусов из Лидса. Но вокруг никого похожего на нее не было.