Плетеный ремень - Сергей Бетев

– Подходите ближе, товарищ Печеркина, – пригласил ее Моисеенко. – Посмотрите на эти ремни.

Печеркина, видимо, плохо понимала, что от нее хотят, послушно подошла к столу.

– Есть среди этих ремней знакомый вам? – спросил ее тихо Суетин.

Она не ответила. Только подумав и уяснив смысл вопроса, она взглянула на стол внимательнее и неуверенно протянула руку к старому плетеному ремню.

Анатолий Моисеенко медленно поднимался со стула, но Саломахин, стоявший позади Печеркиной, усадил его жестом обратно, посоветовав женщине мягко:

– Вы присмотритесь, товарищ Печеркина. Торопиться не нужно.

– Да, этот, – обернулась она к нему. – Только откуда он взялся? Давно уж я не видела его на Геннадии. Думала, потерялся…

– Не ошиблись? – подошел к ней Суетин.

– Его, Дмитрий Николаевич, – твердо повторила Печеркина.

Не выдержал Румянцев. Он порывисто вскочил со стула, повернулся к Печеркиной и, увидев, что перепугал ее, ничего не мог сказать и только со всего маху хлопнул себя по бедрам.

– Ох-хо-хо!.. – вырвалось у него.

25

Татьяна Печеркина была уверена, что в милицию ее вызвали по поводу домашнего скандала мужа. Прошел уже год с того времени, а хлопоты с ним все не кончались. И только осенью, когда в Соколовке было собрание, Суетин пообещал не доводить дело до суда. Как потом говорил начальник участка Румянцев, пожалел закон ребятишек. С того и успокоилась.

А жизнь нежданно-негаданно вывернула на другое…

Перед Татьяной Печеркиной вновь промелькнули те короткие, но полные страшных тревог дни. Если случайные свидетели запомнили только гостей Коляскиной, да кто где сидел и что говорил, жена Геннадия знала и чувствовала больше.

В начале допроса она все еще была далека от мысли о беде: ведь все давно прошло и миновало. Но разве могла она забыть тот день, когда, войдя в квартиру Коляскиной в Шадринске, не зная еще, что произошло, но почувствовав, как замер и подобрался ее Геннадий, сама она сжалась в комок от безотчетного страха: она-то лучше всех знала его характер. Геннадий ничего не умел делать спокойно, не было для него конца работы, пока все не сделано, не мог и перед вином отступиться, пока не выплескивались в стакан остатки, и спорить без драки тоже не умел. А на этот раз с мужем стряслось еще худшее: Татьяна заметила, как посветлели его глаза от холодного немого бешенства.

Все, что происходило потом, она видела совсем иным взглядом, чем другие.

Афанасий Мельник не понравился ей. Она наблюдала, с какой осторожностью он присматривался к Геннадию, прежде чем сказать ему хоть одно слово. Как остерегался его, словно ждал вместо ответа удара, и как потом ошибся, приняв внешнее спокойствие за добродушие, не замечая, как темнеют на дне глаз Геннадия беспокойные дробины зрачков. А у нее охватывало спину холодом.

Она раньше других почувствовала, как захлестнула Геннадия слепая ярость, когда, не стесняясь никого, подвыпивший Мельник вспомнил его мать и что-то бывшее между ними. Она не ошиблась тогда: кинулась на нож сама, не думая, что будет дальше…

Но самую большую тревогу поселила в ней Клавдия, которая после этого зауздала Геннадия. Она не переставала говорить с ним, успевая и наливать рюмки, и попридержать от пьяной болтовни Афанасия, и заставить петь других. А о чем говорили, Татьяна так и не разобрала, и от этого все росла необъяснимая тревога…

Женщина не смыкала глаз и по дороге в Свердловск, окончательно сбитая с толку неожиданным решением Клавдии ехать вместе со всеми, плохо понимала разговоры о железе и шифере. Решилась только молча взглянуть на мужа, когда он ни словом не обмолвился после решения Клавдии всем вместе переночевать в Соколовке…

В Соколовке успокоилась. Приехали поздно, в поселке одно за одним затухали окна.

Геннадий ушел домой к продавщице местного магазина, принес четыре поллитровки, а она приготовила на скорую руку ужин, уставила стол разной солониной. Было хоть и не шибко весело, а все по-порядочному…

– Афанасий Мельник с Клавдией собирались уехать с Красного около семи часов, чтобы успеть не к поздней электричке на Нижний Тагил, – рассказывала Татьяна. – Завели будильник, поставили на пять часов, а сами – за стол. Я устала и пересела на кровать. Незаметно задремала. Когда проснулась, увидела Геннадия возле печки, подкладывал дрова. Клавдия сидела за столом, тыкала вилкой в капусту, видно только что выпила.

– А где Афанасий? – спросила я,

– Уехал, – сказала Клавдия.

– А ты?

