Кетополис - Киты и броненосцы - Грин Грин

— Все обеспокоены, — сказал таможенник. — В Ганайский копях взрывом метана искорежило несколько жужелиц, добыча угля почти остановлена. Техника нужна как воздух, а вы тормозите отправку. Груз срочный, идет под пломбой Канцлера. Зачем устраивать волокиту?

— Думаете, Канцлер лично пломбировал ящики? — улыбаясь, спросил Баклавский. Он всегда улыбался, когда злился, а сейчас был просто взбешен.

Никаких разумных доводов задерживать двенадцать тяжелых морских контейнеров, принадлежащих главному торговому дому города, у него не было. Только чутьё, знаменитое лисье чутьё, сделавшее его начальником Досмотровой службы. С грузом что-то не так, но из-за пломб Одноногого контейнеры нельзя вскрыть. Из допустимых трех суток на проверку уже шли последние, а ответа из Дворца так и не было. Ни положительного, ни отрицательного, никакого.

Всё это типично, так типично для Его Величества, думал Баклавский. Немудрено, что практик и прагматик Канцлер давным-давно подмял под себя всю власть — государство не терпит пустоты, а королю откровенно плевать на собственные обязанности. Скорее всего, он даже не подозревает, что они у него есть.

— Не надо шутить, Баклавский… — выскочка из центральной таможни сразу включил увещевающие интонации, так разговаривают с непослушными детьми и капризными больными. — Разрешения на досмотр у вас нет, и не будет. Любековский сухогруз под парами, так зачем ссориться со всеми? Соблюсти букву?

Интересно, подумал Баклавский, а когда мою службу вольют в таможенное управление, мне с этой крысой еще и работать придется вместе? Увольте! Всё катится киту под хвост…

— А вот еще занимательный вопрос, — сказал он. — Горное, как вы мне напомнили, оборудование следует из Кетополиса в Ганайские копи. Чисто внутренняя перевозка. Так кто же вас, любезный Ривейра, уполномочил просить досмотровиков за этот груз? Может быть, мне побеседовать сразу с этим человеком?

— Баклавский… Мы же делаем общее дело. Сейчас непростое время, там бирманцы, тут сумасшедший генерал, в городе неспокойно… И если уж на этих чертовых ящиках оказались пломбы самого Канцлера…

— Милейший Ривейра! — Баклавскому в чем-то было жаль незадачливого служаку. Неужели не могли кого-нибудь поиезуитистей прислать? — Не знаю, кому сейчас присягают в вашем ведомстве. Но я руковожу Досмотровой службой Его Величества, и ответ за свои решения держу во Дворце. Передайте, пожалуйста, тому, кто послал вас ко мне, следующее. Будь у меня на каплю больше уверенности в том, что эти контейнеры надо открыть, я уже трижды наплевал бы на все пломбы. Если там внутри не совсем то, что написано в накладной, у Любеков будут серьезные проблемы.

Ривейра молча развернулся и с деревянной спиной направился по набережной в сторону таможенного управления.

— Не беспокойтесь, господин майор, — крикнул ему вслед Баклавский. — Если до четырех часов я не получу разрешения на досмотр, то груз немедленно покинет порт. Ни минуты задержки!

Ривейра остановился.

— Не беспокойтесь, господин инспектор, — язвительно крикнул он в ответ. — Когда Досмотр, наконец, переподчинят, мы с вами еще раз обсудим, как правильнее реагировать на просьбы коллег.

Баклавский быстрым шагом направился к администрации порта — длинному приземистому зданию мрачно-серого цвета. В помещения Досмотровой службы вел отдельный вход с торца. Взлетел по короткой лесенке, кивнул козырнувшему патрульному на входе, повернул во внутренний коридор.

— Может, не надо было так? — спросил Савиш, едва поспевая следом и утирая платком лоб. — Зачем ссориться с Зигфридом? Что они могут вести в Ганай? Деталь "А" вместо детали "Бэ"? Какое нам до этого дело?

— Не знаю, дружище. Просто хочу досмотреть хоть один контейнер и убедиться, что мне всё почудилось.

— А что с письмом? — спросил Савиш. — Опять сделаем вид, что не получали? Кончится тем, что нас обвинят в шпионаже.

В его словах был резон. И так желтые газетенки раскопали, что Баклавский учился с мятежным генералом в одном классе — будто там не было других учеников, и происходило это вчера, а не тридцать лет назад. То и дело в передовицах мусолили, на кого делает ставку Остенвольф, кого он привлечет на свою сторону, если прорвет оборону Патройи — забывая, что поступки генерала давно уже вышли за рамки нормальности и предсказуемости.

— Есть, чем писать? — спросил Баклавский, распахивая дверь в свой кабинет.

