На крыльях - Петроний Аматуни

Откровенность спасла от более тяжёлого наказания. В авиации ведь так ещё говорят: «Кто правдив, тот и смел, тот и летать сможет!» Оценил командир честность начинающего пилота.

— Держаться за ручку, да летать вокруг своего аэродрома — не велика премудрость, — сказал он, когда размер наказания был им точно определен. — Вы честь аэрофлотцев не позорьте. Надо уметь летать и в плохую погоду, но только в такую, какая вам по силам.

— Ясно, товарищ командир.

— Вы у меня полдня вымаливали этот рейс, а что вышло?

Виноватое молчание.

— Лётчик должен иметь ясную голову и железный характер. Советую вам всерьёз заняться воспитанием своего характера. Идите.

Долго после этого рейса «прорабатывали» Дорохова на разборах полётов и на собраниях. Не скоро ему разрешили летать в плохую погоду. Дорохов прекрасно понимал, что во всём виноват сам, тренироваться стал добросовестно и к каждому слову синоптиков относился теперь с уважением.

Больше не было у него случая, когда бы ему пришлось краснеть перед товарищами и командиром. Честь аэрофлотца он отстоял и на лёгких самолётах и на воздушных кораблях, хотя бывали сотни полётов очень трудных.

* * *

В июле 1938 года на самолёте П-5 Дорохов как-то летел из Москвы сочинским рейсом. В пассажирской кабине оживлённо беседовали три молоденькие артистки, летевшие на курорт. Пассажирки попались стойкие: ни ветер, ни болтанка, ни высота им нипочём. Таких любят авиаторы: хлопот с ними меньше и у пилотов на душе спокойнее, когда человек не страдает от «воздушной болезни».

На остановках девушки с любопытством расспрашивали пилота о тех местах, над которыми они пролетали, задавали много авиационных вопросов и сожалели, что Дорохов не имел возможности включаться в их беседу в полёте. Илья обстоятельно и вежливо отвечал, сам ни о чем не расспрашивая. Держался с достоинством.

Вылетели из Ростова-на-Дону. Трасса отсюда пролегала тогда через Тихорецкую, Белореченскую и, мимо Туапсе, — на Сочи. На полпути погода ухудшилась, а к перевалу в отрогах Кавказского хребта, что возле Лазаревской, пришлось набрать 4000 метров.

На земле всё было охвачено июльской жарой, и черноморские пляжи «прогибались» под тяжестью тысяч загорелых курортников, а здесь, на четырёхкилометровой высоте, царил холод и даже на время посыпал редкий колючий снег…

Ослепительно-белые величественные облака образовали слева высоченный «хребет». В его «склонах» виднелись глубокие, просторные гроты и в одном из них кругами парил орёл, точно приворожённый красотой этих, невиданных доселе, мест, которые не то, что завтра, а сегодня к ночи могут исчезнуть навсегда…

Внизу лежала белая холмистая «равнина», а справа и вверху было тёмно-голубое небо, в центре которого покоилось солнце — творец этой дикой и, в полном смысле слова, неземной красоты.

Дорохов вёл свой самолёт вдоль облачной гряды, огибая все её неровности, а в одном месте, где ветер образовал небольшую «Кольцо-гору», похожую на ту, что есть в окрестностях Кисловодска, он подвернул самолёт вправо и пролетел сквозь этот необычный сказочный перстень, драгоценный камень которому на мгновение заменило само солнце, как бы причудливо прикоснувшееся краем своего диска к облаку.

По ту сторону «кольца» глазам Дорохова открылся новый вид.

Все лётчики, решительно все, в душе — поэты! Невольно и Дорохов поддался очарованию воздушной панорамы и расстался с этим чувством лишь, когда вошёл в облако, повисшее на пути самолёта. Тут Илья познал оборотную сторону этого волшебного царства воды, воздуха и солнца.

Резкая болтанка стала безжалостно швырять самолёт, как песчинку. Всё вокруг потемнело. Временами тело будто наливалось свинцом и сердце сжималось, то «друг захватывало дух, и Илье казалось, будто он падает в пропасть.

Более точно обо всём этом рассказывали приборы. Но тогда ещё не было авиагоризонтов, радиокомпасов и многих, многих умных «придумок», которые ныне балуют не только пассажиров, но и нас, возможностью совершенно безопасно часами мчаться в сплошной облачности, курить, читать газеты и журналы или пить горячий чай с лимоном, лишь изредка двумя пальцами подкручивая ручки управления автопилота.

Тогда главным прибором слепого полёта был указатель поворотов и кренов. Только длительная тренировка и цепкое внимание позволяют по нему выдерживать в облаках нужный курс.

Развернув самолёт на юг, Дорохов сбавил обороты мотора, решив пробивать облачность вниз. В его распоряжении не было ни одной сотой доли секунды для отдыха — около получаса он едва удерживал самолёт в нормальном положении и метр за метром терял высоту, не допуская большого вертикального снижения, потому что под ним — он хорошо знал это — горы.

Обхватив ручку управления обеими руками, Илья с трудом управлял машиной, так сильны были беспорядочные вихри внутри облака. Несмотря на низкую температуру воздуха, ему стало жарко. Это было одновременно и напряжение всех нервов и, как говорят лётчики, ломовая работа.

Лишь когда самолёт вошел в зону ливневого дождя, болтанка ослабла и стрелки прибора высоты охотнее пошли влево, а управлять самолётом стало немного легче.

… Трудно сказать, когда именно юноша становится зрелым мужем. Но если это бывает связано с каким-либо событием, то, пожалуй, в этом полёте Илья почувствовал себя по-настоящему лётчиком и распростился со своей авиационной юностью над вершинами Кавказских гор…

Когда по расчёту времени перевал остался позади, Дорохов стал быстрее пробиваться вниз в сторону моря и вышел из облачности, метров на шестьсот. Позади и слева стеной возвышались синеватые горы и над ними клубились облака, а впереди было чистое солнечное небо, и глянцево искрилась нежно-голубая поверхность моря.

Как на ладони, был виден город и маленький аэродром возле устья реки.

Уставший от нервного напряжения, Дорохов направил самолёт к аэродрому и впервые за несколько лет почувствовал желание поскорее сесть, вылезти из самолёта и полежать на траве, ни о чём не думая.

Пассажирки выпорхнули из самолёта веселые, с возбуждёнными взорами и без умолку щебетали:

— Нет, ты подумай, Лида, какая прелесть: июль, а мы видели самый настоящий снег!

— Сегодня же напишу маме, что летела вся в снегу… Вот удивится!

— А я почему-то вспомнила дуэт из «Холопки».

— А я подумала: вот если бы то злое облако спустить на минутку сюда, на пляж…

— Какой вы счастливый, товарищ пилот! — воскликнула одна из девушек, заметив Дорохова, внимательно осматривающего свой самолёт.