Венецианская маска. Книга 1 - Розалинда Лейкер

Он понял, что она имела в виду себя и Фаустину.

— Я согласен с тобой. Спокойной ночи, Мариэтта.

Она медленно стала подниматься по лестнице в свою комнату. То, что у нее будет теперь меньше свободного времени, ее ничуть не волновало, хотя, конечно, меньше придется видеться с Бьянкой. Но ничего, Элена сумеет объяснить малышке, в чем дело. А вот исключение из хора, хоть и на время, ее сильно расстроило. Она была страшно зла на себя за то, что позволила этой золоченой маске так сильно завладеть ее чувствами и думами, из-за чего она, собственно, и нарвалась на эти неприятности.

Как только Элена появилась дома, она прямиком направилась к Мариэтте, и та все объяснила. Она искренне ей сочувствовала, хотя было видно, что ее прямо-таки распирало от желания тоже кое-чем поделиться со своей подружкой.

— Как твое соло? Нормально? — Мариэтта решила разговорить Элену.

— Да! — Элена даже захлопала в ладоши от возбуждения. — И даже, смею надеяться, лучше, чем просто хорошо. Маэстро дал мне понять, что верит в меня. После того как вы ушли, он зашел в гостиную, где мы отдыхали, и поручил мне вместо Фаустины спеть песню о любви.

— Как же тебе здорово повезло! — Мариэтта была несказанно довольна, что хоть что-то доброе вышло из этой катастрофы. Ей была знакома эта песня, они не раз ее пели, и Мариэтта знала, как удавалось Элене передавать настроение этой песни, ее особую нежность и наполненность любовью, поскольку теперь сердце девушки заполняло страстное желание любить и быть любимой.

— А аплодисменты были? — Мариэтта все ближе подходила к теме.

— Еще какие! — Элена подпрыгнула от радости. — Сам Марко Челано поднялся и вышел вперед, к сцене и, стоя, аплодировал мне лично. Ты его хорошо успела рассмотреть? Очень красивый, как он тебе? Помнишь, как он тут же подскочил к этому Торризи и не побоялся его.

— И в голову не пришло, что я должна выбирать, чью сторону мне принять, — без обиняков заявила Мариэтта.

— Ну что ты! — возразила Элена. — Противный Торризи, хорошо хоть у него ума хватило вовремя отступить, а не то Марко бы ему задал.

— Значит, он для тебя уже Марко, — решила Мариэтта поддразнить подружку. Спорить с ней не хотелось.

Элена рассмеялась.

— Да, в мыслях я его так называю, — призналась она. — Я точно знаю, что он хотел бы со мной поговорить, но не было никакой возможности. — Ее глаза заблестели. — Я спросила Адрианну о нем, и что ты думаешь? Он из тех сыновей, кто имеет право жениться, но до сих пор еще даже и не помолвлен.

— Так он не помолвлен? — Мариэтта знала — это не было секретом ни для кого — в кругах венецианской аристократии существовало некое непреложное правило: так как старший сын не наследовал ничего автоматически, выбирался еще один наследник, из младших, ему дозволялось и наследовать, и жениться, и носить фамильное имя. Это был способ предотвратить распыление наследства, иногда очень крупного, на несколько мелких, что, в свою очередь, позволяло сохранить финансовую мощь того или иного клана. Негативным результатом этого обычая было распутное поведение несметного количества вечных холостяков-аристократов Венеции, что ухудшало и без того сомнительную репутацию этого обиталища порока и разнузданности. Неудивительно, что социальное положение высокопоставленных куртизанок было наиболее стабильным в Венеции. Этот обычай не вызывал ничего, кроме отвращения, у женщин привилегированных сословий, ведь он в сильной мере ограничивал их возможность вступить в законный брак и, вольно или невольно, оставлял им лишь один путь — уйти в один из многих монастырей.

— Завтра Адрианна обещала мне рассказать все, что ей известно о семье Челано, — блаженно улыбаясь, сообщила Элена. — Пойдем со мной, ты тоже послушаешь.

— Пожалуй, пойду. — Мариэтта подумала, не предупредить ли ее о том, чтобы была поосмотрительней с этим Марко Челано, но потом решила — не стоит. Элена пришла в детский восторг от молодого человека, проявившего к ней внимание, и с ее стороны было бы бессердечно замутить эту радость, в особенности, если принять во внимание, что Мариэтте все равно не удалось бы разубедить подругу.

