Риф Скорпион (Сборник) - Артур Омре

Доктор Гюндерсен ни о чем таком не слышал. И в истории болезни Холмгрена ничего такого не значилось.

Почтмейстер стоял на своем. Сказал:

— Раз уж дело такое серьезное, могу сообщить, что Холмгрен получал по почте лекарства из-за границы, через какой посылторг — теперь не припомню. Одна упаковка была повреждена в пути, я привел ее в порядок и увидал, что в ней лежал какой-то препарат ртути.

9

Между полицией Осло и полицией Парижа, Копенгагена, Брюсселя завязалась обстоятельная переписка. Терпеливый Вебстер прикладывал фотографии, четкие снимки Холмгрена и других добропорядочных обитателей заводского поселка. Пузырек с тумбочки Холмгрена давно был отправлен ценной посылкой в Париж.

Фирма доложила, что производство данного снотворного началось позапрошлой зимой. Из чего Вебстер заключил, что Холмгрен вполне мог приобрести его в Париже, когда был там в последний раз в мае прошлого года. Ибо, по сведениям той же фирмы, на внешний рынок это снадобье поступило намного позднее, в Скандинавию — уже после смерти Холмгрена.

После освобождения Стефансена Вебстер постепенно прикипел душой к делу Холмгрена. Среди дел, которыми он занимался в это время, первенство явно принадлежало этой загадке. Как ни крути — не мог же Холмгрен съесть пропавшие деньги.

Однако это не означало, что Вебстер ринулся в бой очертя голову. Он по-прежнему трудился не спеша. Расхаживал с суровой улыбкой на лице, продолжал развивать свое пристрастие к хорошей трапезе. Он стал гурманом. Так уж он был устроен — становился гурманом, когда его особенно увлекало какое-то дело. Даже собственная лысина раздражала его меньше обычного. Он мог целыми днями не думать о том, что лишен шевелюры.

Вот он сидит в ресторане «Энгебрет» на Банковской площади. Внезапно его массивная голова поднимается над газетой в левой руке, а правая рука накалывает на вилку лакомый кусочек, который он принимается жевать чуть ли не с религиозным благоговением.

— М-м-м. Итак, Стефансен невиновен, никакого сомнения.

Перед мысленным взором его проходила череда собеседников. Фру Стефансен, фрекен Энген, Арвид Стефансен, другие. Они говорили. Он слушал их голоса, слушал внимательно, почти забывая о еде.

— М-м-м? Кажется, тут фальшивая нотка?

Снова и снова в уме повторялись слова, объяснения.

«Ну-ка? Почему вы выразились именно так? Что вы, собственно, за человек? Что для вас деньги Холмгрена и он сам?»

Приглядимся поближе к биографии каждого действующего лица, например фру Стефансен… Вебстер собрал кое-какие сведения. Приступая к следствию, он, как правило, начинал с того, что тщательно изучал жизненный путь человека начиная с колыбели.

Интересный человек фру Стефансен, сильная особа, красивая женщина, за внешней сдержанностью явно кроется пылкая натура. Сорок три года. Родилась в Шеберге. Отец — наполовину цыган из рода Россов, мать — ядреная крестьянка, оставившая родных и друзей ради мужчины, которого боготворила. Она рано погибла, и маленькую Анину Росс удочерили простые люди, добрые и трудолюбивые. Глава семьи плотничал, его жена шила. Анина получила отличное воспитание, училась в хороших школах. Росла в семье у людей, которые не воровали и не лгали, никому не причиняли зла.

С десятилетнего возраста пользовалась бешеным успехом у парней. В шестнадцать лет обручилась с Холмгреном, но два года спустя предпочла ему более кроткого, симпатичного Стефансена. Они поженились почти сразу. Холмгрен оставался другом семьи, часто их навещал, и знающие люди утверждали, что это была чистая дружба, хорошие товарищеские взаимоотношения. Холмгрен стал крестным отцом двух детей Стефансена.

Спрашивается: почему все-таки Анина Росс оставила более волевого Холмгрена? Влюбилась в Стефансена? Возможно, а впрочем, кто его знает. Никто не мог внятно ответить на этот вопрос. Фру Стефансен ни с кем не делилась своими мыслями. В ту пору Холмгрен еще не стоял твердо на ногах. Стефансен происходил из «более добропорядочной» семьи, и перед ним как будто открывались более широкие перспективы.

Вебстер снова и снова прокручивал в уме все обстоятельства. Если она, оставляя Холмгрена, и впрямь руководилась расчетом, трудно приписывать ей идеализм в поведении и взглядах. Одно не вызывало у Вебстера сомнения: брак со Стефансеном не был таким уж счастливым. Разговаривая с ней и ее сыном, он ощутил, что она смотрела на Стефансена несколько свысока, тогда как явно восхищалась Холмгреном. Конечно, восхищение не обязательно влекло за собой влюбленность.

