Портрет Лукреции - О&#39

Няня поднесла стакан воды к губам девочки, с трудом наклонившись на ковре, где сидела в ворохе юбок, как голубица в гнездышке. Ослабила шнуровку на платье Лукреции и осторожно убрала волосы с глаз подопечной.

— Ну, — начала София, — рассказывай. Что случилось?

Лукреция покачала головой и отвернулась, хотя знала, что София все равно вытянет из нее правду.

И конечно, когда Лукреция подняла глаза, София глядела на нее, прищурившись.

— Живот болит? — не сдавалась нянька. — Или голова? Я видела, ты ничего не съела. В чем дело?

Хотя Лукреция зажмурилась, предательские слезы все равно закапали с ресниц. С чего начать эту необъятную, громоздкую историю: с письма, со смерти Марии или с мужчины на вершине башни?

— Давай. — Няня с непривычной мягкостью взяла Лукрецию за руку. — Расскажи все старушке Софии.

— Они… — запиналась Лукреция, переплетая пальцы с шершавыми пальцами няни. — То есть отец… или Вителли… не знаю даже… Они хотят…

— Чего? — София внимательно на нее посмотрела.

Лукреция глотнула воздуха. Серое чудовище опять приближалось, но оно побоится ее схватить при Софии.

— Они хотят… сын герцога, за которого Марию хотели выдать… Они, в общем… Отец и Вителли думают, отец герцога захочет…

София наклонилась поближе и вслушивалась в каждый звук, словно пыталась не упустить тончайшую золотую нить, которую вот-вот подхватит ветром.

Обе с минуту молчали. София пристально и хмуро посмотрела на Лукрецию.

— …тебя? — наконец спросила она.

Лукреция кивнула, обрадованная сообразительностью Софии: ей даже не пришлось ничего объяснять!

— Хотят выдать тебя за сына герцога? Ты своими ушами слышала?

Призадумавшись, София шевелила губами, будто пробовала эту мысль на вкус. Ее лицо покраснело от гнева. Она перешла на родной диалект, в ее тираде прозвучали и Мадонна, и дьявол, и какие-то непонятные слова.

— Тебе двенадцать, — убеждала она скорее саму себя. — А наследнику Феррары двадцать четыре.

Она снова умолкла, затем постучала пальцем по костяшкам Лукреции.

— Даже спрашивать не стану, откуда ты это выведала.

София выпустила ее руку и, запыхаясь, встала. Затем доковыляла до окна, держась за поясницу, и выглянула на пьяццу. Подошла к камину и поворошила кочергой в огне; поленья затрещали от такого обращения, гневно выбросив целое созвездие искр из черного от сажи жерла.

— Можно… — обратилась София будто бы к дровам. — Нет, даже нужно нам с тобой быть похитрее. Как парочке лисиц. Понимаешь?

Лукреция кивнула, хотя ничего не поняла. Она осторожно привстала, опираясь на локти. София поставила ее на ноги, придерживая под мышками. Затем положила на ее щеку ладонь.

— Вителли скоро придет, — прошептала она. — Будет нас расспрашивать.

— Да?

София крепче прижала ладонь к щеке Лукреции. Необычное прикосновение — неловкое, и в то же время мягкое. Настойчивое и в то же время нежное.

— Что бы я ему ни сказала, как бы ни ответила, во всем со мной соглашайся. Ясно?

Лукреция озадаченно кивнула.

— Отвечать буду я, ты молчи. Только кивай. И никому об этом не рассказывай. Обещаешь?

— Обещаю.

— Свадьбу отменить не получится, но, с Божьей помощью, удастся отложить. Совсем немного, пока не подрастешь. У нас будет годик-два, правильно же?

На миг, всего на миг София крепко прижала Лукрецию к груди. Фартук няни щекотал девочке нос и щеку. Потом София отпустила ее и зашагала к столу, что-то ворча про бардак и грязные тарелки, дескать, никакой помощи не дождешься, за кого они ее принимают, она им не ломовая лошадь…

Конечно, София была права.

Следующим же вечером явился Вителли, обозначив присутствие двумя резкими ударами в дверь.

Младших братьев уложили спать, двум нянькам поручили заштопать зимние чулки детей, Лукреция по заданию учителя писала маслом эскиз мертвого скворца, которого нашла в мезонине; она переворачивала птицу, пытаясь запечатлеть неуловимый радужный отлив перьев. София пересчитывала постельное белье в сундуке.