Савиш протянул ему вечное перо.

— Подожди, пожалуйста, в патрульной, — сказал Баклавский изменившимся голосом. — Я позову.

В посетительском креслице достаточно комфортно устроился мужчина средних лет в дорогом костюме английской шерсти и лакированных ботинках. Его тонкие усики были подстрижены идеально ровно, а кудрявые русые волосы уложены с тщательностью, выдающей руку дорогого цирюльника. Идеальная осанка, здоровый румянец и блеск глаз говорили о том, что посетитель не жалеет времени на занятия новомодной галлийской гимнастикой.

— Попроси сделать два чая, — крикнул Баклавский вслед удаляющемуся Савишу, и прикрыл за собой дверь.

— Здравствуй, Ежи, — сказал Казимир Любек, старший сын Зигфрида Любека, отца-основателя крупнейшей в Кето компании. Поднялся навстречу.

— Привет, Кази, — ответил Баклавский, обнимая школьного друга.

Значит, Ривейра был просто пробным камушком. Привет, Кази.

Начался обмен охами и ахами, срочными расчетами, когда же, в самом-то деле, они виделись в последний раз и при каких обстоятельствах, и что — неужели же совсем ничего? — изменилось в их жизни с того далекого дня. Чанг, бесшумно просочившись в кабинет, сервировал на рабочем столе легкий завтрак, и тотчас исчез.

Баклавский был искренне рад видеть Любека, но причина встречи здорово омрачала эту радость.

— Давай без экивоков, — первым предложил Казимир. — У нас в копях на днях рвануло так, что в Кето было слышно. Из четырех машин две встали, а одна и так на ремонте. Кайлом да киркой много не наработаешь, мы же не подземники. За трое суток сформировали заказ. Что-то подвозили прямо с завода, что-то перетачивали из других деталей. Огромная работа.

Баклавский отхлебнул маленький глоточек из тонкой фарфоровой чашки, не отрывая глаз от Любека.

— Когда отец узнал, что груз до сих пор в порту, его чуть удар не хватил. Попросил разобраться. Каждый час простоя — это наши деньги, Ежи. Что стряслось? Зачем тебе запчасти к жужелицам?

Баклавский развел руками.

— Сам уже мучаюсь, Кази! Дворец всё больше напоминает сонное царство. Отправил обычный запрос. Рутина, протокол. И третий день — тишина! — Покосился на пустой ящик входящей почты. — Главное, пока нет официального ответа, я и сделать ничего не могу. Процедура запущена, назад не откатишь. Знаешь же этих дворцовых формалистов. Буду их сейчас снова тормошить.

Казимир задумчиво приподнял чашку и поставил назад на блюдце.

— Отец не стал бы… — замялся, не зная, как лучше сформулировать. — Не стал бы связываться с какой-нибудь ерундой, ты же понимаешь. Наше корыто под парами, только ждет отмашки. Двенадцать контейнеров — час на погрузку. К ночи будет в Ганае. Ты же умный, Ежи, придумай что-нибудь! В собственном ведомстве-то надо уметь изымать лишние бумажки…

Баклавский поморщился, как от зубной боли:

— Это же Дворец, Кази! Кит меня дернул запросить снятие пломб… Кстати, как это вы умудрились еще и Канцлера подпрячь?

— Срочный груз. В интересах города, — улыбнулся Казимир. — Уголь не может ждать.

— Боюсь, придется, — сконфуженно вздохнул Баклавский. — Надеюсь на ответ — с минуты на минуту. До обеда я здесь. Получу письмо — сразу всё сделаю быстро. Извини, Кази, больше ничего предложить не могу.

Любек поскучнел.

— А правда, что вашу службу распускают?

— Да нет, куда ж без нас. Просто переподчиняют таможне. По крайней мере, с сонными мухами из Дворца больше не придется возиться.

— Хорошая мина, Ежи. Если я всё правильно понимаю, на новом месте ты не пробудешь и дня. Куда собираешься?

Баклавский хмыкнул.

— Есть еще две недели. Посмотрим.

Казимир поднялся.

— Если что, обращайся. Для тебя всегда работа найдется. Я серьезно. Или думаешь, Патройя не устоит? — Взглянул резко, остро. — Тебе Октавио не пишет? Нет? — И, не дождавшись ответа, признался, — а мне пишет. И мне не нравятся его письма. Что ему там в голову ввинтили, и кит не разберет.

Повисла неловкая пауза. Казимир оставил на краю стола визитную карточку и двинулся к двери. Баклавский придержал его за рукав:

— Без обид?

Казимир усмехнулся:

— Не в том возрасте уже. Подумай над предложением. Кстати, вечером в "Золотом Плавнике" будет весело, сиамский маскарад — приезжай, если найдешь время!