– Раздумала. На улице холодина поднялась, а у меня пальто старое, стежь скаталась, вовсе не греет. Думаю, с чего это я буду зубами чакать из-за чужой нужды. – Схохотнула: – Вот допьем с Геннадием вино, да и в Шадринск поеду…

Поглядела я на своего, а он и не повернулся ко мне. Как сидел, уткнувшись в печь, так и остался. Подумала, что разругались напоследок опять, но ничего не сказала: уехал – и хорошо…

– Вы были на собрании в клубе, когда говорили об убийстве? – спросил ее Дмитрий Николаевич, присутствовавший на допросе вместе с Саломахиным.

– Нет.

– И не слышали ничего?

– Слышала. Да и у Геннадия спрашивала. Сказал, что убитого возле узкоколейки нашли.

– И больше ничего?

– Велел ни в какие разговоры не соваться, а то затаскают по разным следователям…

– Вы помните, во что был одет Афанасий Мельник? – заканчивал писать Моисеенко.

– Обыкновенно…

– Обувь какая, не забыли?

– В сапогах приезжал.

Татьяна Печеркина уже не выглядела робкой. Она начинала понимать смысл сегодняшних разговоров, на все вопросы отвечала с безразличной откровенностью, не желая ничего утаивать, чтобы быстрее уйти отсюда, И по взгляду ее было видно, что думает она уже о чем-то своем, а в этой комнате ей добавить к сказанному нечего.

Да и Анатолий Моисеенко уже подбирал бумаги.

В кабинете стояла тяжелая прокуренная тишина.

Дмитрий Николаевич подошел к окну и открыл форточку. Прошелся по кабинету, остановился возле Печеркиной:

– У меня больше вопросов нет.

– Значит, свободны вы, товарищ Печеркина, – сказал Моисеенко.

Она поднялась, и взгляд ее остановился на столе, где у самого края лежал ремень Геннадия Печеркина, Спросила:

– А ремень-то где нашелся?

Трое переглянулись.

Ответил за всех Дмитрий Николаевич:

– На руке у Афанасия Мельника. На торфянике-то вашем его нашли убитым. Ничего от него не осталось, по документам кое-как установили. Вот теперь выясняем все остальное…

Она ничего не ответила. Только едва приметно качнула головой.

25

Клавдия Коляскина пришла из камеры в кабинет Моисеенко немного побледневшая, но бодрая. Оглядев комнату с незнакомым человеком за столом, она будто растерялась, насторожилась. Зато увидев в дверях входящего Саломахина, облегченно вздохнула, обрадовалась:

– Слава богу! А то думала, что к незнакомым попала…

– К знакомым, к знакомым, Клавдия Поликарповна, – успокоил ее Василий Тихонович. – Как же я могу вас оставить, коль еще в Шадринске обещал довести наши разговоры до конца здесь.

– Вот и хорошо, – согласилась она.

– Я готов, Клавдия Поликарповна, считать наш разговор в Шадринске недействительным, – серьезно сказал Василий Тихонович, – если вы обещаете мне быть откровенной во всем… здесь. Вот с этим человеком. – И он представил ей Моисеенко.

– Так разве я что соврала? – удивилась она.

– Как вам объяснить?.. Вы утверждали, что Афанасий Мельник ночевал у вас ночь или две, а потом отправился в Свердловск. А мы узнаем, что вы с ним провели вместе чуть не две недели… Вы говорили, что Геннадий Печеркин в то время у вас не появлялся, а потом оказывается, что он был, да еще не один, а с женой, и ночевал у вас тоже…

– Так ведь кому охота, товарищи следователи, про себя такое рассказывать? – Коляскина закраснела от волнения и впервые отвела взгляд. – Женщина я одинокая, оттого и смолчала, что дурной славы боялась: соседи ведь у меня…

– Выходит, жил у вас Афанасий Мельник?

– Куда деваться? – вздохнула она. – Винюсь…

– А что скажете о Геннадии Печеркине?

– Они с Татьяной переночевали только одну ночь, Правду говорю!

– Допустим. Скандалили они с Мельником?

– Что вы! Выпивали честь честью.

– Зачем же Геннадий за нож хватался?

– За какой нож?..

– Ну вот… – Василий Тихонович откинулся на спинку стула. – Опять вы уговор нарушаете.

– Да истинный крест!..

– Не нужно, Клавдия Поликарповна. Послушайте, я прочитаю вам протокол допроса вашего дяди, потом племянника и его жены.

Коляскина внимательно выслушала показания своих родственников и серьезно сказала:

– Раз они все видели, значит, так оно и есть. Только меня в это время в квартире не было, Наверное, за водкой бегала. Потому и вам не могла про то сказать.

– В этих же протоколах написано, что вы в тот вечер решили вместе со всеми ехать в Свердловск, – строго заговорил Моисеенко, перечитывая бумаги, привезенные Саломахиным. – И ездили. Чем была вызвана ваша поездка?