Свидетель - Ирина Баранова

— Марин, что не в школе?

— А у меня горло заболело, мамка идти не велела.

Школу Маринка не любила — ну не шла у нее учеба!

— Прогульщица… Ладно, доктора нашего нет сейчас, так что тебе за ним бежать. Знаешь, куда?

Девочка засмеялась: кто же этого не знает? Все свободное время Мамба проводил в станционном детском саду: детей он обожал, и они платили ему той же монетой. Поэтому многие поначалу удивлялись, что доктор жил одиноко, без семьи, хотя на отсутствие претенденток на его руку и сердце пожаловаться Димка бы не мог. Причину, по которой Мамба так и остался холостяком, никто на станции, да, пожалуй, и за ее пределами, не знал. Сам он на эту тему не распространялся, в ответ на вопросы — отшучивался. Правду мог знать только Рат: закон, гласивший, что неженатых мужчин в Конфедерации быть не должно, на доктора, как бы, не распространялся. А это могло быть только с согласия всесильного владыки.

Мамба вернулся один, без Маринки.

— Привет, узнать пришла?

— А эта где? Больная?

— Она такая же больная, как я — белый человек. Прогульщица и притворщица!

— Злой ты, — Кристи улыбнулась, показывая, что шутит.

— Не злой, а справедливый! Что из нее вырастет, если с детства врать научится?

— Не ту специальность ты выбрал.

— Крис, ты меня обижаешь. Я что, плохой доктор? А мед — это судьба: и мамка с папкой, и бабуля, царствие им небесное, были врачами. Разве бы они мой пед пережили?

— Тогда бы своих завел, и воспитывал!

— Крис, брэк! Не подкатывайся, знаешь же, тема закрыта. Давай лучше разбираться в твоих покойниках.

— Ага, только любопытно, сам знаешь… Мазая привезли, значит?

— Угу. А куда они денутся? Я проконтролировал с утра. А с Лорой вчера еще закончил. С кого начнем?

Кристи хотела ответить, что с Лоры, но закашлялась сухим, раздирающим грудь кашлем.

— Ого! Может, ну их, покойников? Не сбегут, чай. Давай лучше тобой займемся?

— Дим, так и я, вроде, бежать никуда не собираюсь. Как бы тоже сдаваться пришла, ты ж кудесник, все как надо сделаешь. Так что давай про покойников начнем? С ними возни меньше.

— Как скажешь, начальник. Ты сама-то на них посмотришь?

— Не, смотреть не буду, что я там не видала? Рассказывай давай.

— Тогда с Лоры? Жалко девочку, хорошая была, славная… Ну, тут все ясно и, вроде как, понятно. Задушили. И точно могу сказать, если это имеет значение, — не насиловали. Ну, по крайней мере, не вчера.

— Это как понять?!

— Как-как? Девушка видная, половая зрелость давно наступила. Так что про секс она явно не из рассказов знала. Но вчера ни с кем и ничего у нее не было, ни добровольно, ни по принуждению. Вот так.

Кристи, если честно, была сильно удивлена: жизнь на станции настолько прозрачна, ни про какие секреты и речи быть не могло. Кто чем дышит, кто кого любит и с кем встречается — все становилось известно в один момент. Про Лору тоже все знали: она с детства дружит с Марком, что и неудивительно, — росли вместе. Но детская дружба — это одно… По крайней мере, к Марку нужно присмотреться повнимательнее. Она вспомнила, как парень плакал вчера в коридоре. Может, он знает что-то такое, чего не рассказал ей? Но, с другой стороны, а что она успела спросить? И не только у него…

— А когда?

— Что когда? Если когда с мальчиком переспала, то это вопрос не ко мне, к мальчику. А если про когда смерть наступила, то это ориентировочно где-то за час — полтора, два, может, до того момента, как я ее в коридоре осмотрел. Вот, собственно, и все.

— А почему она не кричала? Не звала на помощь?

— Это опять не ко мне вопрос. Вот когда с этим убивцем разговаривать будешь, и спроси у него.

— Да это так, мысли вслух…

— Я посмотрел у нее повреждения, в смысле, может быть, он оглушил ее, а потом, без сознания уже, душить начал? Ничего. Но синяки на руках есть. Сопротивлялась, точно. А комнату осматривала? Может, там чего есть?

— Нет, Рат не дал, угнал к Мазаю. И чего так торопился?! Скорей, скорей… Даже одеться по-нормальному не дали.

— В психе он был, сама же видела. Сейчас, вот, запил, тоже проблема. Вместо него пока Координатор, а это тот еще бюрократ.

— Точно, в психе. Еле от Векса оттащили. Поди теперь, разберись, чужая на нем кровь или своя? Только я Феликса понимаю. У него же теперь вообще никого не осталось, — Кристи невольно поежилась: да уж, судьба… — Ладно. По Мазаю давай.

— Мазай… Давненько я таких «красавцев» не видел. Если без выводов, то примерно так: на спине семнадцать ножевых ран. Из них минимум десяток — смертельные. Кровопотеря… Ну, это ты сама, наверняка, заметила.

— Да уж, ботинки еле отчистила потом.

— При этом выбиты зубы, сломан нос и пара ребер тоже. Пинали его, однако, и обувь тяжелая была, массивная.

— Тоже видела. При жизни? Или мертвого уже?

— Ну, вопросик! Не скажу, тут уже осмотра маловато, лабораторные исследования нужны, сама понимаешь. Хотя, если честно, с трудом представляю, как его живого пинать по лицу могли. Крис, у него рост — метр восемьдесят, минимум. Так что, думаю, мертвого все-таки.

— А умер когда?

— Тоже сложно. Думаю, что от десяти-двенадцати часов до суток.

— От какого времени? От сейчас?

— Нет, конечно, от обнаружения. Точнее сказать не могу, сама говоришь — холод там собачий был.

— Ну да, вода в кружке замерзла. А в ведре — здоровая такая корка.

— Вот видишь. Лекцию по судебной медицине читать не буду, скажу только, что время появления трупного окоченения и прочих характерных признаков прямо пропорционально температуре окружающей среды, — поймав удивленный взгляд женщины, доктор понял, что загнул, и поправился. — По-русски это будет так: чем холоднее, тем дольше труп свежее, окоченевает, то есть, позднее. Для подробностей, опять же, возможностей не хватает.

— Дим, и вот обоих их мог убить один и тот же человек?!

— Ты это меня спрашиваешь? Сашка видел? Он, скажи, ошибался хоть раз? Нет? Вот именно, и от этого скакать надо.

— Дим, ошибиться все могут.

— Ну, девушка, это уже крамола! Грин не ошибается — это аксиома, — Мамба засмеялся. — Все, хватит про покойников! Рассказывай, что у тебя, и раздевайся, слушать буду.

— Сопли, слабость, в горле першит. Вчера сильно взмерзла. Спала мало. Еще что?

— Хрипы, — Мамба протянул ей старенький, неизвестно как выживший градусник, — меряй, да осторожнее, не разбей.

— Доктор, я жить буду? — спросила она жалостливым писклявым голоском, скорчив плачущую рожицу.

— Не ерничай, Крыська! Воспаление легких никакие катаклизмы не отменят. А в наших условиях это, фактически, приговор: с антибиотиками-то беда.