ПРАВОСЛАВНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ: святоотеческий курс врачевания души - Ирофей Влахос

В частности, епископ, который передает благодать христианам, чтобы они могли соделаться истинными диаконами и пресвитерами, «движим Богом ко всем священнодейственным таинствам» (PG. Т.3. Col.512 – гл.5). И, конечно, Моисей не возвел бы своего брата Аарона «в совершение священства», «если бы, подвигнутый тайносовершителем Богом, не осуществил бы его как святитель» (там же).

Поэтому, согласно святителю Дионисию Ареопагиту, выражающему церковное предание, епископ является прежде всего осведомленным в духовной жизни, боговидцем, имеющим опыт своего собственного обóжения. Поэтому «божественный чин архиереев есть первый из боговидческих чинов; и он же является предельным и крайним» (PG. Т.3. Col.505 – гл.5). Святитель – это плод обóжения, ибо он испытал это обóжение сам и помогает христианину в его пути к обóжению по благодати. «От святителя же его сущность, подобие и чин требуют, чтобы сам он совершенствовался в божественном, испытывал обóжение и передавал нижестоящим, сообразно достоинству каждого, частицы собственного священного обóжения» (PG. Т.3. Col.372 – гл.2). Называющий кого-либо святителем имеет в виду, что тот является «боговдохновенным и божественным человеком, обладающим всем священным знанием, в котором и в точности по образцу которого совершается и познается вся иерархия» (PG. Т.3. Col.375 – гл.3). Святитель со всеми своими достоинствами и недостатками «удерживает неизменной умную часть боговидного состояния» (PG. Т.3. Col.401 – гл.5). Таким образом, святитель, плод очищения и просвещения, – это боговдохновенный муж, достигший совершенства (обóжения) и, следовательно, направляемый непосредственно Богом. Это «уста истины», человек, сидящий «во образ и на месте Христа».

Мы не можем удержаться от искушения привести характерное высказывание святителя Дионисия Ареопагита, согласно которому боготворящие лучи достигают наиболее подобных Богу людей, которые, будучи как бы прозрачными, способны быть причастниками света и передавать его. А те, кто видит Бога, должны показать священникам «щедро, но соразмерно способностям каждого... открытые им священные и божественные образы». Кроме того, посвящать в святительские дела – это занятие людей, «как следует посвященных совершительным знанием во все божественные дела своей иерархии», удел тех, кто приобрел «совершительную способность посвящения» (PG. Т.3. Col.504-505 – гл.4). Это значит, что достичь более высокого положения можно, только достигнув личного совершенства, и, наоборот, более высокое положение занимает боговдохновенный, на опыте познавший Бога человек.

Вот каковы были подлинные качества христиан, возвысившихся в звание священства. Им следовало пройти три названных этапа, чтобы удостовериться в том, действительно ли они исцелены и могут ли лечить народ Божий. Из этого ясно видно, что епископ, пресвитер и диакон не просто участники богослужения, долженствующие совершать таинства, но духовные врачи, помогающие народу очиститься, принять освящение и перейти к общению с Богом. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет, что человек может приступить к служению «чистой, святой и непорочной Троице в чистоте совести сердца», если он познал Христа, принял Духа «и приведен ко Отцу Сими Двумя» (SC. Т.174. P.98-100).

Таким образом, вступление в священство может осуществляться только по Божию призванию. И призвание это заключается не в одном только отвлеченном ощущении, что Господь призывает избранника служить народу Божию, но в уверенности его, через свое собственное преображение, что он может окормлять народ. Окормление же народа заключается прежде всего в его лечении. Ведь без исцеления человек не может достичь Бога и увидеть Его так, чтобы это лицезрение стало для пего светом просвещающим, а не поядающим огнем. «И если, быв призван, вступил ты в благодатный премирный чин божественного священства...» (Преп. Феогност. Добр. Т.3. С.391) Если же человек не чувствует этого призыва свыше, то есть еще не исцелен, то «бремя это будет очень тяжко, как носимое не по достоинству и свыше сил» (Добр. Т.3. С.391).

