Республика Шкид (сборник) - Белых Григорий Георгиевич

Другую тактику повел некий Спичка, прозванный так за свою необыкновенную худобу. Это был несчастный человек. Боевой офицер, участник двух войн, он был контужен на фронте, навеки сделавшись полуглухим, озлобленным и угрюмым человеком.

В школу он пришел как преподаватель гимнастики и сразу принял сторону начальства, до каждой мелочи выполняя предписание Викниксора и педсовета.

Он нещадно наказывал, записывал в журнал длиннейшие замечания, оставлял без отпусков.

Хороший педагог – обычно хороший дипломат. Он рассчитывает и обдумывает, когда можно записать или наказать, а когда и не следует.

Спичка же мало задумывался и раздавал наказания направо и налево, стараясь только не очень отходить от правил.

Он расхаживал на своих длинных, худых ногах по Шкиде, хмуро оглядываясь по сторонам, и беззлобно скрипел:

– Встань к печке.

– В изолятор.

– Без обеда.

– Без прогулки.

– Без отпуска.

Его возненавидели. Началась война, которая закончилась победой шкидцев.

Школьный совет признал работу Спички непедагогичной, и Спичка ушел.

Тем же кончил и Пессимист – полуголодный студент, не имевший ни педагогической практики, ни педагогического таланта и не сумевший работать среди шкидцев.

Много их перевидела Шкида.

Около шестидесяти халдеев переменила школа только за два года.

Они приходили и уходили.

Медленно, как золото в песке, отсеивались и оставались настоящие, талантливые, преданные делу работники. Из шестидесяти человек лишь десяток сумел, не приспосабливаясь, не подделываясь под «своего парня», найти путь к сердцам испорченных шкетов. И этот десяток на своих плечах вынес на берег тяжелую шкидскую ладью, оснастил ее и отправил в далекое плавание – в широкое житейское море.

Ольга Афанасьевна – мягкая, тихая и добрая, пожалуй, даже слишком добрая. Когда она представилась заведующему как преподавательница анатомии, он недоверчиво и недружелюбно посмотрел на нее и подумал, что вряд ли она справится с его буйными питомцами. Однако время показало другое. То, что другим педагогам удавалось сделать путем угроз и наказаний, у нее выходило легко, без малейшего нажима и напряжения.

Хрупкая и болезненная на вид, она, однако, обладала большим запасом хладнокровия: никогда не кричала, никому не угрожала, и все же через месяц все классы полюбили ее, и везде занятия по ее предмету пошли хорошо.

Даже самые ленивые делали успехи.

Мамочка, Янкель и Воробей – присяжные лентяи – вдруг внезапно обрели интерес к человеческому скелету и тщательно вырисовывали берцовые и теменные кости в своих тетрадях.

Ольга Афанасьевна сумела привить ученикам любовь к занятиям и сделала бы много, если бы не тяжелая болезнь, заставившая ее бросить на некоторое время Шкиду.

Гражданская война кончилась. Вступила в свои права мирная жизнь. В городе один за другим открывались новые клубы и домпросветы.

Задумались над этим и в детском доме. Свободного времени у ребят было достаточно, надо было использовать его с толком.

И вот пришла Мирра Борисовна, полная, жизнерадостная еврейка. Она пришла пасмурным осенним вечером, когда в классе царила скука, и сразу расшевелила ребят.

– Ну, ребята, я к вам. Будем вместе теперь работать.

– Добро пожаловать, – угрюмо приветствовал ее появление Мамочка. – Только насчет работы бросьте. Не загибайте. Все равно номер не пройдет.

– Почему же это? – искренне удивилась воспитательница. – Разве плохо разработать пьеску, поставить хороший спектакль? И вам будет весело, и других повеселите.

– Ого! Спектакль? Это лафа!

– Засохни, Мамочка! Дело будет! – раздались возгласы.

Работа закипела.

Подходили праздники, и поэтому Мирра Борисовна с места в карьер взялась за дело. Даже свое свободное время она проводила в Шкиде.

