Чёрный дождь - Масудзи Ибусэ

Облик города был здесь иной. Непрерывно проносились набитые ранеными грузовики. Проехала машина с офицерами. Проползла тележка с тяжелоранеными, которую раненые же толкали перед собой. Беженцы мало чем отличались от тех, которых я видел на железнодорожной насыпи и на плану. Многие шли пешком, опираясь на обломки досок или бамбуковые палки. Шли молча, не взывая о помощи. Шли медленно, не пытаясь даже бежать. Да и куда было спешить — разве что на тот свет? Особенно запомнился мне безногий калека: перебирая руками рычаги своей тележки, он быстро продвигался вперед, не обращая внимания на обгоняемых им раненых.

Миядзи брел, держась за ограду дома, где помещалось местное управление монопольной торговли. Доковыляв до трамвайных путей, он прислонился к стоявшему на рельсах вагону и стал тихим голосом просить воды. К этому времени я тоже смертельно устал. Мне казалось, что я теряю сознание. С большим трудом вскарабкался я на площадку трамвая. Миядзи присел на подножке. В вагоне сидели дети: маленький мальчик, который, по-видимому, лишь недавно начал самостоятельно ходить, девочка лет семи-восьми и школьник, судорожно сжимавший в руке ракетку для игры в пинг-понг. Я вытащил салфетку из своего индивидуального пакета, набросил ее на кровоточащий плечи Миядзи и завязал концы на шее. Получилось что-то вроде белого платка.

— Хотите, я смажу вам плечи ментоловой мазью,— предложил я Миядзи, вытаскивая баночку из санитарной сумки, где хранились индивидуальные пакеты.

Миядзи отрицательно покачал головой и еще раз попросил воды.

— Взгляните,— неожиданно вскричал он, протягивая руку,— что там творится!

Над центром города взметнулся огненный смерч. Казалось, он вобрал в себя все пламя, весь дым бесчисленных пожаров и, вознесясь высоко в небо, расплылся наверху в многослойную тучу, а вокруг него крутились, опускаясь на землю, странные клубки пламени. Это падали пылающие деревянные доски и балки, поднятые вихрем.

Хотя ветер не менял направления, огненные языки над крышами метались то в одну, то в другую сторону. Они лизали стены и окна, перебрасываясь с дома на дом.

— Огонь вползает в окна и двери, как змея,— произнес Миядзи дрожащим голосом.— Загорелся уже универмаг Фукуя!

Пожар распространялся волнами, поглощая крупные здания — универмаг, контору электрокомпании Тюгоку, газетное издательство, муниципалитет. Обыкновенные деревянные домики он проглатывал целыми десятками. И всякий раз из окон вымахивали длинные языки огня. Внезапно — должно быть, переменился ветер — над городом взлетел большой сгусток пламени. Сначала он походил на веретено, затем округлился в шар. На наших глазах этот шар взорвался и вся масса огня понеслась вверх. Я прижал руку к груди. Сердце билось ровно. Должно быть, чувства мои притупились настолько, что я перестал испытывать страх. Только подумал: сейчас меня завалят обломки, и все кончится.

— Пойдемте домой, Сидзума,— предложил Миядзи, поднимаясь с подножки.

Выходя из трамвая, я заметил, что сидевшие в нем дети куда-то скрылись.

С берега реки я увидел свой дом. Он был цел. Значит, огонь до нашего квартала еще не добрался. Только в отдалении виднелся поднимавшийся к небу столб дыма. Силы внезапно покинули меня, и я тихо опустился на землю. Одноэтажный дом моего соседа был загорожен более высокими зданиями, и обеспокоенный Миядзи сказал:

— Извините меня, Садзума, я пойду побыстрее. Боюсь, как бы не загорелся мой дом.

С этими словами Миядзи заковылял к мосту Миюки. (Я, слышал, что на следующий день он умер.— Из поздних записей.)

Передохнув немного, я пошел вслед за ним. Дойдя до середины моста, я вдруг обратил внимание на отсутствие перил. Гранитные тумбы, поддерживавшие, с промежутком в два метра, перила с северной стороны, валялись на мосту, а те, что стояли на южной стороне, свалились в реку. А ведь тумбы были не такие уж маленькие — квадратный фут у основания, а вверху и того больше.

Перебравшись через мост, я поспешил к спортивной площадке университета, где меня должна была ждать жена. Сквозь толпу многочисленных беженцев я пробрался к бассейну и там-то наконец увидел Сигэко. Она сидела на противоположной стороне. За плечами у нее был рюкзак, ноги прикрыты одеялом. Я быстро напился, зачерпывая пригоршнями воду из бассейна, и поспешил к жене. Перед уходом из дома я предупредил ее, чтобы она взяла с собой не чемодан, а рюкзак; так ей будет легче проталкиваться сквозь толпу. И посоветовал ей занять место поближе к бассейну: в случае пожара можно броситься в воду. Все мои советы Сигэко выполнила в точности. Она сидела у бассейна, положив к ногам котел для варки риса и сковородку.