Но все же. Если представить себе, что в восемнадцать она влюбилась в Стефансена и вскоре разочаровалась в нем, после чего в ней вновь проснулось чувство к Холмгрену? Вебстер не исключал такую возможность.

Он кивнул про себя, воткнул вилку в шампиньон, вымоченный в вине. Пробормотал:

— В таком случае она не выдала бы себя ни за что на свете, разве что лишь перед самим Холмгреном.

Ну а фрекен Энген? Женщина, способная на сильное чувство, более сентиментальная, чем фру Стефансен, покрепче телом, попроще душой, менее загадочная. Дамы недолюбливают друг дружку. Что ж, мало ли какие могут быть причины.

Вебстер решил возможно скорее поговорить с фрекен Энген, нажать посильнее. С суровой улыбкой на лице он поднялся по Церковной улице, пересек по диагонали Большую площадь, прибавил шагу курсом на полицейское управление. Обнаружил на своей конторке очередное послание парижской полиции, отдал срочно перевести и сел читать письмо от шведского друга Холмгрена — господина Сёдерлюнда, которому Вебстер посылал запрос по адресу, значившемуся в записной книжке Холмгрена.

Господин Сёдерлюнд, специалист по пиломатериалам, служащий фирмы Петера Крага в Париже, сообщал Вебстеру важные сведения о парижских визитах своего друга Холмгрена. Он благодарил Вебстера за обращение к нему и считал своим долгом поделиться с полицией всем, что ему было известно, прося не предавать огласке его помощь следствию. И он решительно утверждал, что Холмгрен не мог покончить с собой, во всяком случае по собственной воле.

Сёдерлюнд был знаком с Холмгреном много лет. Каждую весну они встречались во французской столице. Почти каждый день ходили куда-нибудь вместе, весело проводили время в обществе группы скандинавов, но иногда развлекались вечером порознь. Холмгрен оставался в Париже около трех недель. Он был живой, жизнерадостный, сильный, но умел держать себя в узде.

Сёдерлюнд сообщал, что Холмгрен никогда не употреблял снотворного, он не нуждался в нем. И во время последней поездки в Париж тоже ничего такого не принимал. Он засыпал, как ребенок, как только ложился в постель. Непонятно, каким образом в старом доме Холмгрена мог очутиться пузырек с французским снадобьем.

Холмгрен обычно покупал средство для ращения волос и разную мелочь в аптеке по соседству с гостиницей на Монпарнасе. Его там знали хорошо и подтвердили, что он не брал снотворное. Это средство отпускают только по рецепту, и полиция строго следит за соблюдением этого правила. Рецепты сохраняются, покупатель обязан расписаться в особой тетради. (Французская полиция уже сообщала Вебстеру, что Холмгрен не покупал пузырек со снотворным в мае прошлого года.)

Если Холмгрен вложил деньги в какое-то дело, Сёдерлюнд должен был знать об этом. Холмгрен приезжал в Париж отдыхать, из всех дел его интересовал только завод под Фредрикстадом в Норвегии. Сёдерлюнд признавал, что у Холмгрена было много знакомых дам, они ему нравились и отвечали взаимностью. Однако он не думал обзаводиться семьей, пока не перевалит за пятьдесят лет. У Сёдерлюнда осталось впечатление, что когда-то Холмгрену сильно не повезло в любви.

Дальше в письме Сёдерлюнда следовали поразительные сведения. Он писал:

«По поводу фру Саген. Но стану скрывать, что прошлой весной Холмгрена навестила в Париже одна норвежская дама. Она приехала шестого мая прямо из Норвегии, оставалась здесь пять дней, потом вернулась на родину. Холмгрен взял с меня слово, что я никому не скажу об этом, но я считают своим долгом информировать полицию. Это была привлекательная дама, для меня и для гостиничной администрации — фру Саген, но я почти сразу узнал ее по одной давней фотографии, с которой Холмгрен не расставался. Он и не стал скрывать, что она — его бывшая любовь. У них не было условлено встретиться в Париже, его чувство к ней успело остыть. Убежден, что он говорил правду. От былой страсти ничего не осталось. Он избегал оставаться с ней наедине. Мне показалось, что она не очень счастлива. Перед самым отъездом она взяла с меня обещание, что я никогда не выдам ее. Очевидно, допускала, что я могу приехать в Норвегию и навестить Холмгрена. Ее звали Анина Стефансен, она была замужем за кассиром Холмгрена».