Сразу же подобрали пьесы. Взяли «Скупого рыцаря» и отрывки из «Бориса Годунова». Вечером, собравшись в классе, устраивали репетиции.

Япошка, разучивший два монолога царя Бориса, выходил на середину класса и открывал трагедию. Но как только монолог подходил к восклицанию:

И мальчики кровавые в глазах…

Япошка терялся. Темперамент исчезал, и он, как-то заплетаясь, заканчивал:

И мальчики кровавые в глазах…

Тогда следовал мягкий, но решительный возглас Мирры Борисовны:

– Еончик… Опять не так!..

Еончик чуть не плакал и начинал с начала. В конце концов он добился своего. В репетициях и в подвижных играх, устраиваемых неутомимой Миррой, как звали ее воспитанники, коротались долгие шкидские вечера.

Все больше и больше сближались ребята с воспитательницей и скоро так ее полюбили, что в дни, когда она не была дежурной, шкидцы по-настоящему тосковали. Стоило только показаться ее овчинному полушубку и мягкой оренбургской шали, как Шкида мгновенно оглашалась криками:

– Мирра пришла!

День спектакля был триумфом Мирры Борисовны.

Играли ребята с подъемом.

Вечер оказался лучшим вечером в школе, а после программы шкидцы устроили сюрприз.

На сцену вышел Янкель, избранный единогласно конферансье, сообщил о дополнительной программе, которую ученики приготовили от себя в честь своей воспитательницы, и прочел приветственное стихотворение:

Окончивши наш грандиозный спектакль,Дадим ему новый на смену.В нем чествуем Мирру Борисовну Штак,Создавшую шкидскую сцену.

С этого дня дружба еще более окрепла, но однажды в середине зимы Мирра пришла и, смущаясь, сообщила, что она выходит замуж и уезжает из Питера. Жалко было расставаться, однако пришлось смириться, и веселая учительница в солдатском полушубке навсегда исчезла из Шкидской республики, оставив на память о себе знакомую билетершу в «Сплендид Паласе», еженедельно пропускавшую в кино двух питомцев Мирры – Янкеля и Японца.

Таковы были эти две воспитательницы, сумевшие среди дефективных детей заронить любовь к занятиям и привязанность к себе. Их любила вся школа.

Зато Амебку Шкида невзлюбила, хотя, может быть, он был и неплохим преподавателем.

Амебка – мужчина средних лет, некрасиво сложенный, с узким обезьяньим лбом – был преподавателем естествознания. Свой предмет он любил горячо и всячески старался привить эту любовь и ученикам, однако это удавалось ему с трудом. Ребята ненавидели естествознание, ненавидели и Амебку.

Амебка был слишком мрачный, склонный к педантизму человек, а Шкида таких не любила.

Идет урок в классе.

Амебка рассказывает с увлечением о микроорганизмах. Вдруг он замечает, что последняя парта, где сидит Еонин, не слушает его. Он принимает меры:

– Еонин, пересядь на первую парту.

– Зачем же это? – изумляется Япошка.

– Еонин, пересядь на первую парту.

– Да мне и здесь хорошо.

– Пересядь на первую парту.

– Да чего вы привязались? – вспыхивает Японец, но в ответ слышит прежнее монотонное приказание:

– Пересядь на первую парту.

– Не сяду. Халдей несчастный! – озлобленно кричит Еонин. Амебка некоторое время думает, потом начинает все с начала:

– Еонин, выйди вон из класса.

– За что же это?

– Выйди вон из класса.

– Да за что же?

– Выйди вон из класса.

Еонин озлобляется и уже яростно топает ногами. Кнопка носа его краснеет, глаза наливаются кровью.

– Еонин, выйди вон из класса, – невозмутимо повторяет Амебка, и тогда Японец разражается взрывом ругательств:

– Амебка! Халдей треклятый! Чего привязался, тупица деревянная!

Амебка спокойно выслушивает до конца и говорит:

– Еонин, ты сегодня будешь мыть уборные.

На этом обе стороны примиряются.