Часто говорят об апостольском предании и апостольском преемстве, имея в виду последовательность рукоположений. Конечно, нельзя отрицать, что существует и такое преемство. Но в то же время нельзя сомневаться и в том, что апостольское преемство – это не просто череда рукоположений, но предание всей жизни Церкви. Апостолы, а впоследствии отцы передавали не просто благодать священства, но Самого Христа и всю жизнь во Христе. Они рождали. Поэтому епископ обладал и обладает даром истины. Профессор Иоанн Романидис замечает:

«Основанием апостольского предания и преемства было не самое возложение рук, но сопутствовавшая ему передача из поколения в поколение целительного предания просвещения и обóжения. Поместный и епархиальный собор составлялись благодаря единству истинных целителей, исключению из клира лжеученых и лжепророков, делавших вид, что обладают дарами, и сохранению паствы от шарлатанов-еретиков. Важнейшей частью рукоположения было избрание и испытание кандидата»29.

На этом зиждилась Церковь. В частности, относительно избрания епископов существовало принципиальное правило избирать их из монашеского чина, поскольку монашество – это школа врачевания, откуда могли выходить знающие врачи, способные лечить людские немощи.

Епископ Диоклийский Каллист Вэар пишет, что «один только из двадцати „главных“ монастырей (вероятно, имеется в виду Великая Лавра на Афоне) дал миру 26 патриархов и 144 епископа. Это позволяет судить о значении Афона для Православной Церкви»30.

Преподобный Никодим Святогорец, описывая этот святой церковный обычай в предисловии к своему «Назидательному руководству», пишет:

«О, сколь счастливыми и золотыми веками были те, когда в Святой Церкви Христовой жил исключительно прекрасный обычай избирать из честного монашеского строя всех тех (за исключением некоторых, которые по избытку своей добродетели возвысились над народом непосредственно из мирян), кому предстояло взойти на высшие престолы священства и принять в свои руки заботу о душах. Ведь именно о таком обычае сообщают деяния собора в Святой Софии; Кесарийский же и Халкидонский соборы ответили местоблюстителю папы Иоанна так: На Востоке не становится ни епископом, ни патриархом тот, кто не из монашествующих»31.

Конечно, не вся история Церкви предстает в столь розовом свете. Были случаи, когда об этой истине забывали, и тогда народ находился во тьме невежества. Люди не знали ни о существовании лечения, ни о том, как оно совершается, поскольку некому было научить их этому. Уже в IV веке Исидор Пелусиот говорил об отличии пастырей прошлого от современных ему. «Тогда, – пишет он, – пастыри умирали за овец, теперь же они сами режут их». После этого он пишет следующее:

«Прежде в священство вступали любители добродетели, ныне же – сребролюбцы; прежде – те, кто избегал этой власти из-за ее величия, ныне же – прибегающие к ней с наслаждением; прежде – те, кто украшался добровольным нестяжанием, ныне – отличающиеся таким же любостяжанием; прежде – имевшие перед глазами божественное судилище, ныне же – вовсе не принимающие его во внимание; прежде – готовые терпеть удары, ныне же – их наносить. Но что говорить много? Итак, звание, как кажется, превратилось из священства в тиранию, из смирения в гордость, из поста в роскошь, из управления в господство: ибо они считают достойным не распоряжаться имением, как управители, но присваивать его, как владыки...»32.

Профессор отец Иоанн Романидис, автор исследования на данную тему, пишет об утрате этого православного предания:

"Однако с течением времени не удавалось повсюду находить обóженных или хотя бы просвещенных людей для рукоположения во епископов и пресвитеров. Если же они и были, их не всегда желали избиратели. Многократно предпочтение оказывалось просто хорошим и нравственным людям, которые, однако, не знали традиционного лечения через просвещение и обóжение. Следовательно, появляются епископы, которые в прошлом остались бы простыми мирянами, поскольку не имели Святого Духа, Который непрестанно молился бы в их сердцах. Так объясняет это Симеон Новый Богослов.

Преподобный Симеон призывал восстать против описанного им состояния, чтобы на центральное место в Православии вернулась целительная миссия Церкви, а иерархией вновь овладел отеческий исихазм (ησυχασμός), как предусмотрено у Дионисия Ареопагита. Руководствуясь отеческим исихазмом, Церковь и народ продолжали жить и после распада империи, поскольку отеческое лечение, описанное нами, давало им силу сопротивления в нелегкие времена арабского, латинского и турецкого владычества...