Когда раздался стук, София вскинула голову. Подняла глаза на дверь, потом на Лукрецию. Затем, ко всеобщему недоумению, продолжила считать белье. Две младшие няни обменялись удивленными взглядами, но остереглись подойти к двери. В детской главной была София, и никто больше не посмел бы открыть гостю.

И снова стук, на сей раз громче и сильнее.

— Семь, — как ни в чем не бывало бормотала София, — восемь, девять. — Довольно вздохнув, она шлепнула последнюю простынь в стопке. — Десять!

Открыла сундук, затем неспешно и аккуратно уложила белье на дно.

Вновь раздался настойчивый стук.

— Минутку! — крикнула София. — Иду!

Она протерла сундук от воображаемой пыли и принялась расхаживать по комнате: то тарелку на столе поправит, то задвинет на место стул. Провела тряпкой по ручке двери, взялась оправлять капор, смотрясь в зеркало над камином.

Отворив наконец дверь, она оглядела гостя с головы до ног.

— Синьор Вителли! Вот не ждали! Зайдете?

Вителли важно шагнул внутрь и остановился посреди ковра. На советнике была отороченная заячьим мехом накидка, складками спадающая к ногам, а к груди он прижимал папку в кожаном переплете.

— Ты и ты! — Вителли указал пальцем на нянь, застывших с иголками в руках. — Уйдите.

Девушки испуганно покосились на Софию.

Та стояла на пороге, держа тряпку, и молча оглядывала посетителя, словно высматривала на его одежде грязные пятна, затем кивнула. Няни забрали штопанье с нитками и засеменили в спальню. Дверь за ними захлопнулась.

— Чем могу быть полезна, синьор? — прищурилась София. — Выпьете чего-нибудь? Мы с Лукрецией как раз собирались…

— Нет, — перебил советник и заглянул в папку. — Я вас не задержу. Мне хотелось бы обсудить с вами кое-какой вопрос. Кхе-кхе, — нарочито прокашлялся он. — Весьма деликатный.

Лукреция заерзала в кресле и пригладила мокрый ворс кисточки. Пучок она сделала из шерсти, вырванной — стыдливо, украдкой — у кошки, которая вытянулась подремать у камина. Животное даже не проснулось, а на днях Лукреция заметила, что проплешинка заросла.

Лукреция аккуратно окунула самый кончик кисти в синюю краску — ее было совсем мало, пришлось экономить, — и тут Вителли снова заговорил:

— Мы получили подтверждение, что Альфонсо, наследник герцога Феррары, Модены и Реджо, желает вступить в брак с ее высочеством Лукрецией.

Лукреция замерла, занеся над рисунком кисточку с редким и дорогим ультрамарином. Девочка не могла ни дышать, ни поднять глаз, иначе Вителли так и пронзил бы ее своим взглядом и понял бы: она все знает, есть у нее привычка слоняться по коридорам и подслушивать.

А вот над Софией, похоже, у него не было такой власти.

— Сын герцога Феррары? — изумленно повторила няня. — Нареченный госпожи Марии, царствие ей небесное? — София истово перекрестилась.

Вителли опять кашлянул.

— Именно. — Потом заученной скороговоркой добавил: — Разумеется, семья Феррары огорчена утратой госпожи Марии, однако же герцог по-прежнему ищет супругу для сына. Альфонсо сохранил самые приятные воспоминания о встрече с госпожой Лукрецией. Он избрал ее своей невестой. Женитьба на сестре покойной… — Вителли захлопнул папку, — не нарушает правил приличия и свидетельствует об уважении. Герцог желает породниться с нашим домом и таким образом выказывает почтение. Не говоря уже о том, как высоко он ценит ее высочество Лукрецию, — поспешно добавил советник.

Склонившись над столом, Лукреция осторожно обводила ультрамарином крыло скворца. Цвет, казалось, вибрировал и расходился волнами, толкал глянцевито-черную краску перьев. Если бы цвета можно было слышать, их противоборство звучало бы какофонией двух несочетаемых нот.

— Какая честь! — вымолвила София, а сама растягивала руками тряпку, вот-вот порвет. Вителли и не догадался, что она имела в виду обратное.

— Безусловно, — кивнул советник и состроил причудливую гримасу: сощурил глаза и показал зубы. «Да он так улыбается!» — не сразу сообразила Лукреция.