— Ты не ранена? — спросил я.

— Нет,— ответила она, взглянула на мою щеку и не добавила ни слова.

— Как дом? — спросил я спустя несколько минут.

— Покосился, но стоит.

— Пожара не было?

— Загорелась верхушка сосны в саду, но огонь был высоко, и я ничего не могла сделать.

— С Ясуко, должно быть, все в порядке. Ведь мы вовремя отправили ее в Фуруэ.

— Надеюсь, она в безопасности.

— Есть хочешь?

— Нет, я не голодна.

— Как наши соседи?

— Как только все это началось, я сразу побежала сюда! Кроме Нитта, никого не видела.

Жена была в таком состоянии, что я прекратил расспросы и сказал, что схожу посмотреть, все ли у нас в порядке.

— Пока не вернусь, никуда не уходи, жди меня здесь,— сказал я и отправился к нашему дому.

Верхушка сосны потухла. Зато загорелись подборки телеграфного столба. Я сбил пламя бамбуковой метлой.

Дом наклонился градусов на пятнадцать к юго-востоку. Ставни на втором этаже сорвало. Весь пол в гостиной был усыпан осколками стекла. Здесь, как и во всех других комнатах, раздвижные перегородки перекосились и намертво застряли в пазах. Летняя кухня нашего соседа Хаями вдавилась в нашу ванную. В бочке, заполнявшейся обычно теплой водой, оказались чашки, ковши, палочки для еды и решетка для углей. К стенам предбанника, где мы снимали одежду, прилипли листья испитого чая, какие-то соления, остатки еды, очевидно сваренной в сое. На полу валялась сушеная каракатица: по-видимому, она попала сюда из дома Хаями. Я хотел было пожевать ее, но потом спрятал в сумку, где у меня хранились индивидуальные пакеты. «Не для того, чтобы набить себе утробу, а на память»,— сказал я самому себе.

Зайдя в чайную комнату, я напился холодного чаю и стал искать в аптечке какую-нибудь мазь, чтобы смазать щеку, но ничего подходящего не нашел.

Большое трюмо разбито вдребезги. Со стены на меня смотрел листок календаря с надписью: «Никогда не унывай!»

ГЛАВА VI

На следующее утро к Сигэмацу зашли Сёкити и Асадзиро. Одеты они были по-дорожному, у каждого в руке саквояж. Друзья рассказали Сигэмацу о своем намерения построить садок для выращивания карпов. На этот раз они решили сами выводить мальков из икринок, а потом выпускать их в большой пруд Агияма.

— Я узнал, что карп начинает метать икру на восемьдесят восьмой день,— сказал Сёкити,— когда вода становится достаточно теплой. Мечет он икру до июля, а иногда даже до августа, если не холодно. Мы едем на рыбоводческую ферму, чтобы немного подучиться.

— Да, мы едем на ферму,— подтвердил Асадзиро, а когда подучимся, вернемся и начнем строить садок. Дело решенное. Если хочешь, присоединяйся к нам.

Сигэмацу тут же дал согласие.

«Чтобы изучить все тонкости, им потребуется дня три-четыре, а я за это время постараюсь переписать дневник»,— подумал он.

Сёкити и Асадзиро простились и с тяжелыми саквояжами в руках быстро зашагали к остановке, надеясь попасть на первый автобус. Глядя на них, никто бы не поверил, будто они больны лучевой болезнью.

Сигэмацу решил, что и ему не пристало вешать нос, и с новыми силами приступил к переписке дневника...

Я подошел к небольшому бассейну, который был вырыт у нас в саду за домом. На воде плавали зонтик и противомоскитная сетка.

Каждый вечер после ужина я клал на край бассейна доску с посудой, котлом для варки риса и некоторыми другими вещами. В случае неожиданного воздушного налета достаточно было приподнять доску, и все, что на ней лежало, соскальзывало в воду. Сигэко знала об этой процедуре, но впопыхах скинула в бассейн зонт и противомоскитную сетку, забыв их затопить. Я подобрал у разрушенной ограды несколько кирпичей и положил их на сетку и зонт. Особенно тщательно я затопил сетку, чтобы она, не дай бог, не всплыла. Вещь дорогая, и по нынешним временам ее вполне можно обменять килограммов на десять риса.

Осматривая бассейн, я заметил в углу под листьями алоэ большого дохлого карпа и несколько плотвичек, плавающих брюхом кверху. Так оставлять их нельзя: весь бассейн с вещами пропахнет тухлой рыбой. Я тут же вытащил рыб — животы у них были вздутые, жесткие — и бросил их к забору.