— А у женщины, бывшей с ним, — торжественно заявила Элена, щелкнув пальцами, — волосики-то крашеные и цвет — хуже некуда, во всяком случае, с моими — не сравнить. — И с гордостью тряхнула своими палево-золотистыми локонами, и, озорно взъерошив их длинными тонкими пальцами, закружилась по комнате в каком-то невиданном танце, поднимаясь на цыпочки и выписывая замысловатые па, продолжая непрестанно тараторить. — Мне кажется, что я так влюбилась в Марко Челано, что это чувство создаст вокруг него такую преграду, что он ни за что не возжелает другую женщину.

Но вот тут Мариэтта уже выдержать не могла.

— Элена! Прошу тебя! Не надо строить никаких иллюзий — слишком рано. Выжди какое-то время и посмотри, как он поведет себя в следующий раз, когда придет слушать нас.

Элена замолчала. Ее личико зарделось от нахлынувших чувств.

— Завтра он обещал прислать цветы. Вот увидишь!

Обещанные цветы так и не пришли. Элена прождала несколько дней, проклиная медлительность тех, кто их пересылает, и нерасторопность прислуги, на которую возложены обязанности относить и приносить букетики, и далее кратковременное небольшое наводнение, в результате которого набережная Скьявони оказалась ненадолго под водой, а вместе с ней и площадь Сан-Марко. В конце концов, запас выдуманных ею же самой уважительных причин для Челано исчерпался, и в течение нескольких последующих дней она вела себя непривычно тихо, казалось, ушла в себя. Потом присутствие духа вновь вернулось к ней, и она больше не упоминала имя Марко Челано. Мариэтта же, несмотря на то, что в общем неплохо знала свою подругу, ошибочно предположила, что этот дворянин оказался окончательно и бесповоротно выкинутым из головы.

Между тем обе девушки узнали о двух фамилиях достаточно много нового и интересного, все знала не кто иная, как Адрианна.

— Значит, эти Челано время от времени появляются на концертах? — Элена уже, наверное, в десятый раз требовала подтверждения.

— Да, но вместе с Торризи никогда.

И Адрианна продолжала рассказ о том, что ей стало известно. На протяжении многих веков в роду Торризи и Челано встречались купцы и рыцари, сборщики податей на службе у дожа Венеции и банкиры в соседних королевствах, школяры, музыканты и даже поэты. Некоторые подозревались в государственной измене, в убийствах, находились и такие, которых выдворяли за пределы республики, а промотанные несметные состояния уже потомками были сколочены заново, в еще больших размерах. Они всегда входили в число членов Большого Совета Тринадцати знатнейших, под чьим управлением находилась Безмятежнейшая из республик, разумеется, во главе этого совета стоял дож, не раз им оказывалась честь заседать и в числе Высшего Совета Десяти. Гораздо более мрачный характер имело их представительство в существовавшем и поныне Совете Трех, в обязанности которого вменялось выносить приговоры тем, кто подозревался в нелояльности к государству, и бросать в темницы, находившиеся тут же — тюрьма примыкала к Дворцу дожей. Ее отделял от него лишь небольшой пышно украшенный мост. Не таким уж безмятежным оказался этот город в лагуне — тут и там на стенах домов имелись особые отверстия в виде пастей львов, служившие почтовыми ящиками. И в разверзнутые пасти львам летели доносы, тайные письма, адресованные властям с указанием явных и вымышленных обвинений десятков сограждан в нелояльности. Письма эти поступали в Совет Трех, который принимал решение по каждому из них, и члены этого Совета, сами снедаемые страхом, как и много веков назад, не скупились на приговоры и сроки. Когда Мариэтта узнала об этом, то подумала, насколько же повезло им, что они до сих пор не оказались втянутыми в эти интриги и игры ни той, ни другой стороны. Ничего, когда-нибудь Элена поймет, что невнимание или забывчивость Марко Челано, не соизволившего прислать обещанные цветы, оказались благоволением Божьим, и дай Бог, чтобы их неприятности ограничивались лишь этим.